Сначала на востоке проступила бледно-синяя кромка горизонта, потом небо над бурой землей начало светлеть, приобретая молочно-кремовый цвет.
В эту ночь не спали не только Парамонов с Абдрахманом. Кроме младенцев, спавших в колыбельках, никто не коснулся подушки.
Вначале все робели, прятались по домам, но затем осмелели, набросились на солдат, карауливших загон, и отняли своих коней.
Утром все собрались возле дома, где были заперты арестованные. Люди хотели при свете посмотреть на связанного офицера. Но в этом доме офицера и хорунжего не было. Парамонов велел их запереть отдельно.
Один из стариков тронул за руку Сороку и, указав кивком головы на чулан, где были заперты солдаты, спросил:
– Сидят? Смирные?
– Чудной ты, дидко. Яки ж воны будут? В германскую мы с Ваней ефрейтора немецкого в мешок посадили. Тоже был дюже смирный, смирней теленка.
– Мм… – пошамкал дед. – А много их?
– Чертова дюжина.
– Мм… Порядочно. Наверно, и атаман с офицером тут? – допытывался старик.
– Ты як дите малое, дидко. Солдата без офицера не бывает. Белов и хорунжий в чулане у Ивана. А с ними еще один солдат.
– Мм… стало быть, к тринадцати еще три…
– Да двое втикли, дидко.
– Мм… И места подходящего нету, держать то есть их негде…
– Это дело ума председателя, дед…
Их беседу прервал Парамонов. Он поднялся перед собравшимися на крыльцо и сказал:
– Граждане трудящиеся! – рубанул ладонью воздух и продолжал: – Сегодня ночью наша боевая дружина выступила против насилия буржуев и захватила отряд офицера Белова. И впредь мы не подпустим белых казаков к деревне… Товарищи трудящиеся крестьяне! Сознательные граждане! Записывайтесь в боевую дружину. Ваше имущество некому защищать, кроме вас самих. В соседних деревнях тоже организуются дружины. Да здравствует союз рабочих и крестьян!
– Мм… А что такое дружина? – спросил старик.
– Люди, – ответил кто-то из толпы. – Понял? Ежели, к примеру, тебе, дед, дать оружие, то ты будешь дружинник. Ну как, запишешься?
Старик пошамкал в раздумье и спросил:
– А с кем воевать-то?
– С буржуями! – ответил Парамонов. – Понятно, старина?
Толпа зашумела, послышались возгласы одобрения:
– Отбили коней, молодцы.
– Фургоны не отдали.
Из толпы вышел Савенко. Оглядел всех и сказал:
– А если глубже заглянуть в дело? Неладно мы поступили, сельчане. Как бы расплачиваться не пришлось.
– Мм, – зашамкал старик.
– Не наводи-ка ты тень на плетень, Савенко, – ответил Довженко.
– Я и не навожу. Все думают так. Мы простые крестьяне. Не казаки и не киргизы. И мы никого не трогаем. Верно я говорю, дед Елисей? Это дело еще надо обмозговать. – Он прокашлялся и поглядел на Кисляка: – А ты, Кисляк, за главного в селе. Ты будешь отвечать за село. А ты знаешь, как казак рубит шашкой? Первой слетит твоя башка. А за ней и другие головы найдут вечный покой в кустах Теренсая.
Кисляк молчал.
Старик Елисей тяжело вздохнул и опустил голову.
Парамонов беспокойно оглянулся на Довженко и Абдрахмана.
– Панику сеешь, – ответил Довженко. – Кроме хлеба, коней и фургонов Белов еще людей требовал. Сколько он велел собрать? – обратился Довженко к Кисляку.
– Всех трудоспособных, – ответил Кисляк.
– Вот видишь. Выходит, по-твоему, мы должны пойти рыть окопы для казаков? Им скоро конец. Сзади у них Чапай, с Самары идет Четвертая армия. Казаки не знают, куда спрятаться. А мы пойдем рыть себе могилы? Чепуху ты говоришь, Савенко. Сам трусишь и других пугаешь.
– Тебя, Довженко, мы весной избрали председателем, – повысил голос Савенко. – Если ты крепок, почему не удержал правление в своих руках? Почему сбежал и спрятался от казаков? Хитрый. Сам скрываешься в сторонке, спасаешь свою голову, а голову Кисляка подставляешь под казачью саблю. Или твоя жизнь дороже других? Знаем, чем кончится твоя хитрость: селу – пожар, людям – пули.
Несколько человек вполголоса поддержали Савенко.
– Если в деревню придет казачья сотня, – уныло сказал кто-то, – от нас перья полетят.
– Не дай господи.
– И малого и старого – всех перерубят.
– Сельчане! – крикнул Довженко. – Поймите, что мы – сила. Если все вместе встанем, то и казаки с нами ничего не смогут сделать.
– Это все пустые слова.
– Ведь народ поднялся на борьбу, Савенко.
– Твоя борьба – всех под пули, самому в кусты!
– Ты действуешь как провокатор, Савенко.
– Ты сам провокатор.
Парамонов вытянул шею и замахал руками.
– Стойте! – закричал он. – По-твоему, не следует бороться?
– Иди к своим заводским, агитируй их, – зло ответил Савенко. – А мы живем здесь. Казачий атаман с нас спросит, нас и расстреляет. А ты в бегах. Тебя он не словит.
Сельчане уважали грамотного и бойкого на язык Савенко и прислушивались к нему.
– Давай-ка лучше не будем спорить, а посоветуемся, – обратился к нему Абдрахман. – Мы и думаем о том, чтобы вооруженной силой встретить карателей, если они сюда сунутся. Так что зря не пугай. Или ты, может быть, жалеешь, что мы отбили коней, хлеб и фургоны, что не дали угнать людей? Хочешь, чтобы весь этот народ был голый и голодный?
– А ты, киргиз, молчи, – грубо оборвал его Савенко. – Киргизы хотят выселить всех русских и жить тут сами. А нам не нужно киргизского правительства. Понятно?
– Понятно, – подступил к нему Белан, сжав кулаки. – Это контра. Я его понял полностью.
– Дурак безграмотный, – спокойно ответил Савенко. – Ты за три года выучил только два слова: революция да контрреволюция, и то не до конца.
– Ах ты… Я сейчас тебя зарублю…
Ивана едва удержали сильные руки товарищей.
– Не горячись, Иван, – сказал Парамонов. – Все слышали, что ему никакая власть не нужна. Только ложь все это. Он хочет стравить Парамонова и Кисляка, Белана и Айтиева. Царь или толстопузый бай даст ему свободу? Пусть ждет. А у нас один путь – с оружием в руках поддержать Советы. Всем известно, сколько деревень передушил Белов. Ему с хорунжим одна дорога. А солдат отпустим, они обмануты, пусть идут к себе домой и не воюют с народом.
Все одобрительно закивали.
Савенко выбрался из толпы и пошел прочь.
– А этот получит благодарность атамана! – крикнул ему вслед Белан.
Глава вторая

1
По дороге от Анхаты на Теректы ехали трое. Байес и Хажимукан – в телеге. Хаким сидел верхом.
Когда уже вдали показался поселок, пронесся шумный, но непродолжительный дождь. Мягкая дорожная пыль сразу стала похожа на шершавое решето.
Когда в воздухе засверкали быстрые струйки, Хаким снял свою мерлушковую шапку и расстегнул ворот рубахи, подставив дождю грудь.
От приятной влаги стало легко дышать, с пахнущим водой ветром, казалось, унеслась прочь усталость.
Хаким с наслаждением дышал всей грудью. Знойный воздух степного полдня, будто испуганный шумом и блеском дождевых струй, поспешно уползал куда-то в степь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221