Я тебя, двуногого верблюда, на всю жизнь искалечу.
Хэнк тоже понял, что иногда молчание дороже золота и слова дешевле серебра. Произведя на нас должное впечатление, сержант Лежон заявил, что нас вольют в седьмую роту… и поделом ей, этой подлой роте. Потом вдруг заревел:
- Смирно! Направо… Ряды вздвой… Правое плечо вперед… - и с жадностью осматривал наш эшелон, ожидая, что кто-нибудь ошибется. Но никто не ошибся, мы двигались, как гвардейцы. Не понимавшие французского языка, механически подражали понимавшим. Взвод перестроился безукоризненно, и лицо сержанта Лежона омрачилось.
- …Шагом… марш! - закончил он, и мы пошли.
Через плац мы прошли в склад, где каптенармус седьмой роты выдал нам наше обмундирование: два комплекта строевой формы, белое рабочее платье, белые полотняные гетры, белье, синий матерчатый пояс, тряпки и мазь для чистки винтовок и пуговиц, мыло и полотенце. Носков мы не получили. В легионе их не носят.
После осмотра полковым адъютантом нас погнали в казарму. По лестницам и длинным коридорам огромного здания нас развели по различным помещениям. Мои братья и я, Хэнк и Бедди, Болдини, Мари, Сент-Андре, Вогэ и Глок были назначены в одну комнату, огромную, с высоким потолком, чистую и хорошо провентилированную. В ней стояло около тридцати кроватей. Там находилось несколько легионеров, занятых чисткой поясов и подсумков.
- Привел желторотых, - сказал пришедший с нами капрал, обращаясь к этим людям. - Покажите им что к чему… Как укладывать обмундирование, стелить постель, делать походную связку - все… Не выпускайте их на улицу, пока не научите их отличать сапоги от фуражки.
- Слушаюсь, капрал, - ответил один из них и, когда капрал ушел, изменив тон, добавил: - Черт бы их драл, всех желторотых. Приехали на дачу, нечего сказать. Изволь из-за них терять время… Ладно, вы за это поставите нам вина… ну живее, начнем и покончим, а потом в кабак…
- Замолчи, - сухо ответил ему Болдини. - Щенок годовалый. Тоже воображает себя солдатом. Я был легионером и дрался на Мадагаскаре и в Марокко, когда тебя еще шлепали в приюте.
- Черти, дьяволы, домовые и лешие, - закричал вдруг один из легионеров. - Ведь это Болдини… Болдини вернулся! - И, захохотав, упал на кровать.
- Погоди, пока я стану капралом, друг Брандт, - сказал Болдини. - Тогда ты у меня посмеешься погромче.
Но Брандт не хотел ждать, он ревел, хохотал и катался по кровати. Возвращение Болдини почему-то казалось ему очень остроумной шуткой.
- Эй, Колонна, Шварц и Хефф, возьмите пятерых в обучение, а я займусь остальными, - сказал Болдини и повел нас к нашим койкам.
Он показал нам, как складывать обмундирование и укладывать его на полке в головах кровати в аккуратную небольшую кучку.
- Так, - сказал он. - Начните с этого. Связка должна быть в локоть длины. Понятно?
И мы стали складывать свое имущество так, как это сделал он, и укладывать стопками на полке. Никаких ящиков или мешков нам не полагалось.
После этого мы получили первый урок чистки винтовок и обмундирования. Затем нас свели вниз в огромную бетонную прачечную и показали, где нам стирать наше рабочее платье. Потом нас немедленно отвели в полковой кабак, чтобы дать нам возможность отплатить вином за полученные уроки. Здесь все было так же, как в Марселе и Оране, с тем лишь исключением, что толпа состояла исключительно из легионеров и за прилавком стояла женщина. Это была типичная французская маркитантка - настоящая дочь полка.
За несколько франков мы получили невероятное количество вина. Царило обычное веселье, и, как всегда, стоял страшный шум. Наконец по сигналу вечерней зори мы вернулись в свою казарму и закончили наши приготовления ко сну при слабом свете ночника.
Мы узнали, что дневальный поднимет нас завтра в пять пятнадцать утра и что в пять тридцать мы должны быть на плацу с винтовками, штыками и подсумками, в белом рабочем обмундировании и с поясом. Кроме того, мы за эти пятнадцать минут должны были с идеальной аккуратностью застелить наши постели и подмести пол.
Требование безукоризненной чистоты, по-видимому, не распространялось на людей - в комнате не было никаких умывальников. Не было никаких умывалок ни в этом этаже, ни в нижнем. Эксцентрично настроенному солдату, помешанному на умывании, предоставлялась возможность бегать в самый низ, в прачечную.
Дневальному не было нужды особенно торопиться, он не участвовал в утреннем параде, и поэтому считал, что пятнадцати минут всем должно было хватить для совершения необходимых утренних дел. Я боялся, что в умывалке будет огромное количество народа, и твердо решил проснуться не позже половины пятого.
Майкл спал в углу у огромного окна. Дальше койки старых легионеров чередовались с койками рекрутов. В другом углу у самой двери была койка капрала Дюпрэ, командовавшего нашим отделением и заведовавшего нашей казармой. Дюпрэ был шумливым, деятельным человеком. Трезвый он был даже приятен, но переполненный дешевым вином, становился подозрительным, злым и опасным. Мы трое и американцы стояли вместе, приготовив все на завтрашний день, когда внезапно вошел капрал Дюпрэ.
- Молчать, - заревел он, садясь на кровать и стаскивая с себя сапоги. - Тот, кто до побудки издаст хоть один звук, издаст следующий в лазарете.
Мы легли в полном молчании. Тишина была настолько полной, что чувствовалась на ощупь. Я долго не мог уснуть. Я думал об Изабель, о Брендон-Аббасе, о «Голубой Воде» и о нашей странной судьбе. Думая о том, что нам предстоит, я был невероятно счастлив присутствием Майкла и Дигби. Жутко было подумать, что случилось бы, если бы я ошибся, не встретил их здесь и должен был один жить в этих каторжных условиях.
Майкл и Дигби. Каждый из них делал вид, что он виновен. Это было нелепо. Когда Майкл увидел меня в форту Святой Терезы, он пришел в ужас. Это было ясно видно. Он, по-видимому, не рассчитывал, что я сделаю то же, что он. Это было неожиданным следствием… Чего?.. Дигби? Знал ли он больше, чем я? Надо будет с ним поговорить.
Я уснул и немедленно был разбужен дневальным. Он зажег большую лампу, висевшую на потолке, и, крича что-то, с огромным кофейником в руках стал обходить койки. Люди садились, снимали с крюков над кроватями жестяные кружки и протягивали их ему. Кофе был очень горячий, очень крепкий и душистый.
Капрал вдруг заорал:
- Вставать! Вставать!
И сразу комната преобразилась. Полуодетые люди забегали во все стороны, и в наступившей панике Дигби, Майкл и я с полотенцами сломя голову ринулись вниз в прачечную. Окунув головы в воду, мы бежали обратно, вытираясь на ходу. Когда я пришел, моя постель была в порядке, сапоги вычищены и обмундирование было аккуратно выложено на одеяле. Я не поверил своим глазам.
- Два су, товарищ, - сказал Брандт, кончая подметать у меня под койкой, и я понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Хэнк тоже понял, что иногда молчание дороже золота и слова дешевле серебра. Произведя на нас должное впечатление, сержант Лежон заявил, что нас вольют в седьмую роту… и поделом ей, этой подлой роте. Потом вдруг заревел:
- Смирно! Направо… Ряды вздвой… Правое плечо вперед… - и с жадностью осматривал наш эшелон, ожидая, что кто-нибудь ошибется. Но никто не ошибся, мы двигались, как гвардейцы. Не понимавшие французского языка, механически подражали понимавшим. Взвод перестроился безукоризненно, и лицо сержанта Лежона омрачилось.
- …Шагом… марш! - закончил он, и мы пошли.
Через плац мы прошли в склад, где каптенармус седьмой роты выдал нам наше обмундирование: два комплекта строевой формы, белое рабочее платье, белые полотняные гетры, белье, синий матерчатый пояс, тряпки и мазь для чистки винтовок и пуговиц, мыло и полотенце. Носков мы не получили. В легионе их не носят.
После осмотра полковым адъютантом нас погнали в казарму. По лестницам и длинным коридорам огромного здания нас развели по различным помещениям. Мои братья и я, Хэнк и Бедди, Болдини, Мари, Сент-Андре, Вогэ и Глок были назначены в одну комнату, огромную, с высоким потолком, чистую и хорошо провентилированную. В ней стояло около тридцати кроватей. Там находилось несколько легионеров, занятых чисткой поясов и подсумков.
- Привел желторотых, - сказал пришедший с нами капрал, обращаясь к этим людям. - Покажите им что к чему… Как укладывать обмундирование, стелить постель, делать походную связку - все… Не выпускайте их на улицу, пока не научите их отличать сапоги от фуражки.
- Слушаюсь, капрал, - ответил один из них и, когда капрал ушел, изменив тон, добавил: - Черт бы их драл, всех желторотых. Приехали на дачу, нечего сказать. Изволь из-за них терять время… Ладно, вы за это поставите нам вина… ну живее, начнем и покончим, а потом в кабак…
- Замолчи, - сухо ответил ему Болдини. - Щенок годовалый. Тоже воображает себя солдатом. Я был легионером и дрался на Мадагаскаре и в Марокко, когда тебя еще шлепали в приюте.
- Черти, дьяволы, домовые и лешие, - закричал вдруг один из легионеров. - Ведь это Болдини… Болдини вернулся! - И, захохотав, упал на кровать.
- Погоди, пока я стану капралом, друг Брандт, - сказал Болдини. - Тогда ты у меня посмеешься погромче.
Но Брандт не хотел ждать, он ревел, хохотал и катался по кровати. Возвращение Болдини почему-то казалось ему очень остроумной шуткой.
- Эй, Колонна, Шварц и Хефф, возьмите пятерых в обучение, а я займусь остальными, - сказал Болдини и повел нас к нашим койкам.
Он показал нам, как складывать обмундирование и укладывать его на полке в головах кровати в аккуратную небольшую кучку.
- Так, - сказал он. - Начните с этого. Связка должна быть в локоть длины. Понятно?
И мы стали складывать свое имущество так, как это сделал он, и укладывать стопками на полке. Никаких ящиков или мешков нам не полагалось.
После этого мы получили первый урок чистки винтовок и обмундирования. Затем нас свели вниз в огромную бетонную прачечную и показали, где нам стирать наше рабочее платье. Потом нас немедленно отвели в полковой кабак, чтобы дать нам возможность отплатить вином за полученные уроки. Здесь все было так же, как в Марселе и Оране, с тем лишь исключением, что толпа состояла исключительно из легионеров и за прилавком стояла женщина. Это была типичная французская маркитантка - настоящая дочь полка.
За несколько франков мы получили невероятное количество вина. Царило обычное веселье, и, как всегда, стоял страшный шум. Наконец по сигналу вечерней зори мы вернулись в свою казарму и закончили наши приготовления ко сну при слабом свете ночника.
Мы узнали, что дневальный поднимет нас завтра в пять пятнадцать утра и что в пять тридцать мы должны быть на плацу с винтовками, штыками и подсумками, в белом рабочем обмундировании и с поясом. Кроме того, мы за эти пятнадцать минут должны были с идеальной аккуратностью застелить наши постели и подмести пол.
Требование безукоризненной чистоты, по-видимому, не распространялось на людей - в комнате не было никаких умывальников. Не было никаких умывалок ни в этом этаже, ни в нижнем. Эксцентрично настроенному солдату, помешанному на умывании, предоставлялась возможность бегать в самый низ, в прачечную.
Дневальному не было нужды особенно торопиться, он не участвовал в утреннем параде, и поэтому считал, что пятнадцати минут всем должно было хватить для совершения необходимых утренних дел. Я боялся, что в умывалке будет огромное количество народа, и твердо решил проснуться не позже половины пятого.
Майкл спал в углу у огромного окна. Дальше койки старых легионеров чередовались с койками рекрутов. В другом углу у самой двери была койка капрала Дюпрэ, командовавшего нашим отделением и заведовавшего нашей казармой. Дюпрэ был шумливым, деятельным человеком. Трезвый он был даже приятен, но переполненный дешевым вином, становился подозрительным, злым и опасным. Мы трое и американцы стояли вместе, приготовив все на завтрашний день, когда внезапно вошел капрал Дюпрэ.
- Молчать, - заревел он, садясь на кровать и стаскивая с себя сапоги. - Тот, кто до побудки издаст хоть один звук, издаст следующий в лазарете.
Мы легли в полном молчании. Тишина была настолько полной, что чувствовалась на ощупь. Я долго не мог уснуть. Я думал об Изабель, о Брендон-Аббасе, о «Голубой Воде» и о нашей странной судьбе. Думая о том, что нам предстоит, я был невероятно счастлив присутствием Майкла и Дигби. Жутко было подумать, что случилось бы, если бы я ошибся, не встретил их здесь и должен был один жить в этих каторжных условиях.
Майкл и Дигби. Каждый из них делал вид, что он виновен. Это было нелепо. Когда Майкл увидел меня в форту Святой Терезы, он пришел в ужас. Это было ясно видно. Он, по-видимому, не рассчитывал, что я сделаю то же, что он. Это было неожиданным следствием… Чего?.. Дигби? Знал ли он больше, чем я? Надо будет с ним поговорить.
Я уснул и немедленно был разбужен дневальным. Он зажег большую лампу, висевшую на потолке, и, крича что-то, с огромным кофейником в руках стал обходить койки. Люди садились, снимали с крюков над кроватями жестяные кружки и протягивали их ему. Кофе был очень горячий, очень крепкий и душистый.
Капрал вдруг заорал:
- Вставать! Вставать!
И сразу комната преобразилась. Полуодетые люди забегали во все стороны, и в наступившей панике Дигби, Майкл и я с полотенцами сломя голову ринулись вниз в прачечную. Окунув головы в воду, мы бежали обратно, вытираясь на ходу. Когда я пришел, моя постель была в порядке, сапоги вычищены и обмундирование было аккуратно выложено на одеяле. Я не поверил своим глазам.
- Два су, товарищ, - сказал Брандт, кончая подметать у меня под койкой, и я понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82