- Пойди к Лежону и скажи: я проберусь сквозь кольцо врагов и приведу вам подкрепление. А потом мужественно проползи сквозь это самое кольцо. Каково?
- Можно было бы сделать ночью, - сказал я.
- Не думаю, - ответил Майкл. - Милейшие туареги ночью будут сидеть вокруг форта, взявшись за руки, как на спиритическом сеансе. Едва ли они кого-нибудь пропустят.
- К тому же сейчас полнолуние, - заметил я. - Во всяком случае, я им очень признателен за то, что они пришли…
- Просто жаль по ним стрелять, - согласился Майкл, и на этом наш разговор прекратился, потому что Болдини выгнал нас всех обратно на крышу.
Все было готово, и туареги могли начать свою атаку когда им угодно. Лежон ходил по крыше, как тигр в клетке.
- Наверху! - крикнул он Шварцу. - Что видно?
- Никто не двигается, господин сержант, - ответил Шварц.
Минуту спустя он что-то закричал, но его голос потонул в треске и грохоте внезапного ружейного огня. Туареги залегли кольцом по гребням ближайших песчаных холмов и со всех сторон открыли по нас огонь. Это совсем не было похоже на их первую бешеную атаку, когда они рассчитывали захватить врасплох спящий форт и ворваться на стены, влезая друг другу на плечи. Теперь они были не видны, и солдат, стрелявший из амбразуры, имел столько же шансов получить пулю, сколько туарег, лежавший за камнем или окопавшийся в песке.
Против меня метрах в ста лежал туарег. Он иногда появлялся над песчаным гребнем - в виде маленького черного пятнышка. Это была его голова, и он показывал ее только на несколько секунд, когда стрелял. Я почувствовал, что рано или поздно либо он получит пулю, либо я. Он был одним из стрелявших по моей амбразуре.
Это было похоже на стрельбу в тире по исчезающим мишеням, с той только разницей, что в тире не мешает сознание, что ты тоже являешься исчезающей мишенью. В стену вблизи моей амбразуры часто и громко ударяли пули; иногда они с пронзительным воем рикошетировали и летели над головой. Это было очень неприятно и отнюдь не улучшало моей стрельбы. Я почему-то не думал о том, что могу быть раненым, и действительно не был ранен. Но чем дальше, тем сильнее я ощущал невыносимую жару и сильную головную боль. Возможно, что нервное напряжение усиливало ощущение жары, а может быть, день действительно был жарче, чем обычно.
Стоявший справа от меня солдат вдруг прыгнул назад, несколько раз повернулся волчком и лицом вперед упал на землю, бросив свою винтовку к моим ногам. Я повернулся и наклонился над ним, это был Гунтайо, пуля пробила ему переносицу. Я не успел выпрямиться, как сзади кто-то налетел и со страшной силой ударил меня о стену. Это был Лежон.
- Черт! - заорал он. - Если ты еще раз сойдешь со своего места, я тебя пристрелю. Долг! Ты все болтаешь о долге, собака, так исполняй свой долг и оставь эту падаль в покое…
Я повернулся назад к своей амбразуре, а Лежон поднял стонущего и захлебывающегося своей кровью Гунтайо и бросил его в амбразуру, из которой тот упал.
- Стой, прохвост! - заорал он. - Если ты попробуешь выскользнуть из амбразуры, я пригвозжу тебя к ней штыками! - И он установил умирающего так, что туарегам были видны его голова и плечи. - Я не позволю вам умирать, - заорал он. - Все вы останетесь в амбразурах живыми или мертвыми до тех пор, пока эти чертовы туареги не уберутся…
Внезапно огонь противника ослабел и прекратился. Может быть, они понесли сильные потери от нашего огня, а может быть, собирались переменить тактику. Я представил себе, как позади этих холмов проехал всадник на верблюде и вызвал начальников частей на совещание с командовавшим эмиром. Что-то они придумают?
Наш горнист сыграл отбой.
- Стоять вольно! Раненым лечь на своих местах, - раздался голос Лежона и человек шесть село на землю в лужи своей крови. К счастью, Майкла между ними не было. Сержант Дюпрэ и Кордье, принявший на себя должность доктора, обошли раненых с перевязочными материалами и возбуждающими средствами.
- Капрал Болдини, - гаркнул Лежон, - разделите солдат на три смены. Посменно вниз. Десять минут на суп и пол-литра вина. Если услышите сбор, бегом на места… Сент-Андре, дополнить запас патронов. Каждому человеку по сто штук… Кордье, пошевеливайся…
Когда пришла моя очередь спуститься, я больше обрадовался сравнительной прохладе и темноте казармы, чем еде и вину. Моя голова буквально разрывалась от нестерпимой боли.
- Morituri te salutant и так далее, - сказал Кордье, поднимая кружку вина.
- Глупости, - ответил я.
- Я умру до заката, - сказал Кордье. - Это место скоро будет могилой. Госпожа Республика, идущие на смерть приветствуют тебя!
- Это от жары, - заметил Майкл. - Как бы то ни было, лучше умереть в бою, нежели после боя быть приконченным Лежоном… Если я умру, то мне хотелось бы сделать это в его приятной компании.
- Он великолепный солдат, - сказал я.
- Замечательный, - согласился Майкл. - Простим его.
- Охотно прощу, если он умрет, - сказал я. - Боюсь, что если он и мы останемся в живых после сегодняшних развлечений, то нам не придется думать о прощении…
- Да, - сказал Майкл. - А знаешь, мне кажется, что каждый раз, когда падает солдат, ему одновременно приходят в голову две мысли: так ему и надо, мятежнику, - думает он, а потом добавляет: одним защитником форта меньше.
- Он прохвост, - заметил я. - Я видел, как он бросил двух умирающих солдат в амбразуру. Ему это доставляет удовольствие.
- Это не только удовольствие, это тактика, - ответил Майкл, вытирая губы и зажигая папиросу. - Он хочет заставить туарегов думать, что у нас нет ни одного убитого. Или что у нас столько народу, что мы имеем возможность все время заменять своих раненых… У туарегов биноклей нет, и они не увидят, кто стоит в амбразуре, живой солдат или мертвый.
- А что будет, когда у нас не хватит народу, чтобы поддерживать достаточной силы огонь? - спросил я.
- Он, может быть, надеется к этому времени получить подкрепление, - предположил Майкл.
- Он определенно на это надеется, - вставил Сент-Андре. - Дюпрэ мне об этом рассказал. Эта хитрая скотина Лежон каждую ночь высылал двух арабов-разведчиков с приказанием полным ходом гнать в Токоту за подкреплением, как только они услышат из форта выстрел.
- Черт! - воскликнул я. - Теперь я понимаю, он не хотел посылать в Токоту за помощью для усмирения мятежа, но не имел ничего против того, чтобы оттуда прибыл отряд на основании ошибочного сообщения араба-разведчика об атаке форта.
- Молодец, - согласился Майкл. - Он знал, что когда этот самый заговор будет подавлен, у него не хватит силы защищать форт даже от маленького отряда туарегов.
- Да, - сказал Кордье, - он хотел спасти форт и заодно свою репутацию. При первых же выстрелах по мятежникам арабы поскакали бы в Токоту, и прибывшая оттуда колонна нашла бы Лежона подавившим мятеж и вообще героем… А теперь завтра утром в Токоту узнают о нападении на нас туарегов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
- Можно было бы сделать ночью, - сказал я.
- Не думаю, - ответил Майкл. - Милейшие туареги ночью будут сидеть вокруг форта, взявшись за руки, как на спиритическом сеансе. Едва ли они кого-нибудь пропустят.
- К тому же сейчас полнолуние, - заметил я. - Во всяком случае, я им очень признателен за то, что они пришли…
- Просто жаль по ним стрелять, - согласился Майкл, и на этом наш разговор прекратился, потому что Болдини выгнал нас всех обратно на крышу.
Все было готово, и туареги могли начать свою атаку когда им угодно. Лежон ходил по крыше, как тигр в клетке.
- Наверху! - крикнул он Шварцу. - Что видно?
- Никто не двигается, господин сержант, - ответил Шварц.
Минуту спустя он что-то закричал, но его голос потонул в треске и грохоте внезапного ружейного огня. Туареги залегли кольцом по гребням ближайших песчаных холмов и со всех сторон открыли по нас огонь. Это совсем не было похоже на их первую бешеную атаку, когда они рассчитывали захватить врасплох спящий форт и ворваться на стены, влезая друг другу на плечи. Теперь они были не видны, и солдат, стрелявший из амбразуры, имел столько же шансов получить пулю, сколько туарег, лежавший за камнем или окопавшийся в песке.
Против меня метрах в ста лежал туарег. Он иногда появлялся над песчаным гребнем - в виде маленького черного пятнышка. Это была его голова, и он показывал ее только на несколько секунд, когда стрелял. Я почувствовал, что рано или поздно либо он получит пулю, либо я. Он был одним из стрелявших по моей амбразуре.
Это было похоже на стрельбу в тире по исчезающим мишеням, с той только разницей, что в тире не мешает сознание, что ты тоже являешься исчезающей мишенью. В стену вблизи моей амбразуры часто и громко ударяли пули; иногда они с пронзительным воем рикошетировали и летели над головой. Это было очень неприятно и отнюдь не улучшало моей стрельбы. Я почему-то не думал о том, что могу быть раненым, и действительно не был ранен. Но чем дальше, тем сильнее я ощущал невыносимую жару и сильную головную боль. Возможно, что нервное напряжение усиливало ощущение жары, а может быть, день действительно был жарче, чем обычно.
Стоявший справа от меня солдат вдруг прыгнул назад, несколько раз повернулся волчком и лицом вперед упал на землю, бросив свою винтовку к моим ногам. Я повернулся и наклонился над ним, это был Гунтайо, пуля пробила ему переносицу. Я не успел выпрямиться, как сзади кто-то налетел и со страшной силой ударил меня о стену. Это был Лежон.
- Черт! - заорал он. - Если ты еще раз сойдешь со своего места, я тебя пристрелю. Долг! Ты все болтаешь о долге, собака, так исполняй свой долг и оставь эту падаль в покое…
Я повернулся назад к своей амбразуре, а Лежон поднял стонущего и захлебывающегося своей кровью Гунтайо и бросил его в амбразуру, из которой тот упал.
- Стой, прохвост! - заорал он. - Если ты попробуешь выскользнуть из амбразуры, я пригвозжу тебя к ней штыками! - И он установил умирающего так, что туарегам были видны его голова и плечи. - Я не позволю вам умирать, - заорал он. - Все вы останетесь в амбразурах живыми или мертвыми до тех пор, пока эти чертовы туареги не уберутся…
Внезапно огонь противника ослабел и прекратился. Может быть, они понесли сильные потери от нашего огня, а может быть, собирались переменить тактику. Я представил себе, как позади этих холмов проехал всадник на верблюде и вызвал начальников частей на совещание с командовавшим эмиром. Что-то они придумают?
Наш горнист сыграл отбой.
- Стоять вольно! Раненым лечь на своих местах, - раздался голос Лежона и человек шесть село на землю в лужи своей крови. К счастью, Майкла между ними не было. Сержант Дюпрэ и Кордье, принявший на себя должность доктора, обошли раненых с перевязочными материалами и возбуждающими средствами.
- Капрал Болдини, - гаркнул Лежон, - разделите солдат на три смены. Посменно вниз. Десять минут на суп и пол-литра вина. Если услышите сбор, бегом на места… Сент-Андре, дополнить запас патронов. Каждому человеку по сто штук… Кордье, пошевеливайся…
Когда пришла моя очередь спуститься, я больше обрадовался сравнительной прохладе и темноте казармы, чем еде и вину. Моя голова буквально разрывалась от нестерпимой боли.
- Morituri te salutant и так далее, - сказал Кордье, поднимая кружку вина.
- Глупости, - ответил я.
- Я умру до заката, - сказал Кордье. - Это место скоро будет могилой. Госпожа Республика, идущие на смерть приветствуют тебя!
- Это от жары, - заметил Майкл. - Как бы то ни было, лучше умереть в бою, нежели после боя быть приконченным Лежоном… Если я умру, то мне хотелось бы сделать это в его приятной компании.
- Он великолепный солдат, - сказал я.
- Замечательный, - согласился Майкл. - Простим его.
- Охотно прощу, если он умрет, - сказал я. - Боюсь, что если он и мы останемся в живых после сегодняшних развлечений, то нам не придется думать о прощении…
- Да, - сказал Майкл. - А знаешь, мне кажется, что каждый раз, когда падает солдат, ему одновременно приходят в голову две мысли: так ему и надо, мятежнику, - думает он, а потом добавляет: одним защитником форта меньше.
- Он прохвост, - заметил я. - Я видел, как он бросил двух умирающих солдат в амбразуру. Ему это доставляет удовольствие.
- Это не только удовольствие, это тактика, - ответил Майкл, вытирая губы и зажигая папиросу. - Он хочет заставить туарегов думать, что у нас нет ни одного убитого. Или что у нас столько народу, что мы имеем возможность все время заменять своих раненых… У туарегов биноклей нет, и они не увидят, кто стоит в амбразуре, живой солдат или мертвый.
- А что будет, когда у нас не хватит народу, чтобы поддерживать достаточной силы огонь? - спросил я.
- Он, может быть, надеется к этому времени получить подкрепление, - предположил Майкл.
- Он определенно на это надеется, - вставил Сент-Андре. - Дюпрэ мне об этом рассказал. Эта хитрая скотина Лежон каждую ночь высылал двух арабов-разведчиков с приказанием полным ходом гнать в Токоту за подкреплением, как только они услышат из форта выстрел.
- Черт! - воскликнул я. - Теперь я понимаю, он не хотел посылать в Токоту за помощью для усмирения мятежа, но не имел ничего против того, чтобы оттуда прибыл отряд на основании ошибочного сообщения араба-разведчика об атаке форта.
- Молодец, - согласился Майкл. - Он знал, что когда этот самый заговор будет подавлен, у него не хватит силы защищать форт даже от маленького отряда туарегов.
- Да, - сказал Кордье, - он хотел спасти форт и заодно свою репутацию. При первых же выстрелах по мятежникам арабы поскакали бы в Токоту, и прибывшая оттуда колонна нашла бы Лежона подавившим мятеж и вообще героем… А теперь завтра утром в Токоту узнают о нападении на нас туарегов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82