Прошло несколько долгих мгновений… Я смотрела, затаив дыхание, охваченная ужасной мыслью: вот так, говорила я себе, вот так , должно быть, умирают ведьмы, когда приходит их час и они захлебываются в собственной крови; отец Луи принялся успокаивать Мадлен, и, когда ему это удалось, она продолжила:
— Луи сказал, нам нужно было дать тебе знания. Поэтому пришлось явиться к тебе, приняв соответствующий облик, чтобы ты поверила .
— Мы слишком забегаем вперед, мадемуазель, — раздался голос Себастьяны. — Тебе не кажется? — Мадлен не ответила, и Себастьяна продолжила: — Асмодей, мне хотелось бы знать, можешь ли ты рассказать о духах и призраках, не устраивая тут театр? Можем мы тебе это доверить?
— Не понимаю, почему мое выступление ты назвала театром , дорогая. Разве, может быть, оттого, что мне и вправду сейчас хотелось бы устроить здесь театр военных действий. — Видимо, таким образом он давал понять, что его ответ на вопрос Себастьяны будет отрицательным. И тем не менее ему было предоставлено слово.
Но прежде чем заговорить, он подал знак, чтобы я (да, именно я, не Ромео) наполнила его хрустальный кубок, налив туда еще vinum sabbati. Я это исполнила, хотя и нетвердой рукой. Затем — наверное, поступив глупо, — я предложила выпить отцу Луи и Мадлен; тогда Асмодей вновь стал насмехаться надо мной.
— О, как любезно с твоей стороны, — съехидничал он, — однако им за последние двести с лишним лет не удалось выпить ни капли. — И в столовой опять прозвучал его смех, напоминающий скрежет металла. — Ты ведь стала трезвенницей, разве не так , дорогая?
Я стояла рядом с Мадлен, чувствовала ее холод, но ощущала и тепло очага, пламя которого было сравнимо с пламенем бушевавшего во мне гнева. Хрустальный графин казался мне каменным, так сильно тянул вниз он мою руку.
— Как ты сама теперь можешь видеть, — пояснил отец Луи, мы всего-навсего бесплотные духи, лишь временами обретающие тот вид, который имели при жизни, и тогда мы являемся… в телесном обличье ; но и в этом случае мы, хотя и можем сойти за живых людей, совсем не нуждаемся ни в питье, ни в пище.
— Ага, — произнесла я, — понятно, — и села.
Даже Ромео заулыбался.
— Ты проявила доброту, предложив им вина, — отметила Себастьяна.
— И глупость, — добавил Асмодей. — Доброту и глупость.
— То, что ты видишь перед собой, только напоминает наши земные тела. Точнее говоря , — тут в голосе Мадлен прозвучала нерешительность, и она посмотрела на отца Луи, — напоминает наши тела в момент смерти .
— Когда симпатягу кюре объяло пламя, а из глотки самоубийцы был вырван язык, который…
— Асмодей, пожалуйста… — И Себастьяна постучала по столу кроваво-красным камнем на перстне. — Будь так любезен, останавливайся, когда почувствуешь, что подобные речи подступают у тебя к горлу, словно рвота!
Мадлен посмотрела на меня страстным, отчаянным взглядом, который настолько перевернул мне всю душу, что я сама не понимаю, почему не отвела глаз.
— То, что он говорит, правда , — прохрипела она. — Я сама лишила себя жизни. Но и такая смерть мне совсем не в радость, и мне никуда не уйти от нее, пока ты …
— Обожди! Прошу тебя! — И Себастьяна вновь постучала по столу. — Всему свое время.
Мадлен села. Она казалась такой послушной, грустной и нетерпеливой.
Я не смогла удержаться от искушения спросить Себастьяну, не может ли Мадлен принять более… принять другой облик. Я имела в виду, конечно, более пристойный. Зачем все время страдать от кровотечения, если…
— У меня нет сил удерживать другой образ надолго. Совсем нет .
— Это, как многое другое, прежде всего вопрос воли, — добавила Себастьяна. — Силы воли.
Отец Луи объяснил, что он и Мадлен могут порой накопить достаточно сил, чтобы на время принимать другие обличья, как было, когда его подруга явилась к сестре Клер. Но, за исключением таких «выкрутасов» (это словечко подкинул Асмодей), они привязаны к прежней своей форме. А кроме того, они привязаны к воде, ибо как раз из нее и черпают силу, чтобы хоть иногда становиться видимыми. Именно этим объясняется то, что в помещении, куда они входят, сразу холодает.
— Мы порождение стихий, — сообщил кюре. — В том облике, в каком ты нас видишь, мы состоим из воздуха и воды.
— Как лед и как снег , — добавила Мадлен.
Мне стало интересно: если Мадлен появляется в том образе, в каком ее застала смерть, то почему края ее раны шевелятся и почему отец Луи вовсе не выглядит, ну… обожженным, обугленным, что ли? Я спросила об этом Мадлен. Поскольку отец Луи, ответила та, сгорел до костей и даже до пепла, то он не в состоянии принять вид, в точности соответствующий его предсмертному состоянию. Ему пришлось вернуться примерно к тому облику, который он имел на протяжении последних лет его жизни, и, надо сказать, это оказалось нелегко.
— Ему понадобилась куда большая сила воли, чем мне, — добавила она. И вообще ей повезло: ведь у нее осталась надежда.
Помнится, я задала еще один вопрос.
— А кровотечение, — спросила я, — оно когда-нибудь прекратится? — Я не в силах была понять, как у порождения стихий может постоянно идти кровь. А может, и она является одной из стихий, одним из основных кирпичиков мироздания, таких, как вода и воздух, огонь и земля?
— Я вынуждена снова призвать всех к порядку, — вмешалась Себастьяна, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот. — Следует отвечать лишь на то, что написано на этих листках, — она взяла в руки поднос, — и ни на что другое. — Ты сама должна понимать, милочка, — обратилась она ко мне извиняющимся тоном, — что, если не будет порядка, нам придется сидеть тут вечно, перебрасываясь бесчисленными вопросами, перескакивая с одного на другой, и…
Перебив Себастьяну, Мадлен стала отвечать:
— Кровь не останавливалась с тех пор, как я перешла из обычной жизни в свое нынешнее состояние. Ни разу. И остановится ли когда-нибудь, не знаю. Но я надеюсь, очень сильно надеюсь. У нас есть план, и ты…
Себастьяна, недовольная, что ее не послушались и к тому же не дали ей договорить, в свою очередь прервала речь Мадлен:
— Вижу, для того, чтобы ты действительно поняла, что представляют собой эти существа , говорить о них должна я…
— Ну так и говори, — поддразнил ее Асмодей. — Пожалуйста: вся эта пустая болтовня уже утомила меня, все эти тайны загробного мира и апокрифы… Лучше бы дали позаниматься с нашей ведьмочкой мне. Я ведь, знаете ли, умею быть забавным. Расскажи, — проговорил он, наклоняясь поближе к священнику, — что ты почувствовал, когда просунул свой… — Себастьяна остановила изверга стуком серебра по хрусталю. — Ах! — воскликнул тот. — Сколь, оказывается, мы целомудренны, дорогая S. Но меня не одурачишь.
— Вот именно, — парировала его выпад хозяйка замка, — одурачить дурака попросту невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
— Луи сказал, нам нужно было дать тебе знания. Поэтому пришлось явиться к тебе, приняв соответствующий облик, чтобы ты поверила .
— Мы слишком забегаем вперед, мадемуазель, — раздался голос Себастьяны. — Тебе не кажется? — Мадлен не ответила, и Себастьяна продолжила: — Асмодей, мне хотелось бы знать, можешь ли ты рассказать о духах и призраках, не устраивая тут театр? Можем мы тебе это доверить?
— Не понимаю, почему мое выступление ты назвала театром , дорогая. Разве, может быть, оттого, что мне и вправду сейчас хотелось бы устроить здесь театр военных действий. — Видимо, таким образом он давал понять, что его ответ на вопрос Себастьяны будет отрицательным. И тем не менее ему было предоставлено слово.
Но прежде чем заговорить, он подал знак, чтобы я (да, именно я, не Ромео) наполнила его хрустальный кубок, налив туда еще vinum sabbati. Я это исполнила, хотя и нетвердой рукой. Затем — наверное, поступив глупо, — я предложила выпить отцу Луи и Мадлен; тогда Асмодей вновь стал насмехаться надо мной.
— О, как любезно с твоей стороны, — съехидничал он, — однако им за последние двести с лишним лет не удалось выпить ни капли. — И в столовой опять прозвучал его смех, напоминающий скрежет металла. — Ты ведь стала трезвенницей, разве не так , дорогая?
Я стояла рядом с Мадлен, чувствовала ее холод, но ощущала и тепло очага, пламя которого было сравнимо с пламенем бушевавшего во мне гнева. Хрустальный графин казался мне каменным, так сильно тянул вниз он мою руку.
— Как ты сама теперь можешь видеть, — пояснил отец Луи, мы всего-навсего бесплотные духи, лишь временами обретающие тот вид, который имели при жизни, и тогда мы являемся… в телесном обличье ; но и в этом случае мы, хотя и можем сойти за живых людей, совсем не нуждаемся ни в питье, ни в пище.
— Ага, — произнесла я, — понятно, — и села.
Даже Ромео заулыбался.
— Ты проявила доброту, предложив им вина, — отметила Себастьяна.
— И глупость, — добавил Асмодей. — Доброту и глупость.
— То, что ты видишь перед собой, только напоминает наши земные тела. Точнее говоря , — тут в голосе Мадлен прозвучала нерешительность, и она посмотрела на отца Луи, — напоминает наши тела в момент смерти .
— Когда симпатягу кюре объяло пламя, а из глотки самоубийцы был вырван язык, который…
— Асмодей, пожалуйста… — И Себастьяна постучала по столу кроваво-красным камнем на перстне. — Будь так любезен, останавливайся, когда почувствуешь, что подобные речи подступают у тебя к горлу, словно рвота!
Мадлен посмотрела на меня страстным, отчаянным взглядом, который настолько перевернул мне всю душу, что я сама не понимаю, почему не отвела глаз.
— То, что он говорит, правда , — прохрипела она. — Я сама лишила себя жизни. Но и такая смерть мне совсем не в радость, и мне никуда не уйти от нее, пока ты …
— Обожди! Прошу тебя! — И Себастьяна вновь постучала по столу. — Всему свое время.
Мадлен села. Она казалась такой послушной, грустной и нетерпеливой.
Я не смогла удержаться от искушения спросить Себастьяну, не может ли Мадлен принять более… принять другой облик. Я имела в виду, конечно, более пристойный. Зачем все время страдать от кровотечения, если…
— У меня нет сил удерживать другой образ надолго. Совсем нет .
— Это, как многое другое, прежде всего вопрос воли, — добавила Себастьяна. — Силы воли.
Отец Луи объяснил, что он и Мадлен могут порой накопить достаточно сил, чтобы на время принимать другие обличья, как было, когда его подруга явилась к сестре Клер. Но, за исключением таких «выкрутасов» (это словечко подкинул Асмодей), они привязаны к прежней своей форме. А кроме того, они привязаны к воде, ибо как раз из нее и черпают силу, чтобы хоть иногда становиться видимыми. Именно этим объясняется то, что в помещении, куда они входят, сразу холодает.
— Мы порождение стихий, — сообщил кюре. — В том облике, в каком ты нас видишь, мы состоим из воздуха и воды.
— Как лед и как снег , — добавила Мадлен.
Мне стало интересно: если Мадлен появляется в том образе, в каком ее застала смерть, то почему края ее раны шевелятся и почему отец Луи вовсе не выглядит, ну… обожженным, обугленным, что ли? Я спросила об этом Мадлен. Поскольку отец Луи, ответила та, сгорел до костей и даже до пепла, то он не в состоянии принять вид, в точности соответствующий его предсмертному состоянию. Ему пришлось вернуться примерно к тому облику, который он имел на протяжении последних лет его жизни, и, надо сказать, это оказалось нелегко.
— Ему понадобилась куда большая сила воли, чем мне, — добавила она. И вообще ей повезло: ведь у нее осталась надежда.
Помнится, я задала еще один вопрос.
— А кровотечение, — спросила я, — оно когда-нибудь прекратится? — Я не в силах была понять, как у порождения стихий может постоянно идти кровь. А может, и она является одной из стихий, одним из основных кирпичиков мироздания, таких, как вода и воздух, огонь и земля?
— Я вынуждена снова призвать всех к порядку, — вмешалась Себастьяна, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот. — Следует отвечать лишь на то, что написано на этих листках, — она взяла в руки поднос, — и ни на что другое. — Ты сама должна понимать, милочка, — обратилась она ко мне извиняющимся тоном, — что, если не будет порядка, нам придется сидеть тут вечно, перебрасываясь бесчисленными вопросами, перескакивая с одного на другой, и…
Перебив Себастьяну, Мадлен стала отвечать:
— Кровь не останавливалась с тех пор, как я перешла из обычной жизни в свое нынешнее состояние. Ни разу. И остановится ли когда-нибудь, не знаю. Но я надеюсь, очень сильно надеюсь. У нас есть план, и ты…
Себастьяна, недовольная, что ее не послушались и к тому же не дали ей договорить, в свою очередь прервала речь Мадлен:
— Вижу, для того, чтобы ты действительно поняла, что представляют собой эти существа , говорить о них должна я…
— Ну так и говори, — поддразнил ее Асмодей. — Пожалуйста: вся эта пустая болтовня уже утомила меня, все эти тайны загробного мира и апокрифы… Лучше бы дали позаниматься с нашей ведьмочкой мне. Я ведь, знаете ли, умею быть забавным. Расскажи, — проговорил он, наклоняясь поближе к священнику, — что ты почувствовал, когда просунул свой… — Себастьяна остановила изверга стуком серебра по хрусталю. — Ах! — воскликнул тот. — Сколь, оказывается, мы целомудренны, дорогая S. Но меня не одурачишь.
— Вот именно, — парировала его выпад хозяйка замка, — одурачить дурака попросту невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183