Он был третьим клерком в нотариальной конторе мэтра Дебана, что на улице Кассет. Жафрэ остановился прямо напротив Маргариты, невидимой за решеткой двери.
– Месье Комейроль, – сказал он, стараясь придать твердости голосу, – я сам не прочь пошутить, но, будьте любезны, без оскорблений!
– Сударь, у нас и в мыслях не было вас обидеть, – отвечал старший клерк, приближаясь к Жафрэ в окружении приятелей. – Но разве не за лихоимство вы были повешены в средние века?
Маргарита не слушала, о чем говорят гуляки. Их шутливые выходки не имели никакого отношения к ее делу. С нарастающим нетерпением она ждала, когда веселая компания очистит место происшествия. Однако некоторые слова в разговоре приятелей заставили ее насторожиться.
– Клянусь Девой Марией, – сказал Ландри, – ты что-то подобрал там, на углу, Лоррен Жафрэ, негодяй, клятвопреступник перед Богом и людьми! И сдается мне, что то была не спелая слива. Время года не подходящее, да и нас окружают вязы.
Ландри, статный малый в костюме ландскнехта, был вторым клерком в нотариальной конторе Дебана. Этого образованного молодого человека, печатавшего сатирические заметки в газете «На берегах Мезы», откуда он был родом, звали Урбан-Огюст Летаннер.
– Я ничего не подбирал! – отпирался Жафрэ. Затем, увидев, что приятели окружают его плотным кольцом, пробормотал: – Ну, может быть, мой носовой платок…
– Стража! – приказал грозный король Комейроль. – Схватить предателя и обыскать!
Летаннер и еще один человек в скромном одеянии селянина схватили Жафрэ за шкирку.
– Месье Бофис, – обратился Жафрэ к деревенскому жителю, – вы не из нашей конторы, руки прочь!
Однако Комейроль решил иначе.
– Продолжай, Бофис! Ты имеешь право. Приступай!
И господин Бофис, не принадлежавший к нотариальной конторе Дебана, приступил. Правой ногой, видимо, привыкшей к такого рода элегантным упражнениям, он ловко ударил Жафрэ под коленки. От неожиданности Жафрэ сел.
Сопротивляться далее было бесполезно, и Жафрэ завел иную песню:
– Ну заварили кашу! А ведь наряд недалеко ушел. Или вы хотите всех соседей разбудить? Тише, вы! И давайте объяснимся по-дружески. – Затем он добавил, понизив голос: – Откуда вы знаете, что это убийство не привлекло внимания местных жителей и за нами не наблюдают из окон?
Все гуляки невольно подняли головы и устремили взгляды на соседние дома, дорогу и тротуар по обеим сторонам улицы. В черной тьме аллеи ничего подозрительного замечено не было, а Маргариту они видеть не могли. Тем не менее они сбились в тесную кучку и понизили голоса.
Теперь из окон домов их невозможно было бы подслушать. Но за ними наблюдал невидимый соглядатай, который не упустил ни слова из их беседы. Веселая компания находилась сейчас так близко к двери, за которой стояла Маргарита, что она могла бы дотронуться до них рукой.
– Честное слово, – сказал Жафрэ, которого подняли на ноги, – я всего-навсего хотел пойти к себе или в какое другое надежное место и хорошенько рассмотреть, что там… А поделить поровну мы всегда успеем, ведь так?
– Да-да, успеем, – вставил Ландри, – куда нам торопиться… прохвост ты этакий.
– Тихо! – приказал король. – Мы вершим суд, и к обвиняемому следует проявить великодушие… Итак, Жафрэ, ты еще не разглядел то, что ты подобрал?
– Остерегайтесь называть друг друга по именам! – вскинулся Жафрэ. – Это может принести несчастье. Я знаю, черт побери, что я подобрал бумажник, но не знаю, что там внутри.
Маргарита, слушавшая за дверью опустив голову, выпрямилась. В дальнейшем она почти не прислушивалась к гулякам, потому что ей надо было о многом поразмыслить.
Слово «бумажник» произвело должное впечатление на веселую компанию.
Среди предметов, не дающих покоя воображению мечтателя, рассчитывающего сорвать крупный куш на той лотерее, которая разыгрывается самой судьбой, бумажник занимает первое место. В некотором роде бумажник – вещь столь же капризная, как и сама судьба. В нем может ничего не оказаться, в нем может оказаться менее чем ничего: письма старой возлюбленной, обрывки бумажек с театральными репликами, нелепая корреспонденция заговорщиков или счета из прачечной. Но в нем может оказаться и состояние.
Причем, имею в виду очень тощий бумажник. Как же так, спросите вы? Уж не нагнетаю ли я таинственность на манер авторов мелодрам? Что ж, во-первых, мелодрамы нередко основываются на событиях весьма вероятных, если не взятых из жизни. А во-вторых, тайны бывают разные, кошелек иной танцовщицы может иметь впалые бока, но содержать целое состояние. Именно к такому роду тайн принадлежал секрет, который мадам Тереза, больная дама из дома № 10 по улице Святой Маргариты, мать бедняги Ролана, хотела купить за двадцать купюр по тысяче франков каждая, лежавших в бумажнике. Точнее говоря, выкупить, ибо двадцать тысяч франков в данном случае были выкупом, законной же владелицей секрета всегда была мать Ролана.
Говорят, в Англии существуют три банкноты достоинством в двести тысяч ливров, следовательно, каждая оценивается в пять миллионов франков. Первая банкнота принадлежит наследникам принца – консорта, вторая является собственностью госпожи А. Р., которая в былые времена состояла в любовной связи с известным банкиром иудейского происхождения. Третья банкнота, оправленная в рамку, выставлена в приемной директора Королевской Биржи, где ее великолепный вид вызывает столь глубокий и искренний восторг, какой никогда не вызвать самым прекрасным полотнам Мурильо, Рафаэля или Леонардо да Винчи. Без учета этой третьей банкноты в мире существует по крайней мере два бумажника, плоских, как бретонский блин, и содержащих двести пятьдесят тысяч франков ренты.
Впрочем, мечты веселой компании не шли так далеко. По правде говоря, речь шла лишь о продолжении празднования карнавала, прерванного недостатком финансов. Общинная касса клерков нотариальной конторы Дебана пребывала в плачевном состоянии, и несколько сотен франков пришлись бы как нельзя кстати.
Но мы-то знаем, что находка стоила намного больше.
Жафрэ не слишком охотно расстегнул далматинку и вытащил бумажник.
Король Комейроль ловко перехватил добычу. Как только его опытные пальцы коснулись кожаного конверта, Комейроль удивленно вскрикнул. На свете есть немало чувствительных рук, способных ощутить шелковистость банковских билетов сквозь сафьяновую оболочку.
– Ах, какой красавчик! – воскликнул король, забыв об осторожности. – Да тут есть чем поживиться!
Маргарита невольно вскинула голову и вперила взгляд в черную дверную решетку, от которой словно исходила какая-то неясная угроза.
– Не лучшее место для вскрытия портмоне! – пробормотал Бофис. И, приблизившись к Комейролю, он прошептал ему на ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Месье Комейроль, – сказал он, стараясь придать твердости голосу, – я сам не прочь пошутить, но, будьте любезны, без оскорблений!
– Сударь, у нас и в мыслях не было вас обидеть, – отвечал старший клерк, приближаясь к Жафрэ в окружении приятелей. – Но разве не за лихоимство вы были повешены в средние века?
Маргарита не слушала, о чем говорят гуляки. Их шутливые выходки не имели никакого отношения к ее делу. С нарастающим нетерпением она ждала, когда веселая компания очистит место происшествия. Однако некоторые слова в разговоре приятелей заставили ее насторожиться.
– Клянусь Девой Марией, – сказал Ландри, – ты что-то подобрал там, на углу, Лоррен Жафрэ, негодяй, клятвопреступник перед Богом и людьми! И сдается мне, что то была не спелая слива. Время года не подходящее, да и нас окружают вязы.
Ландри, статный малый в костюме ландскнехта, был вторым клерком в нотариальной конторе Дебана. Этого образованного молодого человека, печатавшего сатирические заметки в газете «На берегах Мезы», откуда он был родом, звали Урбан-Огюст Летаннер.
– Я ничего не подбирал! – отпирался Жафрэ. Затем, увидев, что приятели окружают его плотным кольцом, пробормотал: – Ну, может быть, мой носовой платок…
– Стража! – приказал грозный король Комейроль. – Схватить предателя и обыскать!
Летаннер и еще один человек в скромном одеянии селянина схватили Жафрэ за шкирку.
– Месье Бофис, – обратился Жафрэ к деревенскому жителю, – вы не из нашей конторы, руки прочь!
Однако Комейроль решил иначе.
– Продолжай, Бофис! Ты имеешь право. Приступай!
И господин Бофис, не принадлежавший к нотариальной конторе Дебана, приступил. Правой ногой, видимо, привыкшей к такого рода элегантным упражнениям, он ловко ударил Жафрэ под коленки. От неожиданности Жафрэ сел.
Сопротивляться далее было бесполезно, и Жафрэ завел иную песню:
– Ну заварили кашу! А ведь наряд недалеко ушел. Или вы хотите всех соседей разбудить? Тише, вы! И давайте объяснимся по-дружески. – Затем он добавил, понизив голос: – Откуда вы знаете, что это убийство не привлекло внимания местных жителей и за нами не наблюдают из окон?
Все гуляки невольно подняли головы и устремили взгляды на соседние дома, дорогу и тротуар по обеим сторонам улицы. В черной тьме аллеи ничего подозрительного замечено не было, а Маргариту они видеть не могли. Тем не менее они сбились в тесную кучку и понизили голоса.
Теперь из окон домов их невозможно было бы подслушать. Но за ними наблюдал невидимый соглядатай, который не упустил ни слова из их беседы. Веселая компания находилась сейчас так близко к двери, за которой стояла Маргарита, что она могла бы дотронуться до них рукой.
– Честное слово, – сказал Жафрэ, которого подняли на ноги, – я всего-навсего хотел пойти к себе или в какое другое надежное место и хорошенько рассмотреть, что там… А поделить поровну мы всегда успеем, ведь так?
– Да-да, успеем, – вставил Ландри, – куда нам торопиться… прохвост ты этакий.
– Тихо! – приказал король. – Мы вершим суд, и к обвиняемому следует проявить великодушие… Итак, Жафрэ, ты еще не разглядел то, что ты подобрал?
– Остерегайтесь называть друг друга по именам! – вскинулся Жафрэ. – Это может принести несчастье. Я знаю, черт побери, что я подобрал бумажник, но не знаю, что там внутри.
Маргарита, слушавшая за дверью опустив голову, выпрямилась. В дальнейшем она почти не прислушивалась к гулякам, потому что ей надо было о многом поразмыслить.
Слово «бумажник» произвело должное впечатление на веселую компанию.
Среди предметов, не дающих покоя воображению мечтателя, рассчитывающего сорвать крупный куш на той лотерее, которая разыгрывается самой судьбой, бумажник занимает первое место. В некотором роде бумажник – вещь столь же капризная, как и сама судьба. В нем может ничего не оказаться, в нем может оказаться менее чем ничего: письма старой возлюбленной, обрывки бумажек с театральными репликами, нелепая корреспонденция заговорщиков или счета из прачечной. Но в нем может оказаться и состояние.
Причем, имею в виду очень тощий бумажник. Как же так, спросите вы? Уж не нагнетаю ли я таинственность на манер авторов мелодрам? Что ж, во-первых, мелодрамы нередко основываются на событиях весьма вероятных, если не взятых из жизни. А во-вторых, тайны бывают разные, кошелек иной танцовщицы может иметь впалые бока, но содержать целое состояние. Именно к такому роду тайн принадлежал секрет, который мадам Тереза, больная дама из дома № 10 по улице Святой Маргариты, мать бедняги Ролана, хотела купить за двадцать купюр по тысяче франков каждая, лежавших в бумажнике. Точнее говоря, выкупить, ибо двадцать тысяч франков в данном случае были выкупом, законной же владелицей секрета всегда была мать Ролана.
Говорят, в Англии существуют три банкноты достоинством в двести тысяч ливров, следовательно, каждая оценивается в пять миллионов франков. Первая банкнота принадлежит наследникам принца – консорта, вторая является собственностью госпожи А. Р., которая в былые времена состояла в любовной связи с известным банкиром иудейского происхождения. Третья банкнота, оправленная в рамку, выставлена в приемной директора Королевской Биржи, где ее великолепный вид вызывает столь глубокий и искренний восторг, какой никогда не вызвать самым прекрасным полотнам Мурильо, Рафаэля или Леонардо да Винчи. Без учета этой третьей банкноты в мире существует по крайней мере два бумажника, плоских, как бретонский блин, и содержащих двести пятьдесят тысяч франков ренты.
Впрочем, мечты веселой компании не шли так далеко. По правде говоря, речь шла лишь о продолжении празднования карнавала, прерванного недостатком финансов. Общинная касса клерков нотариальной конторы Дебана пребывала в плачевном состоянии, и несколько сотен франков пришлись бы как нельзя кстати.
Но мы-то знаем, что находка стоила намного больше.
Жафрэ не слишком охотно расстегнул далматинку и вытащил бумажник.
Король Комейроль ловко перехватил добычу. Как только его опытные пальцы коснулись кожаного конверта, Комейроль удивленно вскрикнул. На свете есть немало чувствительных рук, способных ощутить шелковистость банковских билетов сквозь сафьяновую оболочку.
– Ах, какой красавчик! – воскликнул король, забыв об осторожности. – Да тут есть чем поживиться!
Маргарита невольно вскинула голову и вперила взгляд в черную дверную решетку, от которой словно исходила какая-то неясная угроза.
– Не лучшее место для вскрытия портмоне! – пробормотал Бофис. И, приблизившись к Комейролю, он прошептал ему на ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133