я хочу вас спасти.
– Спасти меня! – невольно повторил Леон.
– Вы пали ниже, чем я думала! – произнесла Маргарита, смерив его взглядом знатока. – Судя по всему, нам придется нелегко.
Как бы вам объяснить… Искренность невозможно подделать, ее аромат безошибочно угадает всякий; он разом обволакивает рассудок и сердце. От слов и самого облика Маргариты веяло не искренностью, а чем-то большим. Она убеждала, внушала доверие, сказанное ею казалось непреложным. Она воплощала сам невозмутимый лик истины. В эти мгновения Леон ощущал гнет страшной силы, повелевавшей безоговорочно признать превосходство этой женщины, и потому верил ей. В глубине души, опасаясь Маргариты, он не оставлял надежды одолеть ее, но при ней эта надежда рассеялась, а вместе с ней исчезли и опасения. Вы думаете, он рассчитывал на ее доброту, милосердие, на пробуждение былой привязанности? Ничуть. Она сказала: «Я хочу вас спасти», и он просто поверил этим словам, даже не пытаясь угадать, что за ними стоит.
Он прекрасно понимал, что скрытый смысл в них непременно есть, но заранее принимал его и был готов воспользоваться…
Как бы низко Леон ни пал, выражаясь словами Маргариты, он был человеком практическим и считал себя безусловно способным отличить правду от лжи в дальнейшем разговоре.
Стоит ли говорить: Леон предпочел бы заплатить за спасение что угодно хоть врагу, чем купить спасение ценой невыносимых страданий, видя Ниту соединенной нерушимыми узами со своим соперником.
Любовь Леона не выплескивалась наружу, но переполняла его сердце; он никогда не говорил о ней, и Роза, единственная его наперсница, обо всем догадалась сама. Вот уже несколько лет вся его жизнь текла под знаком этого невысказанного чувства, которое он сам считал постыдным и безумным; такая любовь либо возвышает человека, подвигая на героические поступки, либо унижает его и сводит исподволь в могилу.
После долгого молчания Маргарита заговорила вновь:
– Если я кого-то любила в жизни по-настоящему, то не вас, а прекрасного юношу, которого ударили кинжалом прямо под моими окнами. Его я тоже хочу спасти.
– Нет ничего проще, – прошептал Леон. – Женитьба на принцессе Эпстейн разом все разрешит.
Уголки губ графини презрительно приподнялись.
– И вам предложили помочь в этом деле? – спросила она. – Не так ли?
– Так, – ответил Леон.
– И вы согласились?
– Почти.
Маргарита уперлась локтями в ручки кресла и подалась вперед:
– А знаете, ваша сестра сущая красавица! – сказала она.
Леон покраснел и отвел глаза.
– Вам не нравится, когда я упоминаю вашу сестру. А вдруг я собираюсь сделать ее герцогиней де Клар?.. Пока рановато об этом говорить, – осеклась Маргарита, видя, как Леон вздрогнул. – Роза горда, умна, решительна… Вы тоже прежде были таким, Леон де Мальвуа. Правда, всему есть границы, помогать вам я стану до тех пор, покуда это совпадет с моими собственными интересами.
– Чувствую, так оно и есть! – вслух подумал Леон. – Вы и не представляете, до чего я вам верю!
– Все потому, – холодно ответила Маргарита, – что, не успев ничего сказать, я уже пробудила в вас уснувшие было надежды. Как вы поняли, речь пойдет о принцессе.
– И правда, – признался Леон.
В глазах Маргариты сверкнула молния.
– Единственное, что было в вас великого, сильного и гордого – это любовь, – произнесла она, резко поднимаясь. – Она напомнила мне моего Буридана тех лет, безумного, отважного, великодушного. Почему вы отказались от своего чувства?
– У меня не было никакой надежды, – тихо ответил Леон.
Сердце готово было выпрыгнуть из его груди.
– А почему у вас не было надежды?
– Потому что я…
Он не посмел произнести слова «нотариус», которое, в силу какой-то непонятной власти пошлейших насмешек, подчас оскорбляет не меньше иной непристойности.
– Нотариус! – бодро докончила Маргарита и залилась звонким смехом. – И впрямь, – заговорила она снова, – уж лучше быть бандитом, звучит благороднее.
Но затем, уже серьезней, добавила:
– Я отнюдь не осуждаю вашу сестру, Леон. На ее месте я, возможно, поступила бы так же. Но сдается мне, что ввязываться в это жуткое и темное дело, как она пытается, толики смелости и приобретенного в пансионе опыта маловато. Даже мне бы этого не хватило!
Это было сказано с жаром.
Тут Маргарита откинулась на спинку кресла и прошептала:
– Вам никогда не приходило в голову, что Нита Эпстейн может полюбить вас по-настоящему?
Леон вскочил с кресла, словно выдернутый гигантской рукой.
– Сударыня! Сударыня! – бормотал он. – О, Маргарита, что вы такое говорите!
– Вы прекрасно слышали, что я сказала, – отвечала графиня.
– Не шутите этим! – вскричал Леон, шатаясь, словно пьяный.
– Я не шучу, а просто говорю, что не вижу тут ничего невозможного, – спокойно промолвила Маргарита.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ МАРГАРИТЫ
Леон в страшном волнении рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
– Значит, вы намерены потребовать от меня чего-то ужасного? – спросил он. Графиня удивленно вскинула брови, будто то была пустячная болтовня о предметах самых ничтожных. Потом улыбнулась.
– Бедняжка! – сказала она. – Совсем впал в детство!
– Вы не знаете меня, Мальвуа, – сказала она с добродушной фамильярностью, – да и не узнаете никогда, тем более у меня нет ни потребности, ни желания, чтобы меня знали. Я была честолюбива, возможно, остаюсь такою и сейчас. Но моя цель ясна, и жребий брошен. Ни друзья, ни враги не в силах ничего тут изменить. В данный миг мои виды просты и столь наивны, что не удивлюсь, коль вы усомнитесь – ведь это так на меня не похоже. Итак, моя цель – спасти двух моих товарищей и бывших любовников, если угодно, отомстив при этом кое-кому за нанесенные обиды. Ко мне, капитан Буридан! – внезапно заговорила она с почти зловещей веселостью тем распевным речитативом, каким некогда произносили театральные монологи. – Я все та же Маргарита Бургундская, королева! И, о Ваше Величество! Во вторник в «Нельской башне» будет праздник! Но не бойтесь (она снова изменила голос): слава Богу, под окнами усадьбы де Клар Сена не протекает, а ручей на улице Гренель не так глубок, чтобы унести горы трупов. Все приличия будут соблюдены, вот вам наше королевское слово!
Взмахнув рукой, изящной и до того белой, что в полутьме кабинета она, казалось, излучает свет, Маргарита откинулась на спинку кресла. Глядя на нее, Леон испытывал непонятный, почти суеверный ужас, смешанный с трепетной надеждой. Эта игра, эта насмешка, эта театральная декламация невольно возвращали его к далеким дням, когда та, что сидела сейчас перед ним, пользовалась шумной славою в слободе разнузданных утех и как никто умела показать сквозь рубище роскошь цветущей юности. Он невольно пытался разглядеть Маргариту Бургундскую с бульвара Монпарнас, но то была не она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Спасти меня! – невольно повторил Леон.
– Вы пали ниже, чем я думала! – произнесла Маргарита, смерив его взглядом знатока. – Судя по всему, нам придется нелегко.
Как бы вам объяснить… Искренность невозможно подделать, ее аромат безошибочно угадает всякий; он разом обволакивает рассудок и сердце. От слов и самого облика Маргариты веяло не искренностью, а чем-то большим. Она убеждала, внушала доверие, сказанное ею казалось непреложным. Она воплощала сам невозмутимый лик истины. В эти мгновения Леон ощущал гнет страшной силы, повелевавшей безоговорочно признать превосходство этой женщины, и потому верил ей. В глубине души, опасаясь Маргариты, он не оставлял надежды одолеть ее, но при ней эта надежда рассеялась, а вместе с ней исчезли и опасения. Вы думаете, он рассчитывал на ее доброту, милосердие, на пробуждение былой привязанности? Ничуть. Она сказала: «Я хочу вас спасти», и он просто поверил этим словам, даже не пытаясь угадать, что за ними стоит.
Он прекрасно понимал, что скрытый смысл в них непременно есть, но заранее принимал его и был готов воспользоваться…
Как бы низко Леон ни пал, выражаясь словами Маргариты, он был человеком практическим и считал себя безусловно способным отличить правду от лжи в дальнейшем разговоре.
Стоит ли говорить: Леон предпочел бы заплатить за спасение что угодно хоть врагу, чем купить спасение ценой невыносимых страданий, видя Ниту соединенной нерушимыми узами со своим соперником.
Любовь Леона не выплескивалась наружу, но переполняла его сердце; он никогда не говорил о ней, и Роза, единственная его наперсница, обо всем догадалась сама. Вот уже несколько лет вся его жизнь текла под знаком этого невысказанного чувства, которое он сам считал постыдным и безумным; такая любовь либо возвышает человека, подвигая на героические поступки, либо унижает его и сводит исподволь в могилу.
После долгого молчания Маргарита заговорила вновь:
– Если я кого-то любила в жизни по-настоящему, то не вас, а прекрасного юношу, которого ударили кинжалом прямо под моими окнами. Его я тоже хочу спасти.
– Нет ничего проще, – прошептал Леон. – Женитьба на принцессе Эпстейн разом все разрешит.
Уголки губ графини презрительно приподнялись.
– И вам предложили помочь в этом деле? – спросила она. – Не так ли?
– Так, – ответил Леон.
– И вы согласились?
– Почти.
Маргарита уперлась локтями в ручки кресла и подалась вперед:
– А знаете, ваша сестра сущая красавица! – сказала она.
Леон покраснел и отвел глаза.
– Вам не нравится, когда я упоминаю вашу сестру. А вдруг я собираюсь сделать ее герцогиней де Клар?.. Пока рановато об этом говорить, – осеклась Маргарита, видя, как Леон вздрогнул. – Роза горда, умна, решительна… Вы тоже прежде были таким, Леон де Мальвуа. Правда, всему есть границы, помогать вам я стану до тех пор, покуда это совпадет с моими собственными интересами.
– Чувствую, так оно и есть! – вслух подумал Леон. – Вы и не представляете, до чего я вам верю!
– Все потому, – холодно ответила Маргарита, – что, не успев ничего сказать, я уже пробудила в вас уснувшие было надежды. Как вы поняли, речь пойдет о принцессе.
– И правда, – признался Леон.
В глазах Маргариты сверкнула молния.
– Единственное, что было в вас великого, сильного и гордого – это любовь, – произнесла она, резко поднимаясь. – Она напомнила мне моего Буридана тех лет, безумного, отважного, великодушного. Почему вы отказались от своего чувства?
– У меня не было никакой надежды, – тихо ответил Леон.
Сердце готово было выпрыгнуть из его груди.
– А почему у вас не было надежды?
– Потому что я…
Он не посмел произнести слова «нотариус», которое, в силу какой-то непонятной власти пошлейших насмешек, подчас оскорбляет не меньше иной непристойности.
– Нотариус! – бодро докончила Маргарита и залилась звонким смехом. – И впрямь, – заговорила она снова, – уж лучше быть бандитом, звучит благороднее.
Но затем, уже серьезней, добавила:
– Я отнюдь не осуждаю вашу сестру, Леон. На ее месте я, возможно, поступила бы так же. Но сдается мне, что ввязываться в это жуткое и темное дело, как она пытается, толики смелости и приобретенного в пансионе опыта маловато. Даже мне бы этого не хватило!
Это было сказано с жаром.
Тут Маргарита откинулась на спинку кресла и прошептала:
– Вам никогда не приходило в голову, что Нита Эпстейн может полюбить вас по-настоящему?
Леон вскочил с кресла, словно выдернутый гигантской рукой.
– Сударыня! Сударыня! – бормотал он. – О, Маргарита, что вы такое говорите!
– Вы прекрасно слышали, что я сказала, – отвечала графиня.
– Не шутите этим! – вскричал Леон, шатаясь, словно пьяный.
– Я не шучу, а просто говорю, что не вижу тут ничего невозможного, – спокойно промолвила Маргарита.
ПРЕДЛОЖЕНИЕ МАРГАРИТЫ
Леон в страшном волнении рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
– Значит, вы намерены потребовать от меня чего-то ужасного? – спросил он. Графиня удивленно вскинула брови, будто то была пустячная болтовня о предметах самых ничтожных. Потом улыбнулась.
– Бедняжка! – сказала она. – Совсем впал в детство!
– Вы не знаете меня, Мальвуа, – сказала она с добродушной фамильярностью, – да и не узнаете никогда, тем более у меня нет ни потребности, ни желания, чтобы меня знали. Я была честолюбива, возможно, остаюсь такою и сейчас. Но моя цель ясна, и жребий брошен. Ни друзья, ни враги не в силах ничего тут изменить. В данный миг мои виды просты и столь наивны, что не удивлюсь, коль вы усомнитесь – ведь это так на меня не похоже. Итак, моя цель – спасти двух моих товарищей и бывших любовников, если угодно, отомстив при этом кое-кому за нанесенные обиды. Ко мне, капитан Буридан! – внезапно заговорила она с почти зловещей веселостью тем распевным речитативом, каким некогда произносили театральные монологи. – Я все та же Маргарита Бургундская, королева! И, о Ваше Величество! Во вторник в «Нельской башне» будет праздник! Но не бойтесь (она снова изменила голос): слава Богу, под окнами усадьбы де Клар Сена не протекает, а ручей на улице Гренель не так глубок, чтобы унести горы трупов. Все приличия будут соблюдены, вот вам наше королевское слово!
Взмахнув рукой, изящной и до того белой, что в полутьме кабинета она, казалось, излучает свет, Маргарита откинулась на спинку кресла. Глядя на нее, Леон испытывал непонятный, почти суеверный ужас, смешанный с трепетной надеждой. Эта игра, эта насмешка, эта театральная декламация невольно возвращали его к далеким дням, когда та, что сидела сейчас перед ним, пользовалась шумной славою в слободе разнузданных утех и как никто умела показать сквозь рубище роскошь цветущей юности. Он невольно пытался разглядеть Маргариту Бургундскую с бульвара Монпарнас, но то была не она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133