– Отлично, принцесса, – сказала монахиня, – я довольна, что привела вас сюда. – И обратившись к Даво, успевшей привести себя в порядок, добавила: – Оставьте нас, голубушка. У сестры-привратницы вы найдете то, что я вам обещала.
– Он спокойно спит, – сказала Даво, – если, конечно, не притворяется спящим. Впрочем, с сегодняшнего дня это неважно.
Усердно приседая и кланяясь, она вышла. Дверь приемной вновь закрылась.
Мать Франсуаза Ассизская, герцог и Нита стояли рядом с кроватью. Прежде чем заговорить, монахиня бросила взгляд украдкой на своих спутников. Сквозь угрюмую бесстрастность герцога пробивалось удивление. Маленькая принцесса была откровенно растрогана.
– Разглядите его получше, мой дорогой племянник и вы, дитя мое, – сказала монахиня. – Когда закончите, мы уйдем отсюда, и обсудим наши впечатления в другом месте.
Ролан лежал на спине. Ему едва хватило времени, чтобы забраться в постель. Глаза его были закрыты. Вызванная физическими усилиями бледность покрывала его щеки, от частого резкого дыхания вздымалось одеяло на груди. Разметавшиеся длинные густые волосы почти полностью скрывали подушку.
Трое посетителей оставались неподвижны и молчаливы в течение нескольких минут. Поскольку день клонился к вечеру, господин герцог подошел к окну за спиной раненого и приподнял саржевую занавеску.
Слеза скатилась по щеке Ниты.
– Как он похож на мою сестру Раймонду! – прошептала она.
– Отлично, принцесса, – в третий раз произнесла монахиня.
Она приложила палец к губам. Луч солнца, упавший сзади, рассыпался бликами на густых локонах Ролана.
Вернувшись к кровати, господин герцог склонился над раненым.
Затем он обернулся к матери Франсуазе Ассизской и молча поклонился, что означало: «Я видел достаточно». Монахиня жестом подозвала его и оперлась на его руку. Они вместе направились к двери. Нита, которой явно не хотелось уходить, на мгновение осталась одна у ширмы. К ее поясу был приколот букетик резеды. Она взяла его и, поцеловав, бросила на постель спящего молодого человека, напомнившего ей любимую сестру.
– Идемте, принцесса, – поторопила ее монахиня.
Нита повиновалась, но когда она бросила прощальный взгляд на раненого, ей почудилось, что в глазах молодого человека под полуприкрытыми веками промелькнули веселые искорки.
Покинув приемную, монахиня велела сиделке вернуться к больному. Та вошла, держа в руках огромный пакет. Как только Даво устроилась на своем посту, она раскрыла пакет, содержавший платье из черной шерсти, несколько пар чулок, новые туфли, шляпку и шаль. Даво долго и придирчиво разглядывала подарки. Она покраснела от удовольствия, но ворчала. Такие, как Даво, всегда ворчат: то им ткань кажется недостаточно тонкой, то шаль недостаточно широкой, то шляпка чересчур простецкой.
– Было бы из-за чего! – говорила она. – Да эти туфли стоят не больше четырех франков, а чулки не лучше моих! Какие же все-таки скупердяйки, эти знатные дамы! Однако дело тут точно нечисто. Не стоило бы им пренебрегать мною… Эх да теперь все равно! Не везет мне. Найти такое хорошее место, и вдруг всему конец. Завтра этого типа увезут… Интересно, что старуха подарит мне за то, что я восемь суток не смыкала глаз? Неужели она думает отделаться от меня старыми тряпками?
Она тщательно рассмотрела платье, развернула шаль, засунула свои огромные кулачища в чулки, и, конечно, до раненого ей было столько же дела, сколько до короля Прусского.
Однако раненый не отвечал ей тем же, наоборот, он неотступно наблюдал за ней, но не для того, чтобы внимать ее сетованиям, – его занимали совсем другие вещи. Из-под опущенных век раненый жадно ловил каждое движение сиделки. Казалось, что обновки почтенной труженицы интересуют его даже больше, чем ее саму. Пот выступил у него на лбу, ибо ему стоило больших усилий скрыть свое волнение.
Герцог, маленькая принцесса и мать Франсуаза Ассизская уединились в келье последней. Герцог и его дочь никогда прежде не переступали порога этого убежища. Они опустились на два единственных стула, монахиня осталась стоять. Нита с испуганным удивлением оглядывала убогое и унылое жилище отшельницы.
– Теперь вы понимаете, мой дорогой племянник, – сказала, помолчав, мать Франсуаза, – что у меня были серьезные основания желать вашего присутствия.
– Понимаю, тетушка, – отозвался герцог де Клар.
Монахиня подошла к кровати и сняла со стены миниатюру. Герцог взял ее в руки и поднес к глазам. На его невозмутимом лице отразилось волнение.
– Я не нуждаюсь в подобных напоминаниях, – сказал герцог. – Я отлично помню моего старшего брата Раймона. Полагаю, что я всегда вел себя по отношению к нему как друг, как брат и как дворянин.
– Вы носите имя де Клар, – со значением произнесла пожилая монахиня. – Сын вашего отца не мог бы вести себя иначе.
Когда герцог возвращал миниатюру монахине, Нита бросила на нее любопытный взгляд и воскликнула:
– Можно подумать, что это портрет того молодого человека!
Монахиня наклонилась и поцеловала девочку в лоб. Герцог сделал нетерпеливый жест.
– Не подумайте, досточтимая тетушка, – произнес он вежливым, но суровым тоном, – что вам потребуются свидетели, дабы противостоять мне. Мой старший брат Раймон был всеобщим любимцем. Я любил его не меньше других и доказал это. Его наследник, если он существует…
– Он существует! – с живостью перебила монахиня.
– Я надеюсь, тетушка, так же, как и вы, – холодно сказал герцог, – и, возможно, у меня есть на то больше оснований, чем у вас…
Пожилая монахиня, словно нехотя, протянула ему руку и тихо проговорила:
– В конце концов, вы носите имя де Клар!
В ее устах эти слова были высшей похвалой. Герцог надменно улыбнулся.
– Я дворянин и, кроме того, честный человек, – продолжал он, – хотя вовсе не кичусь этим. Я люблю и уважаю славное имя, которому грозит исчезновение вместе со мной, поскольку у меня нет сыновей. Мысленно, уважаемая тетушка, вы упрекаете меня за то, что я не разделяю вашего воодушевления. Обещаю, что буду вести себя так, словно я его разделяю. Сын моего брата – если, повторяю, он существует, ибо вам необходима совершенная уверенность, – получит состояние и титул своего отца, клянусь честью!
– Большего от вас невозможно требовать, – ровным тоном отозвалась монахиня, – ибо, если такое случится, вы потеряете все, чем так долго владели.
– Я ничего не потеряю, мадам. Я лишь возвращу законному владельцу доверенное мне имущество, – холодно и с достоинством парировал герцог.
Наступила пауза. Монахиня положила миниатюру на кровать. Нита приблизилась и стала разглядывать портрет.
– Досточтимая тетушка, – продолжал герцог, смягчившись, словно желая загладить впечатление чрезмерной суровости, произведенное его последними словами, – я согласен с вами в том, что касается сходства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133