– Хозяин, – сказал он, входя, – писари ушли. Вы мне еще собирались что-нибудь поручить до закрытия конторы?
– Хотел тебя кое о чем спросить, – отозвался мэтр Мальвуа. – Поди-ка сюда.
Летаннер приблизился на несколько шагов. Леон заговорил снова:
– Ты бы легко узнал того парнишку, с которым нам надо было драться утром пепельной средыnote 5, в тысяча восемьсот тридцать втором году?
– Он погиб, – промолвил Летаннер чуть слышно и страшно побледнел.
– А если б был жив, узнал бы?
– Я его только секунду видел, когда тот лежал под фонарем, – отвечал главный письмоводитель. – Но если я кого так увижу, запоминаю надолго. Да, уверен, что узнал бы.
Мгновение Леон оставался в задумчивости, потом сказал:
– Это хорошо!
И рукой дал понять главному письмоводителю, что тот свободен.
Но Летаннер не двигался. Леон добавил:
– На сегодня довольно. Можешь идти.
– Человек от графини пришел, – проговорил Летаннер, как бы невольно понижая голос, – виконт Аннибал Джожа.
Леон ничего не сказал, но брови его нахмурились. Главный письмоводитель продолжал:
– Графиня – опасный враг.
– Хорошо, – еще раз произнес Леон.
– Еще у нас двое новых писцов и новый лакей.
Мэтр Мальвуа покраснел.
– Тебе есть на что пожаловаться? – сказал он.
– Эти двое не желают работать, а лакей не хочет служить. Они заявляют, что не обязаны исполнять моих приказаний.
В третий раз Леон повторил, на сей раз глухим и совершенно исказившимся голосом:
– Хорошо!
– Хозяин, – заговорил снова главный письмоводитель, заметно колебавшийся, – оказывается, я знаю одно обстоятельство, о котором вы, похоже, не осведомлены. Со времен мэтра Дебена были лица, стремившиеся завладеть кое-какими бумагами из архива семейства де Клар.
– Все бумаги семейства де Клар целы, – сухо прервал его мэтр Мальвуа.
– Тем лучше, хозяин, ибо завтра в одиннадцать утра у вас потребуют о них отчета.
Леон уставился на него. Летаннер взволнованно продолжал:
– Господин де Мальвуа, вы мне только что напомнили о временах, когда вы питали ко мне некие дружеские чувства, ибо выбрали в секунданты одного поединка…
– Что из этого? – нетерпеливо сказал молодой нотариус.
– Послушайте, Леон… – начал главный письмоводитель.
Он овладел собой и сказал:
– Послушайте, господин де Мальвуа! Не может быть, чтобы в наступивших обстоятельствах вам не нужна была помощь!
Леон выпрямился и по-прежнему молчал.
– Господин де Мальвуа, – продолжал Летаннер почти умоляющим тоном, – вы были добры ко мне. Вы же знаете о моих связях с теми, кого вы прогнали, а меня оставили при себе. Я был человек замешанный, но не пропащий; вы это поняли, хотя были еще так молоды… и с той поры я ваш телом и душой, господин де Мальвуа!
– Вы не дали мне повода пожалеть о моем поступке, – отвечал молодой нотариус, отведя взгляд.
– А на деле выходит, что вы не так уж в этом убеждены, – горько произнес Летаннер. – Вы мне не доверяете.
Он сделал шаг к Леону и добавил:
– Я служил вам верой и правдой, клянусь! Никакой заслуги в этом не было… но опасность была.
Въедливый глаз Мальвуа впился в него.
– Будь у вас ко мне доверие, – продолжал главный письмоводитель, – расспроси вы меня по-хорошему, я б вам уже давно признался, что меня гнетет. В моей жизни есть две недели, от силы два месяца, которые я хотел бы переписать ценой всей моей крови…
Устало улыбаясь, Леон протянул ему руку.
– Тебя преследовали, – сказал он, – может, даже угрожали после того…
– Осаждали, нападали, дважды ранили! – пробормотал Летаннер.
– А… – сказал молодой нотариус.
Слово, которое он намеревался произнести, застыло у него на губах.
– Ты не жаловался в полицию, – сказал он. – Значит, что-то тебя останавливает и ты не можешь ничего поделать.
– Я не могу, это правда, – совсем тихо проговорил Летаннер, – но вы…
Леон убрал руку.
– Ты любишь мою сестру, – прошептал он. – Ты не в своем уме!
И, поскольку краска бросилась Летаннеру в лицо, Леон закончил ласковым и прочувствованным голосом:
– Не один ты страдаешь. Все, что ты можешь мне сказать, я и так знаю. Оставь меня и не держи на меня зла.
Главный письмоводитель удалился, не проронив больше ни слова. Лишь только закрылась дверь, Мальвуа обхватил голову руками.
– Да, – подумал он вслух после долгого молчания, – я все знаю, или, по крайней мере, мне кажется, что все – и никакого проку мне от этого нет! И даже если еще что-то узнаю, проку все равно не будет! Час наступает. Чувствую, как он близится. Эти люди смыкают кольцо вокруг меня, и выбраться из него нельзя. Бежать не годится: у меня нет оружия, чтобы сражаться…
– Нет оружия! – повторил он со странным отсутствующим выражением в глазах.
Его рука снова как бы невольно тронула ручку ящика под крышкою его рабочего стола, потом нырнула в ящик и вернулась с парой дорогих карманных пистолетов, отделанных слоновой костью с эмалью и инкрустацией.
– В сражении это не оружие, – прошептал он, рассматривая новенькие капсюли, сверкавшие на затравочном стержне пистолетов, – но это освобождает.
Его окаменевшие глаза широко раскрылись, как это случается, говорят, с теми, кого головокружение манит и тянет в бездну.
Он содрогнулся и отпрянул. Он и впрямь видел перед собой настоящую пропасть. Мучительная судорога передернула его лицо, меж тем как он бормотал в ответ на мрачные поползновения своей мысли:
– Нет! Только не это! Роза останется одна!
Губы коснулись его лба и нежный голосок сказал на ухо:
– Спасибо, братец мой.
Леон повернулся, не удивившись. На его смятенном лице улыбка боролась с тревогой.
Роза де Мальвуа стояла за его спиной, улыбаясь с глубокой грустью.
– Какие мы с тобой, оказывается, несчастные! – медленно проговорила она, беря брата за обе руки.
Ее ласковые и бесстрашные темно-синие глаза, казавшиеся черными в тени длинных ресниц, пристально смотрели в глаза брата. В полутьме, заполнившей большую комнату, ее стройное, но слишком хрупкое тело, казалось еще выше и тоньше. В ней было нечто, что является в минуты высшего напряжения, когда сама судьба простирает свою руку, чтобы поддержать человека или нанести свой удар.
Леон привлек сестру к себе, и руки девушки обвились вокруг его шеи.
– Ты сейчас из дома де Клар, – сказал он.
На Розе был бархатный плащ и меховая накидка.
– Я обещала, что мы будем, – сказала она вместо ответа, указав пальчиком на пригласительное письмо, все еще открыто лежавшее на столе.
Леон опустил голову и тихо спросил:
– Это для чего же?
Она сбросила плащ легким грациозным движением, сняла шляпу и прошлась ладонью по растрепавшимся волосам. Леон с нежностью смотрел на нее. Она уселась к нему на колени, словно дитя.
– Сегодня мне исполнится девятнадцать лет, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133