Вернемся к ее туалету, который был на удивление прост: черное муаровое платье, накидка и шляпка из черного бархата. И никаких драгоценностей.
Это подчеркивало молодость. Так могла бы одеться Роза – но и пятидесятилетняя женщина тоже.
Графиня сделала несколько шагов по комнате, изобразив на лице чарующую улыбку; собой она владела превосходно.
– Господин Мальвуа, – сказала она, грациозно поклонившись Розе, – полагаю, вы меня ждали.
– Да, сударыня, – с поклоном ответил Леон и подвинул ей кресло.
– Мне уйти? – тихо спросила Роза.
– Отчего же? – возразила Маргарита прежде чем Леон успел что-либо сказать. – Дитя мое, наша дорогая Нита просила передать вам привет. Вы же очень дружны с ней, а мое дело как раз касается принцессы Эпстейн.
Она села. Леон посмотрел на сестру и своим взглядом, казалось, выразил несогласие с мнением графини.
– Видите ли, мадемуазель Роза, – снова заговорила Маргарита, без всякого, казалось бы, сарказма, – добрейшая Фавье, приживалка Ниты, просит у вас извинения. Она немного знает английский, поэтому невольно подслушала ваш разговор с моей воспитанницей.
Лицо Розы залилось краской.
– Моя воспитанница не сможет встретиться с вами, как обещала, – сказала графиня и добавила, обращаясь к Леону: – Я хотела просить вас еще и от себя, господин де Мальвуа. Кажется, вы запретили своей сестре переступать порог дома де Клар.
Тут она запнулась и продолжала:
– Потому что… как там было по-английски… Потому что «вы знали меня в молодости».
– Роза, прошу вас, оставьте нас, – сказал Леон. Роза кивнула и тотчас направилась к двери. Маргарита кивнула ей в ответ и сказала:
– Не обижайтесь, дорогое дитя. Мы ждем вас во вторник на нашем скромном празднике. Я рассчитываю на ваше присутствие и обещаю испросить согласия вашего брата.
Роза не ответила.
Как только дверь за ней закрылась, Леон сказал:
– Прошу вас, сударыня, не вмешивать в это дело мою сестру.
– Какое дело? – спросила Маргарита.
Леон в бессильной ярости закусил губу. Вместо ответа он, в свою очередь, спросил:
– Что вам от меня нужно?
Маргарита ответила не сразу. Она устроилась поудобнее в креслах и, не глядя на Леона, небрежно расправила складки платья. Казалось, она размышляет.
Наконец она заговорила тем бесстрастным и на удивление красивым голосом, который мы с вами уже слышали когда-то на бульваре Монпарнас:
– Я тоже знавала вас в молодости, господин Мальвуа, и у меня не осталось о вас дурных воспоминаний.
Он открыл рот, порываясь что-то сказать, но она жестом остановила его и продолжала:
– Вы были благородным юношей и уже тогда упоминали о младшей сестре, отданной на воспитание в монастырь. Она удерживала вас от трех четвертей безрассудств, которые вы могли совершить в этом возрасте. Вышло так, что вы превратились в печального, слабого, прежде срока состарившегося человека.
– Сударыня, – сказал Леон, – вы искали встречи, чтобы поговорить обо мне?
– Не только, господин Мальвуа, – ответила Маргарита, – но прежде всего о вас.
– Могу ли я узнать, чем вызван… – начал было Леон с горькой усмешкой.
Она обратила на него бархатный взгляд больших глаз и перебила:
– Мой бедный друг, мне жаль вас, не серчайте, – добавила она уже ласковей, – я не хотела вас оскорбить. Правда, вы обошлись со мной, как с врагом, но поражение ваше столь сокрушительно, что грех на вас обижаться.
– А вы, сударыня, одержали победу, – побелевшими губами прошептал Леон.
Маргарита грустно улыбнулась.
– Ничего вы не знаете, – сказала она, – и даже не догадываетесь. Ваши глаза будто нарочно сделаны, чтоб ничего не видеть, как у языческих истуканов, о которых говорит псалмопевец, а уши – чтобы не слышать. Повторяю, мне вас жаль, господин Мальвуа, причем не так из-за ваших неудач, как из-за вашей полной слепоты.
– Не понимаю вас, сударыня, – сказал нотариус.
– Видимо, и впрямь не понимаете. Вам хоть что-нибудь удалось понять за последние месяцы? За все долгие годы ваших поисков удалось вам хоть что-нибудь найти? Скажите!
– По крайней мере, одного человека я нашел, – совсем тихо произнес Леон.
– Вы в этом уверены? – в ее словах к презрению примешивалась нота упрека. – И сколько часов назад вы его нашли? Положим, – осеклась она, – этого вы действительно нашли, тут я с вами согласна. Вернее, его нашли для вас. Да на что он вам? Он такой же поверженный, как вы, и точно так же стал бы жертвой, если бы не связал себя кабальным договором с волками, что рыщут вокруг его наследства!
Леон вопросительно посмотрел на нее.
– Вы совсем запутались, – сказала Маргарита, – да тут и впрямь мудрено разобраться. И все ж ваше собственное поведение могло бы дать вам ключ к разгадке. Разве не вы пошли на сделку с самыми ярыми вашими противниками? Разве сам господин Мальвуа, взявшийся за дело об огромном наследстве, не оказался одной из кукол, которых дергал за нитки господин Лекок?
Леон опустил глаза.
– А ведь вы честный человек, – продолжала Маргарита, – в этом я уверена вполне. Для меня до сих пор нет дороже воспоминания молодости. Я сужу о вас, каким вы были тогда, в каморке на последнем этаже того самого дома, где мы сейчас, в вашей мансарде четвертого письмоводителя. Как видите, у меня хорошая память, господин Мальвуа, и я не боюсь воспоминаний. Я вас любила тогда; возможно, то не была настоящая любовь. Такие девушки, какой была в то время я, годятся скорее в друзья, чем в любовницы. Они – по крайней мере, некоторые из них – проходят свою школу, изучая жизнь, как вы, мужчины, изучаете право или медицину. А когда их срок обучения заканчивается, они встают – во всяком случае, некоторые, – и шагают далеко за порог, в серьезную жизнь. Почему бы нет? Вы можете мне ответить? Почему то, из чего мужчина выходит чистым, должно замарать женщину? Почему, покидая это пошлое чистилище там, в окрестностях Люксембургского дворца, только вы имеете право искупить безделье и юные шалости великими, полезными и славными трудами?
Она говорила ровным голосом, изобразив на лице улыбку великосветской дамы:
– Вас все это мало трогает, не правда ли? Все потому, что вы – мужчина и верны установленным мужчинами догмам. Но вы чуете, что топор уже занесен над вами, и вам уже не до отвлеченных споров о морали. Ну, а меня это и вовсе не трогает. Я ломала или просто перешагивала преграды на своем пути. Я не жалуюсь на женскую долю. Женщины могут опрокинуть все ваши доводы и попрать своих повелителей ногами. Именно такую свободу действий я избрала для себя, господин Мальвуа, и прекрасно себя чувствую. Не спешите, господин Мальвуа, мы не так далеко отклонились от нашего предмета, как может показаться. Ведь именно потому, что я шла, не сворачивая с намеченного пути, и достигла высокого положения, сейчас я могу сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133