Но скоро огонь ее глаз погас и веки опустились.
– Я не в своем уме, – сказала она, краснея от стыда и гордости.
Она провела рукой по лбу. Краска снова отхлынула с ее щек.
«Как бы там ни было, – думала она, бросая на павильон беспокойные взоры, – он же художник, я уверена; это не он ли сидел тогда на кладбище с карандашом и раскрытым альбомом на коленях?»
Роза улыбнулась. Зрачок показался за бахромой длинных черных ресниц.
– Какая я у него получилась красивая! – пробормотала она срывающимся голосом.
И прибавила совсем тихо – так тихо, что ветер не мог унести этих слов с ее губ:
– Он меня одну нарисовал! А ведь мы были вдвоем!
Была ли картина признанием в любви? На полотне и впрямь не было никого, кроме Розы – пленительной и прекрасной юной девы в платье из муслина в цветах. И то была, без сомнения, она – только еще более обворожительная.
– Так вот, значит, какой он меня видит! – сказала Роза, и слеза страстной благодарности алмазом повисла на ресницах.
Тихо, очень тихо, на пальчиках своей волшебной ножки, Роза подошла поближе к павильону. У самых дверей она прислушалась. Внутри царила мертвая тишина; со двора, не считая редких шумов улицы и смутного рокота, издаваемого мастерской Каменного Сердца, доносились лишь далекие шаги Ниты и ее опекуна, все еще бродивших по аллеям сада.
Прижав руку к груди в стремлении унять расходившееся сердце, Роза преодолела две ступени у входа в павильон. Ей было страшно, но желание пересиливало страх.
Она и сама толком не знала, зачем пришла. Роза была счастлива, и предвкушала еще большее счастье; в этом-то и была истинная причина. Ощущение счастья делало ее и без того сладостные и благородные черты совершенными.
Ее испуганное улыбающееся лицо показалось в дверях, она окинула мастерскую быстрым взглядом и, пошатнувшись, отпрянула по ступеням. Роза увидела спящего Ролана.
– О! – сказала она, едва не теряя сознание. – Я же его никогда с тех пор не видела… только раз! Всего один раз!
Желание бежать охватило ее, столь неудержимое и острое, что она бросилась в аллею; но у поворота дорожки решила последний раз оглянуться. Отсюда она не могла видеть Ролана, зато картина казалась все ярче по мере того, как солнце продвигалось по своему пути.
Роза остановилась еще раз – послать воздушный поцелуй, полный нежной стыдливости, уже невидимому Ролану.
Свидетелей не было. Чего бояться? Он спал.
Да и проснись он, что страшного? Роза не сделала ничего предосудительного. Те, кто ее привел, были неподалеку, они бы услышали.
Если сердце полно желанием, его убедит и самый немудреный довод. Роза вернулась как пришла, на сей раз смелее, хотя более взволнованная. Опьянение порождает жажду; она хотела сделать еще глоток из того сосуда, что одарил ее пьянящей радостью.
Какой бурной жизнью жило в ней это милое воспоминание! Но отчего оно оставило столь глубокий след? Так крепко запоминаются большие события, драмы, потрясения, здесь же ничего похожего не было.
Ничего! Одна случайная встреча, одно брошенное слово…
Должно быть, Роза никогда не забудет тот грустный и милый сердцу час, то дышащее печальным покоем место, о котором молча напоминала картина, – ибо памятная встреча произошла на кладбище – и среди плакучих ив, убегающих в глубь перспективы, смутно угадывались надгробья.
Случилось это давно. Роза могла бы сказать, сколько месяцев, дней утекло с той поры. Было утро в конце весны, прекрасное и жаркое; лазурная твердь поблекла под легкой дымкой, украсившей небеса нежно-мраморными разводами и будто стыдливо набросившей вуаль перед оком солнца. Кто не знает эту пору горячей и вялой истомы, когда от далекого пенья внезапно сжимается сердце, когда голова не в силах вынести запаха облетевшей розы?
Роза и Нита жили тогда в монастыре.
Нита, осиротевшая три месяца назад, пожелала съездить на могилу отца и упросила подругу поехать с ней; они отправились вдвоем в сопровождении монашки.
Величественная усыпальница герцогов де Клар хранила дух запустения, тем сильнее поразивший Ниту в первую же минуту, что позади склепа утопала в свежих цветах бедная простая могилка, обозначенная одной лишь табличкой белого мрамора.
У могилки сидел на скамье очень красивый молодой человек; он был так крепко объят своей скорбной думой, что сперва даже не заметил подошедших подруг. В руке он держал карандаш, на коленях альбом. На раскрытом листе был неоконченный набросок, изображавший деревья и могилы.
Роза удостоила красивого юношу лишь рассеянным взглядом, Нита же при виде его не без удивления спросила себя, словно ее кольнуло мимолетное воспоминание: «Где же я могла видеть его раньше?..»
Но память ничего не подсказала в ответ. Она стала на колени и начала молиться.
На Ните было траурное платье, а Роза в тот день была одета не как пансионерка: брат попросил отпустить ее на семейный праздник. В своем простом новеньком городском туалете она была неотразима. Сперва она, как и Нита, молилась. Монахиня перебирала четки. Все трое оставались на коленях в прохладной тени гробницы. Но ветер, веявший над печальным садом, где сидел задумчивый молодой человек, приносил томительный запах роз.
Нита сказала:
– А у моего бедного папеньки нет таких цветов!
По щекам подруги катились слезы, и Роза поцеловала ее.
Говорят, бусинки четок навевают порой спасительную дрему.
Монахиня спала.
Легкое движение произошло в ближних кустах, девушки разом повернули головы: красивый молодой человек стоял у памятника и смотрел на них.
Во взгляде его почему-то не было ни дерзости, ни греховных помыслов.
Меж тем юноша ретировался, почтительно поклонившись. Румянец заиграл на щеках Ниты; мадемуазель де Мальвуа побледнела.
Роза села. Нита вновь преклонила колена, решив напоследок помолиться, но не могла собраться с мыслями и корила себя; Роза впала в мечтательность. Красивого юноши не было видно, но обе знали, что он где-то рядом.
Подруги поднялись и опять расцеловались, проникшись, сами не ведая почему, еще большей любовью друг к другу.
Прежде чем разбудить монахиню и уехать, Нита шепнула:
– Вот бы сейчас хоть несколько цветков, оставить отцу букет.
Они разом вздрогнули: молодой человек стоял рядом, держа в руке цветы.
– Возьмите, – сказал он мягким, берущим за сердце голосом, – это цветы моей матери.
Приняла их почему-то Роза, даже о том не задумавшись, но «спасибо» сказала Нита.
Ролан тотчас удалился; девушки остались одни и не обменялись более ни словом.
Букет положили на могилу бережно, только упал один голубой цветок колокольчика, и Роза припрятала его.
Девушки разбудили монахиню и пошли.
Вот и все. А что, собственно, еще нужно?
На семейном празднике Роза много смеялась и сама дивилась своей веселости, но, вернувшись в пансион, расплакалась, сердясь на эти беспричинные слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133