Жесткие линии великолепного изваяния смягчились и округлились; может быть, виной тому был тусклый свет горевшей в кабинете лампы? Но лицо Маргариты, некогда румяное, стало бледнее и отдавало в слоновую кость, хотя волосы остались столь же густы и казались даже чересчур пышными для исхудавшего и, с позволения сказать, как бы заново вылепленного лица с чертами более утонченными и чарующими.
То ли из-за обманчивого сумеречного освещения, в котором глазу порой мерещится невесть что, то ли из-за болезненного состояния, словно усыпившего рассудок Леона, однако в обрамлении темных волос ему виделось лицо девушки с тонкими, почти детскими чертами. Лишь устремленный на него из-под ресниц пронзительный взгляд Маргариты отгонял могучее наваждение и возвращал Леона к яви.
– Вы помолодели, – сказал он, – а я меж тем состарился.
– Пусть будет так, – ответила она с довольной кокетливой улыбкой двадцатилетней девушки. – Ну как, проснулись наконец, милый мой Леон? Вы мне польстили и тем доказали, что еще не утратили способность мыслить. Да, я и вправду помолодела. А теперь, господин Мальвуа, самое время поговорить.
Последние слова были произнесены очень серьезно и даже строго.
Тонким, белоснежным пальцем она указала на записки, которые Леон при ее появлении убрал в конверт.
– Что это? – спросила она.
– Приглашение на… – начал Леон.
– Нет-нет, эти записи… Ну хорошо, можете не отвечать. Я издали разглядела два-три имени. Я прекрасно знаю, что это такое. Вы потрудились на славу. Уверена, вы могли бы рассказать древнюю и новую историю де Кларов со времен Иакова Второго до наших дней. Слов нет, история порой неприглядная, и не поручусь, что добрый герцог, приятель Людовика Восемнадцатого, отправился прямиком в рай. А бессмертная старуха монашка из монастыря Бон Секур – сплошное умиление, но мало ли что было на ее совести… Кто бы мог подумать, что она на старости лет превратится в такую затворницу! А наша Нита – ну не прелесть ли! Ей хватило ума понять и полюбить меня, но ее против меня настроили, это очень досадно. Что до этой мадонны из провинциального Но-Фаба, герцогини Терезы, у меня на ее счет свои соображения. Невозможно поверить в столь безграничную дурость. Герцогиня Тереза в лачуге на улице Святой Маргариты, имея бриллиантов на двадцать тысяч франков, скрывает от своего взрослого сына имя его отца… Уж больно отдает бездарным романом, вам не кажется?
Леон не поспевал за сложными поворотами ее мысли; тем не менее, он ответил:
– Именно потому я и поверил.
– Прекрасно, – сказала графиня, – наконец что-то проясняется. Я и сама, может быть, из-за этого поверила; но не могу ж я целый день верить в одно и то же. Я начинаю сомневаться. В этом скверном романе намешано чересчур много правдоподобного, да слишком бойко его толкуют. Вам не кажется, что эта добрая женщина после всего, что произошло, просто не могла сохранить безграничную веру в добросовестность своего знаменитого деверя? Этот-то всех перехитрил: помер в своей постели, документы под подушкой, денег полны сундуки…
– Но его дочь! – прошептал Леон.
– Вот оно что! Всего не предусмотришь. Опекунами его дочери стали Маргарита Садула и Кретьен Жулу, дурак! Вы сейчас способны рассуждать здраво, господин Мальвуа?
– Полагаю, вполне, сударыня.
– Тем лучше для вас. Сейчас проверим.
Она решительно уперлась ногами в пол и придвинула свое кресло вплотную к столу.
– В каком ящике у вас пистолеты? – спросила она, вперившись в лицо нотариуса.
Тот натянуто улыбнулся и сказал:
– У меня сестра.
– Взрослый ребенок! – с жаром сказала она. – Так вы думали об этом? Наложить на себя руки! Слава Богу, пришла я. Я уже сказала, что пришла к вам, как к товарищу, а я довольно пожила в окружении товарищей и знаю цену этому слову. Не вздумайте прикасаться к пистолету, слышите? Можете сделать это лишь в единственном случае: если долг настоящего мужчины потребует устранить соперника на дуэли!
Леон поднял глаза и вопросительно посмотрел на нее. Она снова улыбнулась и сказала совсем легко:
– Мало ли, как сложатся обстоятельства, все может быть. В любом случае, вам судить и решать, как поступать.
Она облокотилась на угол стола, и густые темные локоны легли на ее зарумянившиеся щеки.
– Вы много учились, – снова заговорила она, – но не знаете ничего, кроме всем известной и никому не нужной истории из учебника. Вы похожи на прилежного студента, который бойко отвечает любой предмет в университете, но спотыкается и падает при первом же самостоятельном шаге в жизни, выйдя из Сорбонны с ворохом всевозможных дипломов и степеней. Помните эти путаные и бестолковые страницы нудной «Истории» Ролена, где говорится о глупостях преемников Александра Великого? Так вот, господин Лекок был Александром своего дела, послабее полковника, но очень силен. Я знавала обоих и могу судить. С тех пор как их не стало, созданная ими обширная сеть хиреет. Пришло время правления бездарных и тщеславных лейтенантов; видите, я вполне откровенна. Я и сама принадлежала к этому обществу во времена Лекока. Сейчас я отставной член Черных Мантий. И не благодарите меня за доверие, я ничем не рискую. Вздумай вы повторять подобную чепуху завтра утром, вечером очнетесь в желтом доме.
– Вы не сказали мне ничего нового, – тихо проговорил Леон.
– Вот как! – весело вскричала Маргарита, – выходит, вы – таки знаете кое-что из подлинной истории, так сказать, из «записок современников»? Вы заработали очко… Но берегитесь! На древе познания растут опасные плоды! Двух новых письмоводителей и странного слугу, стоящих на страже у дверей вашего Лувра, о мой бедный и якобы охраняемый король, возможно, приставили к вам потому, что вы слишком много выведали! Проверим – ка ваши знания. Вы знаете, каким образом ваш соперник, прекрасный Буридан с двадцатью тысячефранковыми билетами, получил удар кинжалом позади Люксембургского дворца?
– Знаю, – ответил Леон.
– Нет, не знаете, – возразила Маргарита, – коли вы, честный человек, держите во главе свой канцелярии одного из соучастников убийства.
– Летаннер! – воскликнул Леон. – Не может быть!
– Все может быть. Вот вы, законник, скажите: является ли участником преступления человек, игравший на шарманке под окном комнаты, где был убит Фуальд? У меня так до сих пор стоит в ушах голос Летаннера, горланившего в кабаре «Нельская башня»:
«Нальем! Глотнем! Споем! Допьем!»
Там была вся контора – вся, кроме вас…
– Из-за двадцати тысяч франков! – прошептал Леон.
– Ну нет! На мелкие дела Лекок не разменивался. Речь шла, к вашему сведению, о десятке миллионов.
– Значит, им уже было известно, что тот юноша – наследник де Клар?
– Господину Лекоку было известно все, что можно разузнать, выведать, разнюхать, угадать или раскопать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
То ли из-за обманчивого сумеречного освещения, в котором глазу порой мерещится невесть что, то ли из-за болезненного состояния, словно усыпившего рассудок Леона, однако в обрамлении темных волос ему виделось лицо девушки с тонкими, почти детскими чертами. Лишь устремленный на него из-под ресниц пронзительный взгляд Маргариты отгонял могучее наваждение и возвращал Леона к яви.
– Вы помолодели, – сказал он, – а я меж тем состарился.
– Пусть будет так, – ответила она с довольной кокетливой улыбкой двадцатилетней девушки. – Ну как, проснулись наконец, милый мой Леон? Вы мне польстили и тем доказали, что еще не утратили способность мыслить. Да, я и вправду помолодела. А теперь, господин Мальвуа, самое время поговорить.
Последние слова были произнесены очень серьезно и даже строго.
Тонким, белоснежным пальцем она указала на записки, которые Леон при ее появлении убрал в конверт.
– Что это? – спросила она.
– Приглашение на… – начал Леон.
– Нет-нет, эти записи… Ну хорошо, можете не отвечать. Я издали разглядела два-три имени. Я прекрасно знаю, что это такое. Вы потрудились на славу. Уверена, вы могли бы рассказать древнюю и новую историю де Кларов со времен Иакова Второго до наших дней. Слов нет, история порой неприглядная, и не поручусь, что добрый герцог, приятель Людовика Восемнадцатого, отправился прямиком в рай. А бессмертная старуха монашка из монастыря Бон Секур – сплошное умиление, но мало ли что было на ее совести… Кто бы мог подумать, что она на старости лет превратится в такую затворницу! А наша Нита – ну не прелесть ли! Ей хватило ума понять и полюбить меня, но ее против меня настроили, это очень досадно. Что до этой мадонны из провинциального Но-Фаба, герцогини Терезы, у меня на ее счет свои соображения. Невозможно поверить в столь безграничную дурость. Герцогиня Тереза в лачуге на улице Святой Маргариты, имея бриллиантов на двадцать тысяч франков, скрывает от своего взрослого сына имя его отца… Уж больно отдает бездарным романом, вам не кажется?
Леон не поспевал за сложными поворотами ее мысли; тем не менее, он ответил:
– Именно потому я и поверил.
– Прекрасно, – сказала графиня, – наконец что-то проясняется. Я и сама, может быть, из-за этого поверила; но не могу ж я целый день верить в одно и то же. Я начинаю сомневаться. В этом скверном романе намешано чересчур много правдоподобного, да слишком бойко его толкуют. Вам не кажется, что эта добрая женщина после всего, что произошло, просто не могла сохранить безграничную веру в добросовестность своего знаменитого деверя? Этот-то всех перехитрил: помер в своей постели, документы под подушкой, денег полны сундуки…
– Но его дочь! – прошептал Леон.
– Вот оно что! Всего не предусмотришь. Опекунами его дочери стали Маргарита Садула и Кретьен Жулу, дурак! Вы сейчас способны рассуждать здраво, господин Мальвуа?
– Полагаю, вполне, сударыня.
– Тем лучше для вас. Сейчас проверим.
Она решительно уперлась ногами в пол и придвинула свое кресло вплотную к столу.
– В каком ящике у вас пистолеты? – спросила она, вперившись в лицо нотариуса.
Тот натянуто улыбнулся и сказал:
– У меня сестра.
– Взрослый ребенок! – с жаром сказала она. – Так вы думали об этом? Наложить на себя руки! Слава Богу, пришла я. Я уже сказала, что пришла к вам, как к товарищу, а я довольно пожила в окружении товарищей и знаю цену этому слову. Не вздумайте прикасаться к пистолету, слышите? Можете сделать это лишь в единственном случае: если долг настоящего мужчины потребует устранить соперника на дуэли!
Леон поднял глаза и вопросительно посмотрел на нее. Она снова улыбнулась и сказала совсем легко:
– Мало ли, как сложатся обстоятельства, все может быть. В любом случае, вам судить и решать, как поступать.
Она облокотилась на угол стола, и густые темные локоны легли на ее зарумянившиеся щеки.
– Вы много учились, – снова заговорила она, – но не знаете ничего, кроме всем известной и никому не нужной истории из учебника. Вы похожи на прилежного студента, который бойко отвечает любой предмет в университете, но спотыкается и падает при первом же самостоятельном шаге в жизни, выйдя из Сорбонны с ворохом всевозможных дипломов и степеней. Помните эти путаные и бестолковые страницы нудной «Истории» Ролена, где говорится о глупостях преемников Александра Великого? Так вот, господин Лекок был Александром своего дела, послабее полковника, но очень силен. Я знавала обоих и могу судить. С тех пор как их не стало, созданная ими обширная сеть хиреет. Пришло время правления бездарных и тщеславных лейтенантов; видите, я вполне откровенна. Я и сама принадлежала к этому обществу во времена Лекока. Сейчас я отставной член Черных Мантий. И не благодарите меня за доверие, я ничем не рискую. Вздумай вы повторять подобную чепуху завтра утром, вечером очнетесь в желтом доме.
– Вы не сказали мне ничего нового, – тихо проговорил Леон.
– Вот как! – весело вскричала Маргарита, – выходит, вы – таки знаете кое-что из подлинной истории, так сказать, из «записок современников»? Вы заработали очко… Но берегитесь! На древе познания растут опасные плоды! Двух новых письмоводителей и странного слугу, стоящих на страже у дверей вашего Лувра, о мой бедный и якобы охраняемый король, возможно, приставили к вам потому, что вы слишком много выведали! Проверим – ка ваши знания. Вы знаете, каким образом ваш соперник, прекрасный Буридан с двадцатью тысячефранковыми билетами, получил удар кинжалом позади Люксембургского дворца?
– Знаю, – ответил Леон.
– Нет, не знаете, – возразила Маргарита, – коли вы, честный человек, держите во главе свой канцелярии одного из соучастников убийства.
– Летаннер! – воскликнул Леон. – Не может быть!
– Все может быть. Вот вы, законник, скажите: является ли участником преступления человек, игравший на шарманке под окном комнаты, где был убит Фуальд? У меня так до сих пор стоит в ушах голос Летаннера, горланившего в кабаре «Нельская башня»:
«Нальем! Глотнем! Споем! Допьем!»
Там была вся контора – вся, кроме вас…
– Из-за двадцати тысяч франков! – прошептал Леон.
– Ну нет! На мелкие дела Лекок не разменивался. Речь шла, к вашему сведению, о десятке миллионов.
– Значит, им уже было известно, что тот юноша – наследник де Клар?
– Господину Лекоку было известно все, что можно разузнать, выведать, разнюхать, угадать или раскопать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133