Как я ни бодрился, с этой минуты мной владеет страх.
Талман-ковах — приземистое строение с разноцветными стенами под большим белым куполом. У главных дверей суета драков, людей, представителей других рас, причем каждый, судя по всему, полон ощущения собственной значимости. Я стою на краю красивого парка, тянущегося на юг, спускающегося по склону к широкой реке, обрамленного цветущими деревьями. Отсюда в разные стороны разбегаются улицы, на которых торгуют едой, одеждой, подарками, мебелью, книгами, домашней техникой, игрушками, земельными участками. Многие магазины принадлежат людям либо предлагают товары людских стандартов. Я вижу много плакатов с изображениями людей и драков, застывших в дружеских объятиях. Здесь царит мир, достаток и благолепие, достигнутые путем отсечения Амадина от остальной вселенной. Меня преследует мысль о том, какие разрушения я мог бы посеять в этом беззаботном мирке, пустив в ход свой энергонож. Я прислоняюсь к дереву с гладкой корой, ароматные ветви которого создают для меня тень, пряча от жарких лучей солнца Драко.
В парке я вижу человека. Он очень темен кожей, очень стар, весь скрюченный, на голове серебрятся длинные волосы. Он сидит в кресле на колесиках лицом к коваху. Над его головой красуется плакат, штанги которого вставлены в держатели за ручками кресла. На плакате одно слово: «Помните». Мимо человека пробегают трое дракских детей, со смехом выкрикивающих в его адрес обидные слова. Человек не обращает на них внимания — наверное, привык.
Давно ли он здесь сидит? С самого установления карантина? Неужели это все, что осталось от мощных демонстраций тридцатилетней давности? Или это одна из печальных жертв «пастилки счастья»? Не пойму, почему он меня раздражает.
Чтобы больше его не видеть, я отворачиваюсь и вижу двух влюбленных, бредущих по тропинке среди деревьев, покрытых синенькими цветочками; под деревьями теснится кустарник, весь в каплях смолы, сверкающих на солнце, как драгоценные камни. Я вдыхаю головокружительный аромат жизни. Двое драков выходят из ворот коваха, переходят улицу и присаживаются на краю фонтана у входа в парк. Они над чем-то смеются и что-то едят, запуская руки в пакет. Один косится через плечо на инвалида и сразу отворачивается. Смех возобновляется. Человек знай себе сверлит взглядом вход в ковах.
Я смотрю на сверток у меня в руках — доказательство обоснованности претензий Зенака Аби на роль действующего джетаха. Какая чепуха — призрак, гоняющийся за тенью! Меня непременно вышвырнут из коваха, и десятилетия стараний Зенака Аби перекочуют в мусорную корзину, на Амадине будет по-прежнему литься кровь, а безымянный калека в инвалидном кресле будет по привычке смотреть на Талман-ковах, наивно надеясь, что призрак изловит тень...
Нет, говорю я себе, мне не за что злиться на этого беднягу. Меня злит то, что держит его перед входом в Талман-ковах. Я отталкиваюсь от дерева и решительно шагаю к входу.
В приемной будке меня встречает Хидик Ибисох, чиновник в одежде студента — серебряной ниспадающей мантии. Будка расположена посреди просторного сияющего холла. Здесь должно разноситься гулкое эхо, однако вместо этого властвует тишина, не слышно даже моих шагов. Чиновник внимательно разглядывает меня и мою одежду, потом впивается взглядом в сверток Зенака Аби. Вводя одной рукой сведения в машину, он неприязненно трогает сверток двумя пальцами другой руки, словно я выловил его из ямы с нечистотами.
— Чему посвящена работа этого неведомого джетаха? — спрашивает Ибисох, не глядя на меня.
Мне хочется ответить попространнее и пожелчнее, но я беру себя в руки и отвечаю просто:
— Войне.
— Скажите пожалуйста! — Чиновник смотрит на меня с удивлением. — А сам ты чем занимаешься, Язи Ро? — Каждый звук его вопроса пронизан снисходительностью.
— С удовольствием познакомил бы тебя со своими занятиями.
— Скажите пожалуйста! — повторяет он, хмуря лоб. Потом передо мной снова вырастает стена высокомерия. — Почему же джетаи диеа должны заинтересоваться этим трудом о войне?
С каким наслаждением я швырнул бы этого высокомерного болвана под гусеницы танка Фронта Амадина! Вместо этого я отворачиваюсь, борюсь с гневом, смягчаю его до состояния обычной враждебности.
— Подозреваю, единственное, что может представлять для вас интерес в труде Зенака Аби, — это энергетическая ценность его обертки. Тем не менее выдай мне справку, что труд принят и зарегистрирован.
В глазах чиновника мелькает страх, быстро вытесненный презрением. Его пальцы скользят по панели с клавишами, я вижу разноцветные огоньки, потом клочок прозрачной пленки. Чиновник протягивает клочок мне. Я обнаруживаю посередине клочка одну-единственную дырочку.
— Что это?
— Твоя справка. — К чиновнику возвращается высокомерие. — Можешь прочесть ее с помощью любого современного компьютера или считывающего устройства.
Я тычу пальцем в величественный письменный прибор у Ибисоха на столе.
— Лучше черкни пару словечек на бумаге. Тот, перед кем я должен отчитаться, не имеет ни компьютера, ни считывающего устройства.
Чиновник удивленно смотрит на письменный прибор и сгибается от смеха.
— Язи Ро, уважаемый посетитель, этот антикварный каменный монумент — просто украшение. Правда, красиво?
Я больше не пытаюсь скрыть свое раздражение.
— Не очень. Напиши чем-нибудь еще, Хидик Ибисох. Или среди твоих разнообразных способностей нет умения писать?
— Может быть, я смогу чем-то помочь? — раздается у меня за спиной учтивый голос. Я оборачиваюсь и вижу высокого драка в темно-синей одежде с серебряной отделкой. На пальце у драка кольцо — подражание людям. На лице читается спокойствие и желание оказать услугу. За его спиной стоят еще четверо драков: двое держат в руках по серой коробке, двое вооружены.
Хидик Ибисох поспешно вскакивает, отвешивает поклон.
— Прими мои извинения, овьетах. Лицезреть тебя — большая честь. Этот... посетитель требует письменную справку, но мне нечем составить подобный документ.
Овьетах! Всего один драк на свете вправе носить этот титул — мудрец из мудрецов, джетах-председатель джетаи диеа, Первый джетах Талман-коваха. Один из его предшественников даровал тридцать лет назад Амадину незавидную судьбу. Двое вооруженных драков следят за каждым моим движением. Овьетах протягивает руку, и один из ассистентов подает ему современный пишущий инструмент, который могущественный драк в синих одеждах передает жалкому чиновнику, принимающему подношение трясущимися пальцами.
— Бумагу?
— Да, овьетах, буду чрезвычайно признателен. Благодарю.
Ибисох так растерян, что вот-вот хлопнется в обморок. Один из ассистентов овьетаха дает чиновнику блокнот и разрешает оставить себе его и другую невидаль — пишущий инструмент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Талман-ковах — приземистое строение с разноцветными стенами под большим белым куполом. У главных дверей суета драков, людей, представителей других рас, причем каждый, судя по всему, полон ощущения собственной значимости. Я стою на краю красивого парка, тянущегося на юг, спускающегося по склону к широкой реке, обрамленного цветущими деревьями. Отсюда в разные стороны разбегаются улицы, на которых торгуют едой, одеждой, подарками, мебелью, книгами, домашней техникой, игрушками, земельными участками. Многие магазины принадлежат людям либо предлагают товары людских стандартов. Я вижу много плакатов с изображениями людей и драков, застывших в дружеских объятиях. Здесь царит мир, достаток и благолепие, достигнутые путем отсечения Амадина от остальной вселенной. Меня преследует мысль о том, какие разрушения я мог бы посеять в этом беззаботном мирке, пустив в ход свой энергонож. Я прислоняюсь к дереву с гладкой корой, ароматные ветви которого создают для меня тень, пряча от жарких лучей солнца Драко.
В парке я вижу человека. Он очень темен кожей, очень стар, весь скрюченный, на голове серебрятся длинные волосы. Он сидит в кресле на колесиках лицом к коваху. Над его головой красуется плакат, штанги которого вставлены в держатели за ручками кресла. На плакате одно слово: «Помните». Мимо человека пробегают трое дракских детей, со смехом выкрикивающих в его адрес обидные слова. Человек не обращает на них внимания — наверное, привык.
Давно ли он здесь сидит? С самого установления карантина? Неужели это все, что осталось от мощных демонстраций тридцатилетней давности? Или это одна из печальных жертв «пастилки счастья»? Не пойму, почему он меня раздражает.
Чтобы больше его не видеть, я отворачиваюсь и вижу двух влюбленных, бредущих по тропинке среди деревьев, покрытых синенькими цветочками; под деревьями теснится кустарник, весь в каплях смолы, сверкающих на солнце, как драгоценные камни. Я вдыхаю головокружительный аромат жизни. Двое драков выходят из ворот коваха, переходят улицу и присаживаются на краю фонтана у входа в парк. Они над чем-то смеются и что-то едят, запуская руки в пакет. Один косится через плечо на инвалида и сразу отворачивается. Смех возобновляется. Человек знай себе сверлит взглядом вход в ковах.
Я смотрю на сверток у меня в руках — доказательство обоснованности претензий Зенака Аби на роль действующего джетаха. Какая чепуха — призрак, гоняющийся за тенью! Меня непременно вышвырнут из коваха, и десятилетия стараний Зенака Аби перекочуют в мусорную корзину, на Амадине будет по-прежнему литься кровь, а безымянный калека в инвалидном кресле будет по привычке смотреть на Талман-ковах, наивно надеясь, что призрак изловит тень...
Нет, говорю я себе, мне не за что злиться на этого беднягу. Меня злит то, что держит его перед входом в Талман-ковах. Я отталкиваюсь от дерева и решительно шагаю к входу.
В приемной будке меня встречает Хидик Ибисох, чиновник в одежде студента — серебряной ниспадающей мантии. Будка расположена посреди просторного сияющего холла. Здесь должно разноситься гулкое эхо, однако вместо этого властвует тишина, не слышно даже моих шагов. Чиновник внимательно разглядывает меня и мою одежду, потом впивается взглядом в сверток Зенака Аби. Вводя одной рукой сведения в машину, он неприязненно трогает сверток двумя пальцами другой руки, словно я выловил его из ямы с нечистотами.
— Чему посвящена работа этого неведомого джетаха? — спрашивает Ибисох, не глядя на меня.
Мне хочется ответить попространнее и пожелчнее, но я беру себя в руки и отвечаю просто:
— Войне.
— Скажите пожалуйста! — Чиновник смотрит на меня с удивлением. — А сам ты чем занимаешься, Язи Ро? — Каждый звук его вопроса пронизан снисходительностью.
— С удовольствием познакомил бы тебя со своими занятиями.
— Скажите пожалуйста! — повторяет он, хмуря лоб. Потом передо мной снова вырастает стена высокомерия. — Почему же джетаи диеа должны заинтересоваться этим трудом о войне?
С каким наслаждением я швырнул бы этого высокомерного болвана под гусеницы танка Фронта Амадина! Вместо этого я отворачиваюсь, борюсь с гневом, смягчаю его до состояния обычной враждебности.
— Подозреваю, единственное, что может представлять для вас интерес в труде Зенака Аби, — это энергетическая ценность его обертки. Тем не менее выдай мне справку, что труд принят и зарегистрирован.
В глазах чиновника мелькает страх, быстро вытесненный презрением. Его пальцы скользят по панели с клавишами, я вижу разноцветные огоньки, потом клочок прозрачной пленки. Чиновник протягивает клочок мне. Я обнаруживаю посередине клочка одну-единственную дырочку.
— Что это?
— Твоя справка. — К чиновнику возвращается высокомерие. — Можешь прочесть ее с помощью любого современного компьютера или считывающего устройства.
Я тычу пальцем в величественный письменный прибор у Ибисоха на столе.
— Лучше черкни пару словечек на бумаге. Тот, перед кем я должен отчитаться, не имеет ни компьютера, ни считывающего устройства.
Чиновник удивленно смотрит на письменный прибор и сгибается от смеха.
— Язи Ро, уважаемый посетитель, этот антикварный каменный монумент — просто украшение. Правда, красиво?
Я больше не пытаюсь скрыть свое раздражение.
— Не очень. Напиши чем-нибудь еще, Хидик Ибисох. Или среди твоих разнообразных способностей нет умения писать?
— Может быть, я смогу чем-то помочь? — раздается у меня за спиной учтивый голос. Я оборачиваюсь и вижу высокого драка в темно-синей одежде с серебряной отделкой. На пальце у драка кольцо — подражание людям. На лице читается спокойствие и желание оказать услугу. За его спиной стоят еще четверо драков: двое держат в руках по серой коробке, двое вооружены.
Хидик Ибисох поспешно вскакивает, отвешивает поклон.
— Прими мои извинения, овьетах. Лицезреть тебя — большая честь. Этот... посетитель требует письменную справку, но мне нечем составить подобный документ.
Овьетах! Всего один драк на свете вправе носить этот титул — мудрец из мудрецов, джетах-председатель джетаи диеа, Первый джетах Талман-коваха. Один из его предшественников даровал тридцать лет назад Амадину незавидную судьбу. Двое вооруженных драков следят за каждым моим движением. Овьетах протягивает руку, и один из ассистентов подает ему современный пишущий инструмент, который могущественный драк в синих одеждах передает жалкому чиновнику, принимающему подношение трясущимися пальцами.
— Бумагу?
— Да, овьетах, буду чрезвычайно признателен. Благодарю.
Ибисох так растерян, что вот-вот хлопнется в обморок. Один из ассистентов овьетаха дает чиновнику блокнот и разрешает оставить себе его и другую невидаль — пишущий инструмент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172