Кудак, я и Кита — главная экспертная группа. Я не могу видеть Киту, потому что считаю ее повинной в смерти Дэвиджа — после самого себя, конечно. Это выглядит бессмыслицей, но разве в моей жизни есть место здравому смыслу? Я не могу смириться с его смертью, хотя с ней как будто уже смирилась вся планета Амадин, превратив ее в священную икону.
Но мне хочется кое-что совершить.
Хочется, чтобы у моих свершений был свидетель — Дэвидж.
Во мне по-прежнему сидит глупое дитя, громко кричащее: «Так нечестно!»
Глядя из темноты на ночной туман, я чувствую, что лишился почти всей воли к миру, почти всей воли к жизни. Наблюдая за крылатыми существами, парящими внизу, я вдруг понимаю, что меня взяли за руку, и не глядя догадываюсь, что это Кита.
— В чем дело?
— Нам надо кое-куда съездить.
Впервые я замечаю, как она опухла от слез.
— Куда?
— В Гитох.
— Зачем?
— Маведах открыл город.
Я снова погружаю взгляд в туман.
— Что нам делать в Гитохе?
— Уилл хотел, чтобы ты кое-что увидел. Это было его последним желанием.
Моя рана только-только начала затягиваться, и хватило нескольких слов, чтобы она опять стала кровоточить. Я безвольно шагаю за Китой через опушку и поднимаюсь на «Эол».
Не проходит и часа, как корабль опускается в Гитохе. Сперва жители смотрят на нас с подозрением, но их успокаивают цифры «29» на наших нарукавных повязках. Подозрение сменяется приветственными криками. Один из драков вызывается провести нас между разбомбленными домами. Улицы расчищены, воронки засыпаны. В одном сгоревшем доме уже открылась ремонтная мастерская, в другом я вижу лавку, торгующую семенами и съедобной растительностью, в третьем магазинчик старой одежды. Улица перегорожена кучей обломков, бывшей некогда внушительным домом. У кучи нас дожидаются два десятка драков, вырядившихся в самое лучшее, что у них нашлось. Виден глубокий раскопанный подвал, уходящая вниз бетонная лестница. Электричества нет, ступеньки приходится освещать свечами.
— Что это за место? — спрашиваю я у Киты.
— Архивы примерно шестидесяти гитохских родов. К ним не обращались больше двенадцати лет. Здесь хранятся архивы рода Язи.
Мы заходим в просторное подвальное помещение. Свечи освещают его теплым желтым светом. В помещении толпятся драки, есть и несколько людей. Некоторых я узнаю, большинство — нет. На открытой железной полке стоят красивые книги разной толщины. Джетах в синей мантии берет с полки книгу потоньше и кладет ее на подиум.
Я замираю на месте и жгу Киту взглядом.
— Я не могу! Я не готов. — Глядя на мозаичный пол, я продолжаю шепотом: — Здесь нет его. Я хотел, чтобы он при этом присутствовал. Других он успел выслушать, а меня...
— Он здесь, Ро, — возражает Кита с улыбкой.
— Нет! — Я качаю головой. — Я верю только в призраки зла.
— Тем не менее он здесь, — настаивает она. Только сейчас я замечаю, что она держится руками за живот.
Какой я глупец! Она носит под сердцем ребенка Уилла. Я заключаю ее в объятия. Она отвечает мне тем же. Мы стоим неподвижно, пока вся боль не сменяется любовью. Наконец она поднимает на меня глаза.
— У меня письмо Уилла. Он написал его ночью, перед смертью. Оно адресовано тебе.
— Что в нем написано?
— Я не читала.
Я выпускаю ее, и она достает из кармана конверт. Я ломаю печать, вынимаю листок, разворачиваю его.
Дорогой Ро, нынче ты приступаешь к ритуалу взросления. Знай, что я очень горд тобой и верю, что ты будешь расти дальше и совершенствовать свои многочисленные достоинства. Однажды я тебе сказал, что хотел бы наблюдать, как ты растешь. С момента нашей встречи на Дружбе до последней минуты здесь, на Амадине, я радовался твоему возмужанию и праздновал твои достижения. Мое желание осуществилось.
Да пребудет с тобой всегда моя любовь!
Дядя Уилли.
Глядя на подпись, я вижу его, его озорную улыбку. Я отдаю письмо Ките и поворачиваюсь к архивариусу Гитоха.
Он рассказывает мне обо мне самом: в Талмане обещано, что моя жизнь будет течь по вселенскому плану. Со временем правила карантина будут облегчены, и я полечу на Драко, чтобы рассказать Матопе, ветерану в кресле-каталке, что память нас не покинула, что с войной покончено. Оттуда я отправлюсь на Тиман, чтобы выполнить обещание, данное Лахваю ни'до Тиману, дакизу Ри-Моу-Тавии, — преподавать его студентам предмет «Достижение мира на Амадине». Потом я перелечу на Дружбу, найду там пещеру и буду помогать Ките и членам рода Джерриба учить ее ребенка сбору хвороста, копчению змей, выживанию зимой. А дальше будет видно, куда поведет талма.
ПЕРЕД ТОБОЙ СТОЮ Я ЗДЕСЬ, РО ИЗ РОДА ЯЗИ, РОЖДЕННЫЙ АВО, УЧИТЕЛЕМ АНГЛИЙСКОГО, УЧЕНИК УИЛЛИСА ДЭВИДЖА, ДАРОВАВШЕГО МИР...

ЭССЕ
О ЯЗЫКАХ ИНОПЛАНЕТЯН
(или некоторые опасности преждевременного начала)
1978 год, первый год моей писательской карьеры. Из-под моего пера уже вышло несколько историй из серий «Мом» и «Цирк», и теперь я погружен в сочинение рассказа «Враг мой», превратившееся в настоящее наваждение. Отремонтированная электрическая пишущая машинка IBM за 20 долларов призывно гудит, бумага заправлена, на бумаге заглавие. Мои пальцы колотят по клавишам — и человек в рассказе, разминая пальцы, помышляет об убийстве, тем же занят инопланетянин. Последний открывает рот и произносит...
Что же он произносит, черт бы его побрал?
«Иркмаан»!
То есть «earthman», «землянин» — с ужасным акцентом?
Выходит, эти еще не получившие ни названия, ни облика инопланетяне произносят межзубное «th» как «к», а «а» растягивают из-за своих сильных ямайских корней?
Сейчас не время в это углубляться. История обязательно должна быть рассказана, у меня не будет ни минуты передышки, пока этого не произойдет. Тогда, в незапамятном прошлом, я садился за очередной рассказ и не прерывался, пока не закончу. Попробуйте такой метод для написания повести в двадцать тысяч слов...
В ответ человек кричит инопланетянину: «Ну-ка, руки вверх!» и тому подобное, а тот ему: «Иркмаан ваа, коруум су!»
Мой персонаж не мог оставить подобную наглость без комментария: он отвечает фразой, которую выучил на военной подготовке: «Кизз да йуомиин, Шизумаат!» Это значит: Шизумаат, отец, то есть родитель дракской философии, жрет киз. А киз — это...
Киз — отвратительная мелкая тварь; тем же самым словом называются испражнения этой твари. Не связано ли это с тем, что мне пришлось две недели ухаживать за соседским котом? Увы, истина похоронена навеки.
Так или иначе, коротенькая фраза — «Кизз да йуомиин, Шизумаат!» — породила и философа Шизумаата, и фауну чужой планеты. Из философа выросла необходимость придумать целую философию, чтобы философу было о чем пофилософствовать, а именем придуманного мной зверька ученики трех-четырех континентов стали дразнить своих учителей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172