Переживания больного часто наталкиваются на
собственные, не всегда осознаваемые проблемы. Больного
познаешь через себя, поэтому нельзя научиться психиат-
рии даже из самых лучших книг и лекций. Это обогаще-
ние знания о самом себе благодаря познанию больного
является, бесспорно, захватывающим аспектом психиат-
рии, тем не менее, однако, очень мучительным. Ибо каж-
дый только до определенной степени толерантен в отно-
шении знания о самом себе. Психические больные очень
чувствительны к маскировке, легко чувствуют неискрен-
ность. Психиатр, однако, тоже человек, и больной может
его раздражать упорным сопротивлением даже самым
наибольшим терапевтическим усилиям, своим поведением,
особенно истерическим, жесткими эмоциональными уста-
новками и т. д. Необходима большая толерантность, чтобы
оставить осуждающую позицию, к которой так склонен че-
ловек, и принимать больного таким, каков он есть.
Психиатрическое познание очень вероятностно. Иног-
да кажется, что мы уже схватили суть дела, но при следую-
щей встрече с больным вся наша концепция оказывается
неверной. Мы не в состоянии также оценить эффект на-
шего лечения. Мы считаем, что улучшение явилось ре-
зультатом нашей психотерапии, электрошоков, инсулина,
нейролептиков, а в действительности в значительно боль-
220
шей степени оно может зависеть от сердечного отношения
санитарки, дружеских связей, установившихся на отделе-
нии, флирта и т. п.
Творческая тенденция, существующая в каждом чело-
веке, требует, чтобы можно было, по крайней мере, самому с
меньшим или большим удовлетворением видеть результа-
ты своего труда. Психиатр в этом отношении обречен на
фрустрацию. Что является его делом? Может ли он ска-
зать, что познал человека или действительно ему помог?
Объективность дела растворяется в субъективных оцен-
ках и не помогают даже самые строгие научные требова-
ния, которые должны были бы определять ценность позна-
вательного и терапевтического усилия.
Поэтому отношение психиатра к больному можно оп-
ределить как амбивалентное. Больной его притягивает;
отношения с так называемыми нормальными людьми раз-
дражают его своим двуличием; динамика мира больных
его притягивает; больной отталкивает его, так как он чув-
ствует себя потерянным в этом мире великих чувств, тра-
гедий, загадок, беспомощный в своих усилиях; он чувству-
ет, что становится нечувствительным к человеческим стра-
даниям, что становится похожим на смотрителя в музее,
который с безразличием смотрит на шедевры искусства.
Он сбегает от больного в более безопасную, как ему ка-
жется, сферу организационных занятий, теории, научных
занятий, где контакт с больным редуцирован до миниму-
ма. Перед тайной, каковой является человек, его защища-
ют диагностические этикетки, готовые схемы истории жиз-
ни, готовые этиологические концепции различной природы
и ценности, профессиональный язык, полный загадочных
греческих, латинских, а в последнее время и английских
слов, которые создают атмосферу научности.
Профессор Е. Минковский когда-то утешал нас, веро-
ятно искренне, говоря, что мы должны избавиться от комп-
лекса малой ценности в отношении к западной психиат-
рии, так как даже в самых примитивных и бедных внеш-
них условиях больной может чувствовать себя лучше и
быстрее поправляться, чем в самых современных и наи-
221
лучшим образом оборудованных больницах. К аналогич-
ному выводу пришел комитет экспертов Всемирной орга-
низации психического здоровья. По мнению комитета
<важнейшим терапевтическим фактором в психиатричес-
кой больнице является неопределенный элемент, который
можно было бы назвать атмосферой больницы>.
<Климат>, <атмосфера>, genius loci - понятия, хотя
часто употребляемые, но трудно определимые. Нередко
достаточно войти в чей-то дом, школу, место развлечений,
место работы, чтобы сразу почувствовать, что здесь атмо-
сфера приятная или неприятная. Трудно, однако, уточ-
нить, от чего это чувство зависит. О приятной атмосфере
говорят, когда данное место действует притягивающе, ког-
да мы здесь чувствуем себя свободно, где тепло, сердечно и
мы не опасаемся критики, осуждения, злословия, где мы не
скучаем и чувствуем себя полезными, одобряемыми, в ка-
кой-то мере важными.
Противоположные черты характеризуют среду с не-
приятным климатом. От такой среды хочется бежать; пре-
бывание в ней утомляет, мучает, раздражает, так как уси-
лием воли требуется сдерживать тенденции к бегству или
агрессии.
Следовательно, атмосфера или климат какой-либо
среды является как бы совокупностью царящих в ней
эмоционально-чувственных отношений, которые каждый
входящий в данную среду воспринимает целостно как
притягивающую или отталкивающую.
Интригующей чертой климата или атмосферы, которую
лучше всего выражает понятие genius loci, является своеоб-
разное бессмертие. Меняются люди, создающие данную
среду, а климат сохраняется так, как если бы он был свя-
зан с местом, а не с людьми, что, очевидно, было бы абсур-
дом (отсюда, в конечном счете, выводится название genius
loci). Таким образом, дом, школа, место работы, больница и
т.д. имеют свою атмосферу, несмотря на то, что люди ме-
няются, одни уходят, другие приходят. Не знаю, как объяс-
Добрыи гений (лат.)
222
няют данное явление социологи, но можно полагать, что
социологические структуры более устойчивы, нежели инди-
видуальные (психологические). Эти структуры, по крайней
мере, до некоторой степени, определяют эмоциональное от-
ношение членов группы друг к другу, которые, таким обра-
зом, входя в нее, непроизвольно проникаются определен-
ным эмоциональным климатом.
Психиатрическое отделение можно трактовать как ма-
лую группу, т. е. такую, в которой доминируют непосред-
ственные контакты (face-to-face), распадающиеся на че-
тыре подгруппы: врачей, сестер, санитарок и больных.
В этой группе существует определенная иерархия власти,
которая складывается соответственно представленной
последовательности. Больные должны составить наиваж-
нейшую группу, так как благодаря им, члены остальных
групп имеют работу и в каком-то смысле цель своей
активности, но в действительности они занимают низшую
позицию в иерархии власти. Трудно даже себе предста-
вить, чтобы бьыо иначе, чтобы больные начали руководить
членами других подгрупп. Существует самоуправление
больных и многое делается для того, чтобы различие в
упомянутой иерархии нивелировать, тем не менее, однако,
при внешнем сглаживании степеней власти, больные оста-
ются скорее теми, которыми управляют, нежели теми, ко-
торые управляют другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
собственные, не всегда осознаваемые проблемы. Больного
познаешь через себя, поэтому нельзя научиться психиат-
рии даже из самых лучших книг и лекций. Это обогаще-
ние знания о самом себе благодаря познанию больного
является, бесспорно, захватывающим аспектом психиат-
рии, тем не менее, однако, очень мучительным. Ибо каж-
дый только до определенной степени толерантен в отно-
шении знания о самом себе. Психические больные очень
чувствительны к маскировке, легко чувствуют неискрен-
ность. Психиатр, однако, тоже человек, и больной может
его раздражать упорным сопротивлением даже самым
наибольшим терапевтическим усилиям, своим поведением,
особенно истерическим, жесткими эмоциональными уста-
новками и т. д. Необходима большая толерантность, чтобы
оставить осуждающую позицию, к которой так склонен че-
ловек, и принимать больного таким, каков он есть.
Психиатрическое познание очень вероятностно. Иног-
да кажется, что мы уже схватили суть дела, но при следую-
щей встрече с больным вся наша концепция оказывается
неверной. Мы не в состоянии также оценить эффект на-
шего лечения. Мы считаем, что улучшение явилось ре-
зультатом нашей психотерапии, электрошоков, инсулина,
нейролептиков, а в действительности в значительно боль-
220
шей степени оно может зависеть от сердечного отношения
санитарки, дружеских связей, установившихся на отделе-
нии, флирта и т. п.
Творческая тенденция, существующая в каждом чело-
веке, требует, чтобы можно было, по крайней мере, самому с
меньшим или большим удовлетворением видеть результа-
ты своего труда. Психиатр в этом отношении обречен на
фрустрацию. Что является его делом? Может ли он ска-
зать, что познал человека или действительно ему помог?
Объективность дела растворяется в субъективных оцен-
ках и не помогают даже самые строгие научные требова-
ния, которые должны были бы определять ценность позна-
вательного и терапевтического усилия.
Поэтому отношение психиатра к больному можно оп-
ределить как амбивалентное. Больной его притягивает;
отношения с так называемыми нормальными людьми раз-
дражают его своим двуличием; динамика мира больных
его притягивает; больной отталкивает его, так как он чув-
ствует себя потерянным в этом мире великих чувств, тра-
гедий, загадок, беспомощный в своих усилиях; он чувству-
ет, что становится нечувствительным к человеческим стра-
даниям, что становится похожим на смотрителя в музее,
который с безразличием смотрит на шедевры искусства.
Он сбегает от больного в более безопасную, как ему ка-
жется, сферу организационных занятий, теории, научных
занятий, где контакт с больным редуцирован до миниму-
ма. Перед тайной, каковой является человек, его защища-
ют диагностические этикетки, готовые схемы истории жиз-
ни, готовые этиологические концепции различной природы
и ценности, профессиональный язык, полный загадочных
греческих, латинских, а в последнее время и английских
слов, которые создают атмосферу научности.
Профессор Е. Минковский когда-то утешал нас, веро-
ятно искренне, говоря, что мы должны избавиться от комп-
лекса малой ценности в отношении к западной психиат-
рии, так как даже в самых примитивных и бедных внеш-
них условиях больной может чувствовать себя лучше и
быстрее поправляться, чем в самых современных и наи-
221
лучшим образом оборудованных больницах. К аналогич-
ному выводу пришел комитет экспертов Всемирной орга-
низации психического здоровья. По мнению комитета
<важнейшим терапевтическим фактором в психиатричес-
кой больнице является неопределенный элемент, который
можно было бы назвать атмосферой больницы>.
<Климат>, <атмосфера>, genius loci - понятия, хотя
часто употребляемые, но трудно определимые. Нередко
достаточно войти в чей-то дом, школу, место развлечений,
место работы, чтобы сразу почувствовать, что здесь атмо-
сфера приятная или неприятная. Трудно, однако, уточ-
нить, от чего это чувство зависит. О приятной атмосфере
говорят, когда данное место действует притягивающе, ког-
да мы здесь чувствуем себя свободно, где тепло, сердечно и
мы не опасаемся критики, осуждения, злословия, где мы не
скучаем и чувствуем себя полезными, одобряемыми, в ка-
кой-то мере важными.
Противоположные черты характеризуют среду с не-
приятным климатом. От такой среды хочется бежать; пре-
бывание в ней утомляет, мучает, раздражает, так как уси-
лием воли требуется сдерживать тенденции к бегству или
агрессии.
Следовательно, атмосфера или климат какой-либо
среды является как бы совокупностью царящих в ней
эмоционально-чувственных отношений, которые каждый
входящий в данную среду воспринимает целостно как
притягивающую или отталкивающую.
Интригующей чертой климата или атмосферы, которую
лучше всего выражает понятие genius loci, является своеоб-
разное бессмертие. Меняются люди, создающие данную
среду, а климат сохраняется так, как если бы он был свя-
зан с местом, а не с людьми, что, очевидно, было бы абсур-
дом (отсюда, в конечном счете, выводится название genius
loci). Таким образом, дом, школа, место работы, больница и
т.д. имеют свою атмосферу, несмотря на то, что люди ме-
няются, одни уходят, другие приходят. Не знаю, как объяс-
Добрыи гений (лат.)
222
няют данное явление социологи, но можно полагать, что
социологические структуры более устойчивы, нежели инди-
видуальные (психологические). Эти структуры, по крайней
мере, до некоторой степени, определяют эмоциональное от-
ношение членов группы друг к другу, которые, таким обра-
зом, входя в нее, непроизвольно проникаются определен-
ным эмоциональным климатом.
Психиатрическое отделение можно трактовать как ма-
лую группу, т. е. такую, в которой доминируют непосред-
ственные контакты (face-to-face), распадающиеся на че-
тыре подгруппы: врачей, сестер, санитарок и больных.
В этой группе существует определенная иерархия власти,
которая складывается соответственно представленной
последовательности. Больные должны составить наиваж-
нейшую группу, так как благодаря им, члены остальных
групп имеют работу и в каком-то смысле цель своей
активности, но в действительности они занимают низшую
позицию в иерархии власти. Трудно даже себе предста-
вить, чтобы бьыо иначе, чтобы больные начали руководить
членами других подгрупп. Существует самоуправление
больных и многое делается для того, чтобы различие в
упомянутой иерархии нивелировать, тем не менее, однако,
при внешнем сглаживании степеней власти, больные оста-
ются скорее теми, которыми управляют, нежели теми, ко-
торые управляют другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94