Неужели этих детей, наших любимиц, нашу
радость, всегда веселых, неугомонных, улыбающихся, неужели их..? Среди них
были главным образом школьницы из Земуна, Сараева, несколько евреек,
родителей которых усташи давно уничтожили. Я хотела убежать, но одна из них
сказала:
- Когда погибают молодые подруги, надо петь, а не плакать!
Прощание прошло почти спокойно. Зора Маринкович протянула мне свои лагерные
карточки и фотографии и сказала:
- Мне они уже не нужны, а ты, если останешься в живых и выйдешь отсюда,
отвези их моей маме, только не говори бедняжке о том, как закончилась моя
жизнь, скажи, что умерла от болезни. А товарищам передай от меня привет и
все им расскажи!
Нам приказали вернуться в помещения, а их погнали на пароход. Там их
заставили сесть на пол, так что снаружи вообще не было видно, что кто-то
находится на борту. Мы видели, как усташские убийцы садились на пароход. Вид
у них был, как у свадебных сватов, каждый под мышкой держал бутыль ракии,
они шли в обнимку и пели свои "боевые песни":
"Тем, кого мой нож заденет,
уж не нужно ни воды, ни хлеба..."
Через полчаса по реке один за другим стали проплывать трупы. Некоторые из
них течением прибивало к берегу. Усташи, сидя на лодке, старались с помощью
длинных шестов отправить трупы на дно. Это их забавляло, они перекидывались
шутками, хохоча во все горло.
29 ноября вечером, только мы легли, вдруг объявили общую поверку. Ну,
подумали мы, и наш час пробил. Никто не хотел выходить из помещения, но тут
появился Бондарь. Оказалось, что он пришел, чтобы "успокоить" нас: он
сообщил, что завтра рано утром мы все, мужчины и женщины, пойдем на уборку
сена в Ябланац. В ту ночь двое из 30 мужчин-православных, сознавая свою
обреченность, повесились. Это случилось до того, как нам объявили о
завтрашней поездке в Ябланац.
На пароход мы пришли в ужасном настроении. Чтобы подбодрить мужчин, мы пели
песни, они тоже пели для поддержания духа.
В Ябланаце мы сразу же приступили к работе. Вдруг усташи забеспокоились,
засуетились, поднялась стрельба. Мы подумали, что кто-то совершил нападение
на них, но на километры вокруг никого, одна вода - и никаких лодок, даже
вдали. Мы догадались, что ктото сбежал. Нас построили на поверку,
пересчитали, и мы вернулись на свои места.
Скоро стало известно, что бежали трое заключенных из лагеря Ябланац. Они
перевозили на лодке усташей. Возвращаясь обратно, они сбросили в воду
усташа-конвоира и бежали. Всех оставшихся заключенных, православных, кроме
надзирателя Марияна, загребского спекулянта, убийцу и бандита, и его
заместителя, усташи убили в нескольких шагах от того места, где мы работали.
Только двоих им никак не удавалось прикончить. Четверо усташей наносили им
удары ножами, а усташ Циго кричал:
- Дайте я их добью, хочу сам прикончить!
Всюду валялись трупы. Только вечером их сбросили в Саву. Два изуродованных
трупа остались лежать до утра в мусорной яме. Мариян тоже принимал участие в
убийствах заключенных.
Следующие два дня мы работали вместе с мужчинами. Это были в основном
крестьяне, молодые, сильные, работоспособные люди. Работу закончили днем и
должны были возвращаться в Млаку.
Вечером 2 декабря во время общей поверки усташский бандит Рбатович сказал,
что до дальнейших распоряжений никто не смеет выходить из помещений. Мы
насторожились, нам казалось, усташи что-то замышляют. Около 8 часов мы
заметили, как они, стараясь не поднимать особого шума, окружают бараки, в
которых размещались мужчины. Нам все стало ясно. Вдруг все заглушила
пулеметная стрельба, продолжавшаяся 20 минут. Нам же казалось, что она
длится целую вечность. Мы были уверены, что близится и наш черед. Но все
стихло, и мы услышали голос Рбатовича. Он звонил по телефону в Млаку и орал
так, что нам было слышно:
- Млака, Млака! Не беспокойтесь, это не нападение, кто может на нас напасть.
Так, ерунда. Наши заключенные взбунтовались и хотели бежать, вот мы их всех
и перебили. Нет, никто не убежал. Женщины ведут себя тихо, спят, наверняка
ничего не слышали.
Когда все успокоилось, вдруг снова послышались вдалеке какие-то крики.
Сначала слова были невнятными, потом до нашего уха ясно донеслось:
- Партизаны, партизаны, товарищи, дорогие, спасите, нас всех убьют,
партизаны, партизаны, товарищи...
Слова перемежались стонами. Послышался отчаянный крик человека, которого уже
начали убивать. И опять какой-то шум, затем снова тишина.
На следующий день нас не повезли в Млаку, не пришел пароход. Нам дали хлеба.
Лишь через день сказали, что пароход скоро придет. Мы готовили в усташской
кухне, так как нашу затопила вода. В кухню вошел усташский бандит. Я сразу
же вышла. Открыла дверь и отскочила назад. Я не могла проронить ни слова.
Нечто вроде человека двигалось в сторону кухни. Как будто бы человек и вроде
нет. Это окровавленное, все в синяках существо с кровоточащей раной на лбу и
перерубленным пополам подбородком никак нельзя было принять за лицо
человека. Он вошел в кухню и остановился у плиты. Он весь трясся. Тоже
растерявшийся усташ спросил:
- Кто ты, откуда?
Он посмотрел на него умоляющим взглядом:
- Разве ты не узнаешь меня? Я - Никола, свинарь...
Действительно, это был свинарь Никола, узник из нашего лагеря, толстощекий
шестнадцатилетний паренек. В таком ужасном состоянии, израненный, он провел
48 часов в воде и вернулся, чтобы его убили, так как у него самого уже не
было сил для этого. Чуть позже раздался выстрел усташа - и все было кончено.
Мы узнали и о судьбе второго узника, звавшего на помощь партизан. Это был
Бранко из Сараева, мы называли его Тракторист, так как он работал на
тракторе. Раненый, он плыл в декабрьской воде Савы, а когда выбился из сил,
взобрался на торчащий из воды ствол ивы и стал звать партизан. Усташи
подплыли к нему на лодке, схватили и привезли назад. Несмотря на то, что
замерз и был ранен, он чуть не задушил одного из усташей. Они с трудом
связали его, а потом, избив, прикончили.
Те несколько заключенных, которые остались в живых в Млаке, поскольку они в
тот момент были нужны для выполнения хозяйственных работ, увидев, что на
пароходе возвращаются одни женщины, не стали ни о чем спрашивать: все было
ясно без слов.
Четыре года Млака была кровавым филиалом Ясеноваца. Рассказанное - лишь
небольшая часть того, что происходило в ней в течение этих долгих четырех
лет.
А теперь эти убийцы просят пощады, говорят, что они не виноваты. За то, что
они совершили, мы никогда не сможем им отомстить, но мы обязаны их
уничтожить, чтобы они никогда не смогли повторить сделанного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77