лепной потолок гостиной, хрустальная люстра, затем – столь занимавшие сыщика электронные часы, показывающие уже 4.25 ночи, потом – дверь и, наконец, зрительный зал.
* * *
Святославский решил еще разок пробежать сцену на пруду – с наполовину обновленным составом исполнителей. Это обстоятельство наложило свой отпечаток и на диалог персонажей. В отличие от первой Тортилы – Лидии Владимировны Грымзиной, указывавшей Дуремару на экологические последствия его действий, новая Тортила, она же по совместительству Карабас-Барабас, она же редактор «Кислого флирта» господин Романов, сразу взяла быка за рога.
Небрежно развалившись в кресле и закинув ноги на стол, Тортила заявила:
– Давай, Дуремуля, без сантиментов. Как говорил старик Адам Смит, деньги – товар – деньги. Сматывайся с моего пруда – и получишь свое золотце.
– Какое золотце? – не понял Дуремар.
– Ну, золотой ключик, – уточнила Тортила. – Впрочем, тебе, жадненький мой, придется еще и кой-чего доплатить.
– Сколько? – побледнел Грымзин и машинально полез в карман за чековой книжкой.
– Да не здесь, – досадливо махнула бородой Тортила.
– А где? – пролепетал Дуремар.
– Выйдешь из своей лачуги, повернешь направо, там тебя будет ждать одна лягушка, ей и отдашь. А взамен получишь свое золотце. То есть, пардон, золотой ключик. И без глупостей! – прикрикнула Тортила вослед уходящему со сцены Дуремару. – А то отдам его Буратине.
– Эврика! – вдруг раздался в гостиной чей-то вопль. Все вздрогнули. Крик исходил из последнего ряда партера, где в курточке и колпачке Буратино гляделся в зеркальце частный детектив Василий Николаевич Дубов.
Cвятославский, поправляя голубой парик, подошел к детективу:
– Вы нашли новый путь интерпретации роли?
– Нет, я нашел путь к чему-то более важному, – понизив голос, ответил детектив. – И хотел бы кое о чем вас попросить...
* * *
После репетиции очередного эпизода режиссер-постановщик вышел на сцену и провозгласил:
– Милые господа, нам, а в нашем числе и моей творческой индивидности, требуется передыхание. А посему объявляю часовой антракт для проветровки зала и мозгов. Сбор здесь в пять сорок пять, и прошу не опаздывать.
Артисты со вздохом облегчения потянулись к выходу. Последним, опираясь на сачок, залу покинул хозяин дома банкир Дуремар-Грымзин. Уходя, он аккуратно выключил свет и закрыл дверь на ключ. И никто, кроме инспектора Столбового-Пьеро, не заметил кончика колпачка, торчащего над стульями в последнем ряду зрительного зала.
* * *
Особняк главы банка «ГРЫМЗЕКС» погрузился в сон. Но спали не все. Например, что делал запертый в главной зале детектив Дубов, не знал никто -даже инспектор Столбовой, которого он попросил подежурить в коридоре.
Пристроившись на стуле, Егор Трофимович пытался читать драматическую поэму Софьи Кассировой «Нильскaя рапсодия», изданную за счет автора отдельной брошюрой в местном издательстве «СВЕТОЧ». С трудом пробираясь сквозь туманные и таинственные образы этой незаурядной поэмы, Столбовой пытался вникнуть в монолог лирической героини поэмы:
"Жрецу Омона помоляся в храме,
Направилась я к Нилу в ближний путь,
Где Аллигатор острыми зубами
Ласкал мою девическую грудь".
Жрец Омона ответствовал ей:
"Я крокодилов пас в лугах
На топких Нильских берегах.
А Крокодил жевал сапог -
Наверно, я бы так не смог".
Буквы запрыгали перед глазами Егора Трофимовича, и он забылся в тяжкой полудреме. Ему виделся страшный крокодил, уволакивающий черепаху Тортилу в топкие пучины.
От этих кошмаров инспектора освободил голос господина Романова, совмещавшего Карабаса Барабаса и Тортилу.
– Вы так стонали, – озабоченно говорил порноиздатель. – Я уж решил, что и с вами что-то случилось.
– А, нет, ничего, – пришел в себя Столбовой. – Спасибо, что разбудили.
– А у меня к вам дело. – Господин Романов извлек из-под бороды небольшой пакетик, адресованный Карабасу Барабасу. – Это мне только что передал охранник, будто бы кто-то принес и оставил у входа. Я решил сам не открывать, а только вместе с вами.
– Правильно решили, – одобрил Столбовой. – Вскрывайте.
Карабас Барабас снял обертку и открыл скрывавшуюся под ней картонную коробочку. Через миг ампирные стены коридора огласились не совсем нормативной лексикой – так адресат откликнулся на действие мышеловки, спрятанной в коробочке. Столбовой, подтянув пьеровские рукава, помогал Романову освободить палец из капкана.
– Что за глупые шутки! – прорычал Карабас, потирая бородой пострадавший палец.
– Это нам предстоит выяснить, – невозмутимо ответил инспектор.
* * *
Ровно без четверти шесть утра господин Грымзин открыл дверь гостиной и впустил туда актеров. Первым, что они увидели, был Буратино, сладко спавший на сдвинутых стульях. От голосов Дубов проснулся:
– А? Что? Да, я тут малость заснул. А что делать – всю ночь на ногах...
– Господа, приступаем к репетированию последней и заключительной мизансцены, – возвестил Святославский. – Не забудьте, что она несет на себе главный груз экзистенциально-концептуальной невостребованности...
Пока режиссер развивал свои гениальные идеи, Столбовой уединился с Дубовым и сообщил о последнем сюрпризе – мышеловке для Карабаса.
– Еще одна загадка? – задумался детектив. – А может, наоборот – все потихоньку начинает становиться на свои места?
– А как ваши успехи, Василий Николаич? – поинтересовался Столбовой.
– О, мои успехи! Мои успехи, Егор Трофимыч... – Но рассказать о своих успехах Дубов не успел, так как режиссер попросил Буратино и Пьеро приготовиться к выходу на сцену.
А на сцене перед картиной горящего очага понурясь сидели Папа Карло и Джузеппе – Сизый нос. Папа Карло чинил шарманку и привычно бормотал:
– Хочешь – не хочешь, а жить надо... И еще руководить антиалкогольным обществом, и вести борьбу с гомосексуальными меньшинствами, засевшими в высших эшелонах власти... Говорят, есть одна страна на свете, где ветераны творческих профессий живут в покое и довольстве на одну пенсию, и им не приходится таскаться по дворам с шарманкой...
– Но эта страна – явно не Кислоярская Республика, – ехидно вставил Сизый нос.
– А где она, эта страна? – горестно вздохнул Папа Карло.
Но Джузеппе не успел ответить, так как дверь в залу медленно раскрылась, а следом за ней широко раскрылись рты и глаза всех присутствующих, ибо на пороге, шатаясь, как тростник на ветру, возникла первая лиса Алиса – не совсем невредимая, но все-таки живая. Она была все в том же лисьем костюме, в котором ее застигла смерть, но с накинутым поверх него грязным белым халатом.
– Наденька, это вы! – Детектив Дубов подбежал к Алисе и бережно усадил ее в кресло.
– Это ужасно, – прошептала Надя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
* * *
Святославский решил еще разок пробежать сцену на пруду – с наполовину обновленным составом исполнителей. Это обстоятельство наложило свой отпечаток и на диалог персонажей. В отличие от первой Тортилы – Лидии Владимировны Грымзиной, указывавшей Дуремару на экологические последствия его действий, новая Тортила, она же по совместительству Карабас-Барабас, она же редактор «Кислого флирта» господин Романов, сразу взяла быка за рога.
Небрежно развалившись в кресле и закинув ноги на стол, Тортила заявила:
– Давай, Дуремуля, без сантиментов. Как говорил старик Адам Смит, деньги – товар – деньги. Сматывайся с моего пруда – и получишь свое золотце.
– Какое золотце? – не понял Дуремар.
– Ну, золотой ключик, – уточнила Тортила. – Впрочем, тебе, жадненький мой, придется еще и кой-чего доплатить.
– Сколько? – побледнел Грымзин и машинально полез в карман за чековой книжкой.
– Да не здесь, – досадливо махнула бородой Тортила.
– А где? – пролепетал Дуремар.
– Выйдешь из своей лачуги, повернешь направо, там тебя будет ждать одна лягушка, ей и отдашь. А взамен получишь свое золотце. То есть, пардон, золотой ключик. И без глупостей! – прикрикнула Тортила вослед уходящему со сцены Дуремару. – А то отдам его Буратине.
– Эврика! – вдруг раздался в гостиной чей-то вопль. Все вздрогнули. Крик исходил из последнего ряда партера, где в курточке и колпачке Буратино гляделся в зеркальце частный детектив Василий Николаевич Дубов.
Cвятославский, поправляя голубой парик, подошел к детективу:
– Вы нашли новый путь интерпретации роли?
– Нет, я нашел путь к чему-то более важному, – понизив голос, ответил детектив. – И хотел бы кое о чем вас попросить...
* * *
После репетиции очередного эпизода режиссер-постановщик вышел на сцену и провозгласил:
– Милые господа, нам, а в нашем числе и моей творческой индивидности, требуется передыхание. А посему объявляю часовой антракт для проветровки зала и мозгов. Сбор здесь в пять сорок пять, и прошу не опаздывать.
Артисты со вздохом облегчения потянулись к выходу. Последним, опираясь на сачок, залу покинул хозяин дома банкир Дуремар-Грымзин. Уходя, он аккуратно выключил свет и закрыл дверь на ключ. И никто, кроме инспектора Столбового-Пьеро, не заметил кончика колпачка, торчащего над стульями в последнем ряду зрительного зала.
* * *
Особняк главы банка «ГРЫМЗЕКС» погрузился в сон. Но спали не все. Например, что делал запертый в главной зале детектив Дубов, не знал никто -даже инспектор Столбовой, которого он попросил подежурить в коридоре.
Пристроившись на стуле, Егор Трофимович пытался читать драматическую поэму Софьи Кассировой «Нильскaя рапсодия», изданную за счет автора отдельной брошюрой в местном издательстве «СВЕТОЧ». С трудом пробираясь сквозь туманные и таинственные образы этой незаурядной поэмы, Столбовой пытался вникнуть в монолог лирической героини поэмы:
"Жрецу Омона помоляся в храме,
Направилась я к Нилу в ближний путь,
Где Аллигатор острыми зубами
Ласкал мою девическую грудь".
Жрец Омона ответствовал ей:
"Я крокодилов пас в лугах
На топких Нильских берегах.
А Крокодил жевал сапог -
Наверно, я бы так не смог".
Буквы запрыгали перед глазами Егора Трофимовича, и он забылся в тяжкой полудреме. Ему виделся страшный крокодил, уволакивающий черепаху Тортилу в топкие пучины.
От этих кошмаров инспектора освободил голос господина Романова, совмещавшего Карабаса Барабаса и Тортилу.
– Вы так стонали, – озабоченно говорил порноиздатель. – Я уж решил, что и с вами что-то случилось.
– А, нет, ничего, – пришел в себя Столбовой. – Спасибо, что разбудили.
– А у меня к вам дело. – Господин Романов извлек из-под бороды небольшой пакетик, адресованный Карабасу Барабасу. – Это мне только что передал охранник, будто бы кто-то принес и оставил у входа. Я решил сам не открывать, а только вместе с вами.
– Правильно решили, – одобрил Столбовой. – Вскрывайте.
Карабас Барабас снял обертку и открыл скрывавшуюся под ней картонную коробочку. Через миг ампирные стены коридора огласились не совсем нормативной лексикой – так адресат откликнулся на действие мышеловки, спрятанной в коробочке. Столбовой, подтянув пьеровские рукава, помогал Романову освободить палец из капкана.
– Что за глупые шутки! – прорычал Карабас, потирая бородой пострадавший палец.
– Это нам предстоит выяснить, – невозмутимо ответил инспектор.
* * *
Ровно без четверти шесть утра господин Грымзин открыл дверь гостиной и впустил туда актеров. Первым, что они увидели, был Буратино, сладко спавший на сдвинутых стульях. От голосов Дубов проснулся:
– А? Что? Да, я тут малость заснул. А что делать – всю ночь на ногах...
– Господа, приступаем к репетированию последней и заключительной мизансцены, – возвестил Святославский. – Не забудьте, что она несет на себе главный груз экзистенциально-концептуальной невостребованности...
Пока режиссер развивал свои гениальные идеи, Столбовой уединился с Дубовым и сообщил о последнем сюрпризе – мышеловке для Карабаса.
– Еще одна загадка? – задумался детектив. – А может, наоборот – все потихоньку начинает становиться на свои места?
– А как ваши успехи, Василий Николаич? – поинтересовался Столбовой.
– О, мои успехи! Мои успехи, Егор Трофимыч... – Но рассказать о своих успехах Дубов не успел, так как режиссер попросил Буратино и Пьеро приготовиться к выходу на сцену.
А на сцене перед картиной горящего очага понурясь сидели Папа Карло и Джузеппе – Сизый нос. Папа Карло чинил шарманку и привычно бормотал:
– Хочешь – не хочешь, а жить надо... И еще руководить антиалкогольным обществом, и вести борьбу с гомосексуальными меньшинствами, засевшими в высших эшелонах власти... Говорят, есть одна страна на свете, где ветераны творческих профессий живут в покое и довольстве на одну пенсию, и им не приходится таскаться по дворам с шарманкой...
– Но эта страна – явно не Кислоярская Республика, – ехидно вставил Сизый нос.
– А где она, эта страна? – горестно вздохнул Папа Карло.
Но Джузеппе не успел ответить, так как дверь в залу медленно раскрылась, а следом за ней широко раскрылись рты и глаза всех присутствующих, ибо на пороге, шатаясь, как тростник на ветру, возникла первая лиса Алиса – не совсем невредимая, но все-таки живая. Она была все в том же лисьем костюме, в котором ее застигла смерть, но с накинутым поверх него грязным белым халатом.
– Наденька, это вы! – Детектив Дубов подбежал к Алисе и бережно усадил ее в кресло.
– Это ужасно, – прошептала Надя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115