... Однако в темные безлунные ночи к воротам бывшей базы ОМОНа приходит огромная черная собака породы водолаз. И далеко за полночь ее печальный вой навевает тоску на жителей Любоканавки.
* * *
От собственного тихого подвывания Степановна проснулась. «Ну и приснится же», подумала она и задумчиво побрела к себе в машинное отделение.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ – ЧЕТВЕРГ
Настал четверг. После того как адмирал Рябинин, штурман Лукич и мотористка Степановна в очередной раз запустили «Инессу» в плавание, к адмиралу подошел политик Гераклов:
– Евтихий Федорович, мы плывем уже четвертый день. Скоро ли Кислое море?
– Думаю, что скоро, – не очень уверенно ответил адмирал. – К сожалению, точных карт у нас нет, но, похоже, через несколько миль мы войдем в устье. Куда будем двигать дальше?
Гераклов достал блокнот:
– По выходе из устья Кислоярки нужно держать норд-вест, а после того как пройдем через кладбище – норд.
– Простите, не расслышал, – приставил ладонь к уху адмирал.
– Я говорю, сначала на северо-запад, а после кладбища – на север, -повторил Гераклов чуть громче.
– A, ну понятно. – Казалось, адмирал совсем не был удивлен такими странными ориентирами.
Действительно, около десяти утра «Инесса», победно гудя, вошла в Кислое море. Берега сразу раздвинулись до горизонта, и яхта поплыла по легким волнам на северо-запад – в сторону кладбища.
– А все-таки, что это за кладбище? – недоумевал Гераклов. – Какое может быть кладбище посреди моря?
– Может быть, имелось в виду корабельное кладбище? – с опаской предположил Грымзин. – Например, место, куда течение сносит суда, потерпевшие крушение.
– Все мы – утлые суденышки в житейском море, и все рано или позже потерпим крушение, понимаете ли, – задумчиво промолвил доктор Серапионыч. Он уже успел с утра хлебнуть из заветной скляночки и оттого был настроен отчасти по-философски.
A вода вокруг яхты была уже совсем не такой, как на Кислоярке. Никто не пытался пробовать ее на вкус, чтобы выяснить, насколько море соответствует своему названию, но ясно было сразу – это не живая вода.
Радист Oтрадин, тоже вышедший на палубу, не удержался от поэтического комментария:
– Но ветер стих, но парус лег,
Корабль замедлил ход,
И все заговорили вдруг,
Чтоб слышать хоть единый звук
В молчанье мертвых вод!
Горячий медный небосклон
Струит тяжелый зной.
Над мачтой Солнце все в крови,
C Луну величиной.
И не плеснет равнина вод,
Небес не дрогнет лик.
Иль нарисован океан
И нарисован бриг?
Кругом вода, но как трещит
От сухости доска.
Кругом вода, но не испить
Ни капли, ни глотка.
И мнится, море стало гнить, -
O Боже, быть беде!
Ползли, росли, сплетясь в клубки,
Слипались в комья слизняки
На слизистой воде.
Виясь, крутясь, кругом зажглась
Огнями смерти мгла.
Вода – бела, желта, красна,
Как масло в лампе колдуна,
Пылала и цвела.
– Ну, не стоит уж так драматизировать, Андрей Владиславович, – сказал Гераклов, прислушавшись к стихам. – Просто здесь неподалеку находилась резиновая фабрика. A к северу, я так думаю, экологическая обстановка должна быть более сносная.
В пол второго пополудни, когда над морем поднялось разогретое солнцем желтое дрожащее марево и видимость сквозь этот нездоровый туман уменьшилась до нескольких сот метров, корабль вплыл на кладбище. Потрясенные пассажиры стояли на палубе и с ужасом взирали на то, как из мерзкой хмари с обоих сторон выплывают покосившиеся кресты, как будто ядовитые испарения служат им твердой опорой.
– Боже мой, – тихо бормотал Грымзин – этого не может быть. Этого не может быть...
– Здесь похоронено все, что убили большевики, – на этот раз без пафоса и даже как-то грустно сказал Гераклов, – все хорошее и доброе.
Но тут, как гром небесный, прозвучало обычное покашливание Cерапионыча, сопровождаемое неразборчивым бормотанием по поводу старости, курения и наивности. Все резко обернулись к доктору, и в их глазах он мог явственно прочесть вопрос: что вы имеете в виду?
– Я, собственно, вот что имею в виду, – спокойно отвечал на невысказанный вопрос Серапионыч, – здесь до затопления водохранилища был монастырь. A это кресты на куполах из воды торчат.
Столь простое и понятное объяснение этого странного явления почему-то произвело на присутствующих впечатление, подобное удару тяжелого предмета по голове. И все как-то заторможенно и растерянно стали молча расходиться. Серапионыч несколько удивленно посмотрел им вслед, пожал плечами и отхлебнул небольшую толику из заветной склянки – то ли эликсира цинизма, то ли настойки здравого смысла.
* * *
После обеда Грымзин вновь пригласил Гераклова и Cерапионыча к себе в каюту на совет.
– Приближается решающий момент, – говорил банкир, – и мы должны усилить бдительность. Видимо, сегодня до вечера мы подплывем к острову, и потому встает вопрос – что делать дальше?
– Утро вечера мудренее, – сказал доктор. – По моему мнению, надо, пока возможно, тянуть время. Объявим высадку на остров на завтра утром.
– Согласен, – кивнул Гераклов. – Но что, если они начнут первыми, ночью?
– Вот тогда и поглядим, – беспечно ответил Серапионыч. – В любом случае, мы не знаем, сколько человек и кто конкретно на их стороне, так что остается только ждать и надеяться на лучшее.
– Лично я сидеть сложа руки не собираюсь! – заявил Гераклов. – И если мне суждено погибнуть в неравной схватке, то я заберу с собой по меньшей мере одного... или даже двух коммунистов!
– Вот, значится, и в Германии, – задумчиво пробурчал Серапионыч, -боролись с коммунистами, а напоролись...
– На что это вы намекаете? – округлил глаза Гераклов.
– Главное – не пороть горячку, – громко перебил возникающую дискуссию банкир. – Этой ночью мы должны утроить бдительность. В конце концов, речь идет не только о жизни и смерти, но и об огромной сумме. Если наше предприятие увенчается успехом, то я обязательно исполню свою заветную мечту и открою филиал «Грымзекса» в Париже.
– Какое убожество мыслей, – криво усмехнулся Гераклов. – Мои планы куда грандиозней. Я на всю свою долю накуплю бананов и начну собственную кампанию по выборам в Президенты. Мой лозунг будет: «Каждому кислоярцу – по банану!». A уж когда я встану во главе государства... Доктор, – перебил свои мечтания политик, – а каковы ваши планы?
– Мои планы? – переспросил Серапионыч. – Знаете, Константин Филиппыч, спросите меня о чем-нибудь попроще. A если говорить о плане-минимум – так это вернуться домой в Кислоярск живым и невредимым. И чтобы Егор увидел своих родителей и сестру.
* * *
В это же время другой тайный совет проходил в машинном отделении, и в нем участвовали кок Иван Петрович Серебряков, ворон Гриша, мотористка Степановна и штурман Лукич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115