Каждый выполнял свои профессиональные обязанности, как умел.
* * *
Ровно в половине двенадцатого зазвонил будильник. Господин Гераклов вскочил – ему тоже предстояло выполнение обязанностей. Но обязанностей не профессиональных, а добровольно взятых им на себя во имя служения высоким идеалам свободы и демократии.
Политик оделся и отправился на палубу. Там было довольно свежо, дул прохладный ветерок и немного моросило. И вдруг Гераклов явственно услышал, как кто-то поет песню «Взвейтесь кострами, синие ночи».
– Ага, вот они, – удовлетворенно пробормотал Константин Филиппович и двинулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносилась пионерская песня.
Пробираясь вдоль левого борта, Гераклов наткнулся на влюбленную парочку под зонтом – мотористку Степановну и радиста Андрюшу Oтрадина. Однако пение исходило явно не от них – радист читал своей подруге стихи некоего поэта, имя которого не помнил, но утверждал, что он лауреат Нобелевской премии:
– Грубый и бесстыжий Ванька
Прижимает деву к древу:
Латвию – Россия.
От упорства Московита
Задыхается девица:
«Кунгс, не надо! Кунгс, не надо!»
Степановна томно вздыхала – стихи ее возбуждали.
– Извините, что тревожу ваше уединение, – сказал Гераклов. – Вы не знаете, кто тут распевает пионерские песни?
Влюбленные прислушались.
– Ума не приложу, – ответил Oтрадин.
– A что в этом такого крамольного? – пожала могучими плечами Степановна. – Вроде бы пионерские песни пока еще никто не запрещал.
– Да, конечно, – вынужден был согласиться Гераклов. Он поплотнее запахнул плащ и двинулся далее вдоль борта. A радист продолжил чтение:
– K Сталину он песнь возносит,
Удовлетворяя похоть
В устьях Даугавы и Венты...
Наконец, несмотря на ночную полумглу, Гераклов увидел источник пионерской песни: под парусами, натянутыми на длинный шест, который адмирал именовал «бом-брамсель-грот-шток-мачта», спиной к политику на ящике из-под тампекса сидела какая-то темная фигура. Гераклов приготовился было к решительному штурму, но вдруг поскользнулся на мокром полу и с грохотом упал на палубу. Исполнитель «Взвейтесь кострами» прекратил пение и обернулся к Гераклову. То был ни кто иной, как сам владелец яхты банкир Грымзин.
– Вам тоже не спится, Константин Филиппович? – задумчиво сказал банкир.
– Да, не спится, – ответил весьма удивленный Гераклов. – Но, дьявол побери, скажите мне, ради всего святого, почему вы тут сидите и поете такие, мягко говоря, непристойные песни?
– Все мы люди, – ответил Грымзин. – Знаете, ночь, эти паруса, напоминающие красное знамя... Вспомнилось пионерское детство, ночи у костра... Жаль, что здесь нельзя костерок разжечь и испечь картошки -техника безопасности не позволяет. A вы что, никогда не были пионером?
– Был, – пришлось сознаться Гераклову. – Но я давно порвал с этими пережитками темного прошлого!
Осторожно ступая по мокрой палубе, политик двинулся дальше. A банкир вновь затянул:
– Радостным шагом, с песней веселой Мы выступаем за комсомолом. Близится эра светлых годов, Клич пионера – «Всегда будь готов!»...
Чтоб не слушать столь ненавистную ему песню, Гераклов отправился в радиорубку. Однако в эту ночь ему не повезло: до самого утра там никто так и не появился.
A банкир Грымзин после распетия песни незаметно для себя задремал прямо на палубе, и моросящий дождик навеял ему сон.
СОН ГРЫМЗИНА
Грымзину снилась его супруга Лидия Владимировна. Она сидела в летнем кафе «Зимняя сказка» и с интересом наблюдала за молодым человеком, который вот уже минут десять с отрешенным взором пил кофе за ее столиком. Он был моложе Лидии лет на десять и у него тряслись руки. В юноше Грымзин с удивлением узнал радиста Oтрадина, и весь его вид говорил о том, что этот приличный молодой человек попал в серьезную переделку. И тут Грымзин увидел, что рука его супруги как бы естественно и плавно легла на руку молодого человека. Oтрадин вздрогнул и поднял глаза на Лидию.
– Вы чем-то обеспокоены? – мягко спросила она.
– Да, – глядя ей в глаза ответил Отрадин. – Я только что совершил убийство.
Грымзин отметил про себя, что его супруга не упала в обморок и, более того, не перестала успокаивающе улыбаться. Она просто молчала, как несгораемый шкаф. Не выдержав, молодой человек заговорил вновь:
– Я должен был убить его – этот мерзавец разорил многих, кто ему доверился. Это гнусный тип, и я не раскаиваюсь и не сожалею, просто я никогда никого не убивал. Никогда. Мне и сейчас не верится. Но я должен был это сделать. Одним кровопийцей стало меньше.
«Одним конкурентом стало меньше», – удовлетворенно подумал Грымзин.
A тем временем Лидия внимательно слушала нервный сумбурный монолог убийцы, ей становилось все более жаль его, хотелось обнять, приласкать и успокоить этого молодого борца за справедливость. Вынув под столом из туфельки ногу, она дотронулась ею до ноги молодого человека. Тонкий капрон под ее пальчиками скользнул по брюкам вглубь к низу живота.
– Пойдемте со мной, – предложила Лидия. Он, смешно наклонив голову, ответил:
–Хорошо.
Грымзин знал, что Лидия Владимировна снимает небольшую квартирку на Родниковой улице (дом 53/55, кв. 6), но закрывал глаза на ее шалости, если они не наносили ему материального ущерба. Но тут, во сне, он увидел все ее шалости воочию. Лидия быстро стянула с себя платье (700 долларов, -прикинул Грымзин), сняла туфли (400) и в одном белье (650) приступила к раздеванию гостя. Молодой человек нервничал, путался в собственной одежде (секонд хенд, оплата по весу), а потом, повалив хозяйку на кровать, не смог снять с нее трусики и порвал их (200 долларов убытка). Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь, и Лидия сладострастно извивалась под ним, задирая к потолку мансарды свои красивые ноги (очень дорого) в прозрачных чулках (20). Но страсть, так бурно возникшая, столь же быстро угасла. Oтрадин лежал, будто пораженный током неисправного приемника, бессмысленно глядя в потолок. Лидия Владимировна, перетекая по нему, как теплая волна в кружевах тонкого белья (650 минус трусики) опускалась вниз, и наконец ее язык коснулся заветного места. Молодой человек вновь ожил и теперь, похоже, он уже был более спокоен, и его нервная дрожь исчезла. И они вновь предались любви. Но теперь уже неспеша и обстоятельно. Лидия отдавалась ему умело и страстно (25 долларов за час), их тела переплетались в разных позах на фоне пестрых стен мансарды. Но и этот порыв подошел к концу. Солнце опускалось за крыши Белоярского форштадта.
Любовники долго лежали в тишине, и Oтрадин рассказывал Лидии о том, как поднялся на площадку квартиры, где жил негодяй, как он судорожно сжимал пистолет (5 долларов на черном рынке) в кармане. И как негодяй сам открыл ему дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
* * *
Ровно в половине двенадцатого зазвонил будильник. Господин Гераклов вскочил – ему тоже предстояло выполнение обязанностей. Но обязанностей не профессиональных, а добровольно взятых им на себя во имя служения высоким идеалам свободы и демократии.
Политик оделся и отправился на палубу. Там было довольно свежо, дул прохладный ветерок и немного моросило. И вдруг Гераклов явственно услышал, как кто-то поет песню «Взвейтесь кострами, синие ночи».
– Ага, вот они, – удовлетворенно пробормотал Константин Филиппович и двинулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносилась пионерская песня.
Пробираясь вдоль левого борта, Гераклов наткнулся на влюбленную парочку под зонтом – мотористку Степановну и радиста Андрюшу Oтрадина. Однако пение исходило явно не от них – радист читал своей подруге стихи некоего поэта, имя которого не помнил, но утверждал, что он лауреат Нобелевской премии:
– Грубый и бесстыжий Ванька
Прижимает деву к древу:
Латвию – Россия.
От упорства Московита
Задыхается девица:
«Кунгс, не надо! Кунгс, не надо!»
Степановна томно вздыхала – стихи ее возбуждали.
– Извините, что тревожу ваше уединение, – сказал Гераклов. – Вы не знаете, кто тут распевает пионерские песни?
Влюбленные прислушались.
– Ума не приложу, – ответил Oтрадин.
– A что в этом такого крамольного? – пожала могучими плечами Степановна. – Вроде бы пионерские песни пока еще никто не запрещал.
– Да, конечно, – вынужден был согласиться Гераклов. Он поплотнее запахнул плащ и двинулся далее вдоль борта. A радист продолжил чтение:
– K Сталину он песнь возносит,
Удовлетворяя похоть
В устьях Даугавы и Венты...
Наконец, несмотря на ночную полумглу, Гераклов увидел источник пионерской песни: под парусами, натянутыми на длинный шест, который адмирал именовал «бом-брамсель-грот-шток-мачта», спиной к политику на ящике из-под тампекса сидела какая-то темная фигура. Гераклов приготовился было к решительному штурму, но вдруг поскользнулся на мокром полу и с грохотом упал на палубу. Исполнитель «Взвейтесь кострами» прекратил пение и обернулся к Гераклову. То был ни кто иной, как сам владелец яхты банкир Грымзин.
– Вам тоже не спится, Константин Филиппович? – задумчиво сказал банкир.
– Да, не спится, – ответил весьма удивленный Гераклов. – Но, дьявол побери, скажите мне, ради всего святого, почему вы тут сидите и поете такие, мягко говоря, непристойные песни?
– Все мы люди, – ответил Грымзин. – Знаете, ночь, эти паруса, напоминающие красное знамя... Вспомнилось пионерское детство, ночи у костра... Жаль, что здесь нельзя костерок разжечь и испечь картошки -техника безопасности не позволяет. A вы что, никогда не были пионером?
– Был, – пришлось сознаться Гераклову. – Но я давно порвал с этими пережитками темного прошлого!
Осторожно ступая по мокрой палубе, политик двинулся дальше. A банкир вновь затянул:
– Радостным шагом, с песней веселой Мы выступаем за комсомолом. Близится эра светлых годов, Клич пионера – «Всегда будь готов!»...
Чтоб не слушать столь ненавистную ему песню, Гераклов отправился в радиорубку. Однако в эту ночь ему не повезло: до самого утра там никто так и не появился.
A банкир Грымзин после распетия песни незаметно для себя задремал прямо на палубе, и моросящий дождик навеял ему сон.
СОН ГРЫМЗИНА
Грымзину снилась его супруга Лидия Владимировна. Она сидела в летнем кафе «Зимняя сказка» и с интересом наблюдала за молодым человеком, который вот уже минут десять с отрешенным взором пил кофе за ее столиком. Он был моложе Лидии лет на десять и у него тряслись руки. В юноше Грымзин с удивлением узнал радиста Oтрадина, и весь его вид говорил о том, что этот приличный молодой человек попал в серьезную переделку. И тут Грымзин увидел, что рука его супруги как бы естественно и плавно легла на руку молодого человека. Oтрадин вздрогнул и поднял глаза на Лидию.
– Вы чем-то обеспокоены? – мягко спросила она.
– Да, – глядя ей в глаза ответил Отрадин. – Я только что совершил убийство.
Грымзин отметил про себя, что его супруга не упала в обморок и, более того, не перестала успокаивающе улыбаться. Она просто молчала, как несгораемый шкаф. Не выдержав, молодой человек заговорил вновь:
– Я должен был убить его – этот мерзавец разорил многих, кто ему доверился. Это гнусный тип, и я не раскаиваюсь и не сожалею, просто я никогда никого не убивал. Никогда. Мне и сейчас не верится. Но я должен был это сделать. Одним кровопийцей стало меньше.
«Одним конкурентом стало меньше», – удовлетворенно подумал Грымзин.
A тем временем Лидия внимательно слушала нервный сумбурный монолог убийцы, ей становилось все более жаль его, хотелось обнять, приласкать и успокоить этого молодого борца за справедливость. Вынув под столом из туфельки ногу, она дотронулась ею до ноги молодого человека. Тонкий капрон под ее пальчиками скользнул по брюкам вглубь к низу живота.
– Пойдемте со мной, – предложила Лидия. Он, смешно наклонив голову, ответил:
–Хорошо.
Грымзин знал, что Лидия Владимировна снимает небольшую квартирку на Родниковой улице (дом 53/55, кв. 6), но закрывал глаза на ее шалости, если они не наносили ему материального ущерба. Но тут, во сне, он увидел все ее шалости воочию. Лидия быстро стянула с себя платье (700 долларов, -прикинул Грымзин), сняла туфли (400) и в одном белье (650) приступила к раздеванию гостя. Молодой человек нервничал, путался в собственной одежде (секонд хенд, оплата по весу), а потом, повалив хозяйку на кровать, не смог снять с нее трусики и порвал их (200 долларов убытка). Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь, и Лидия сладострастно извивалась под ним, задирая к потолку мансарды свои красивые ноги (очень дорого) в прозрачных чулках (20). Но страсть, так бурно возникшая, столь же быстро угасла. Oтрадин лежал, будто пораженный током неисправного приемника, бессмысленно глядя в потолок. Лидия Владимировна, перетекая по нему, как теплая волна в кружевах тонкого белья (650 минус трусики) опускалась вниз, и наконец ее язык коснулся заветного места. Молодой человек вновь ожил и теперь, похоже, он уже был более спокоен, и его нервная дрожь исчезла. И они вновь предались любви. Но теперь уже неспеша и обстоятельно. Лидия отдавалась ему умело и страстно (25 долларов за час), их тела переплетались в разных позах на фоне пестрых стен мансарды. Но и этот порыв подошел к концу. Солнце опускалось за крыши Белоярского форштадта.
Любовники долго лежали в тишине, и Oтрадин рассказывал Лидии о том, как поднялся на площадку квартиры, где жил негодяй, как он судорожно сжимал пистолет (5 долларов на черном рынке) в кармане. И как негодяй сам открыл ему дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115