...Мои молодые офицеры понемногу мужают и становятся настоящими моряками, подумал Путятин. «Клипер и его команду вычистим и выскребем»... «Если попытаются предать – перевяжем»... «Сами доведем судно». Мысли верные. Так принято! Особенно в этих морях! Но до этого не дойдет. Никогда подобные намерения своих отважных спутников Путятин не дозволит осуществить. Есть иные средства. Иные, более твердые взгляды на все. Договорившись, неукоснительно адмирал будет сам все исполнять, и людей обяжет, и со шкипера потребует по договору и закону.
– Во всяком случае, пока не надо отказываться! – сказал он.
Бобкок и ему не понравился. Плутовская физиономия. Адмирал перевидал на своем веку немало разных личностей. С кем не приходилось дело иметь! Нужда заставит калачи печь. Если и наступает конец нашей жизни в Японии, то все равно прежде времени менять распоряжения, прекращать постройку шхуны и объясняться с японцами нельзя. Сначала надо самому побывать на клипере и закрепить договор подписями. Тогда уж и объявим японцам, что уходим. А пока не надо их зря тревожить. Пусть работа идет, как шла. Если же решим уходить, то надо объяснить им все добросовестно, как закончить постройку шхуны, и, если понадобится, задержаться для этого на несколько дней. Может быть, часть мастеров оставить тут с офицером?
«Ах он драная курица! – засмаливая штурвальный трос, думал матрос Томсон, слыхавший в рубке, о чем шкипер говорил с русскими. – Вот это обман! Вот почему не пошли в Амой и в Фучжоу! В Гонконге не было чая, оказался большой недогруз судна, надо было добрать в Амос, где, по сведениям из газет, скопились огромные запасы чая, не вывезенные вовремя из-за небывалых тайфунов в Китайском море. Из-за этой взбесившейся бой-бабы чайные клипера подолгу простаивали в портах или уходили в океан. В Гонконге весь чай забран, из Кантона не успевали подвозить по реке, к тому же на Жемчужной опять английские пароходы с пушками, – значит, будут стрелять. Потеха! Китайские власти стараются сопротивляться англичанам и французам, а китайские компрадоры, действующие во главе английских и французских интересов и как бы вводящие европейцев в свою страну, обманывают и подкупают своих чиновников и делают что хотят!»
– Идет война, ребята, – сказал Томсон товарищам в «белом» кубрике, – а мы повезем врагов Англии? Вообще нечего связываться! Мы с ними никогда не имели дела и не знаем, что за люди. Или пусть речь идет о долларах. Верно? Волк знает, кого съесть. Но тогда надо знать, за сколько идти на риск. Мы соглашаемся. Но извольте поделиться. Вот мы вчетвером возьмем на себя всю команду.
– Так вот они что задумали! – переваливаясь с ноги на ногу, как в шторм, сказал Дик с библейской бородкой. – Только бы не уперся. Швабра!
Утром на клипер прибыли адмирал и офицеры, лейтенант Крэйг, как чудом выздоровевший, одетый во все новое и чистое, в белом крахмальном белье, выглаженный, посвежевший и напомаженный, надушенный японскими травяными духами.
Вчера вся семья Ота приняла участие в судьбе расхворавшегося американца – друга Ареса-сан.
На складе нашелся новый костюм американского офицера из взятых на «Поухаттане».
Адмирал спускался по трапам, осматривая помещения и вглядываясь в лица янки. С ним приветливо здоровались. Но некоторые бычились, потуплялись, что у них не в обычае, не принято. Конечно, это не пиратский корабль. Настоящий чайный клипер и настоящий спекулянт капитан.
Бобкок, набрав воздуха, приподнял голову, словно хотел сказать: «Послушайте пастора, овечки...»
Склоняя голову набок, – улыбка у него вечная, как у волка с добычей, – процедил сквозь зубы:
– Сорок восемь тысяч долларов за доставку вас в Де-Кастри.
Условия продиктовал, как инспектор в тюремном дворе с решетками. Он в самом деле поплевывал на кораблекрушение и на международные права, на их судьбу и на адмиральский чин, на страдающие семьи. Мало ли кто где гибнет! Деньги есть – платите, господа, и мы вас живо доставим. Без особого комфорта, но доставим. Денег нет? Как хотите...
– Я уступил две тысячи. Сколько даете?
– Десять тысяч долларов.
Бобкок приоткрыл клык.
Крэйг молчал. Возвратившись на судно, он как бы вспомнил что-то неприятное и понурился. Присутствие офицера военно-морского флота не могло не иметь значения для шкипера.
– Что же вы со мной хотите сделать! – вскидывая склоненную голову и руки, воскликнул Бобкок. Его большой, рыхлый живот выставился под красной шерстяной рубашкой. – Вы хотите меня отдать в руки англичан? Во время войны я рискую больше, чем вы. Вы же мне должны риск оплатить. Я рискую судном! Я вам могу одну тысячу долларов еще уступить.
– Десять тысяч долларов. Красная цена. Порт Де-Кастри близок, отсюда рукой подать. Это не через океан, не во Фриско и не в Гавану. Мы – соседи и друзья с японцами, – сказал Шиллинг.
– Прекрасно можем дойти в Россию по их островам, без всякого риска военного столкновения, – сказал Посьет. – Но все мы предпочитаем идти на корабле дружественной нам державы, как потерпевшие кораблекрушение. Никто не посмеет задержать клипер, спасающий претерпевшую команду, так по международному праву. Вы не рискуете и за риск не получите ни цента.
– Возвращайтесь в Китай, – сказал Путятин.
Бобкок сморщил нос, словно заслышал запах паленого или гари на корабле. Бизнес его горел? Он принюхивался! Знакомый тип!
– Вы обязаны плыть. Иначе... иначе... вы, вы...
– Что «вы»?
– Иначе вы – дезертир, адмирал, – с улыбкой сказал шкипер, – если остаетесь здесь на время войны.
Всякие доводы слыхал Путятин на дипломатических и коммерческих переговорах. Шкипер торгового судна, за то, что ему не дают цены, которую он ломит, осмеливается называть дезертиром адмирала императорской службы! Воротит морду и морщится, словно ему дают не деньги, а тычут в нос чем-то смрадным.
Крэйг молчал. Офицер не должен вмешиваться в дела бизнеса.
Алексей положил руку на плечо Бобкока.
– Sorry. Что за слово «дезертир»? А если у петуха оторвать последние перья из хвоста?
– Благодарю вас, – отозвался шкипер. – Sorry! – Его глаза быстро метнулись вправо и влево.
– Я с ним объяснюсь! – сказал по-французски Крэйг. Не удержался, чувствуя нелепость положения.
– Мы все едем с адмиралом на берег, – ответил Шиллинг.
– Какой же негодяй этот американец! – сказал Шиллинг в вельботе.
А матросы загребли веселей. Наконец-то адмирал и офицеры раскусили прощелыгу. Да его сразу видно!
Путятин всю ночь думал, и во сне и просыпаясь. Как же быть? Утром объявил Посьету, что согласен дать Бобкоку пятнадцать тысяч, отказываться нельзя, и не надо придавать значение нахальству и грубости американцев.
– Нам с ними не детей крестить. Дойти до порта, расплатиться – и дай им бог!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118