И залезли на палубу. Там ужасно кричат, все как безумные.
Опять полная перемена... Камень, который крутится, не обрастает мхом!
В Гекусенди пришли из Хэда еще русские и сегодня же вернулся американский корабль. Шхуна Путятина взяла очень мало людей: только сорок матросов и восемь офицеров. Русские так и ходят между Симода и Хэда, то совсем уйдут, то опять появятся и все хотят уехать к себе, но их никто не берет. Как сказал вернувшийся на берег Мариама Эйноске, капитан «Кароляйн Фут» не пойдет больше в Россию, разрывает контракт с Путятиным, хотя обещал пойти на Камчатку еще два раза и всех туда доставить; ему не поправилось в России. Плавание опасно. Боится англичан. Посол Англии в Гонконге послал в русские воды эскадру. Англичане собрали много кораблей и ходят в море, стерегут русских.
Прибежали чиновники с новостями. Уверяют, что очень важно. Все с красными лицами. Русский офицер Михайлов поехал на «Кароляйн» на своей шлюпке с гребцами, все увидел и узнал.
Кавадзи растерян в душе и смущен. Слежка окончена, а стало хуже. Исчезает исцеляющее увлечение! Что же лучше? Может быть, пусть следят, только бы оставалась любовь? Только бы американка не уезжала! Тот, кто уже привык, что за ним следят, без слежки скучает?
Сразу же сообщили: Шиллинг собрался на парусной лодке в Хэда, попросил позволения у губернатора. Оставшимся отрядом в Хэда командует Мусин-Пушкин.
Кавадзи сидел в одиночестве. Рамы в окнах не стучали. В воздухе душистая, насыщенная запахами цветов, сырая прель. Погода прекрасная. Солнце и цветы. Но для него все кончалось. Путятин ушел навсегда. Никогда, наверное, больше Кавадзи не увидит своего друга, который из далекой страны пришел, чтобы видеться с ним.
Теперь оставались дела пустые, бессмысленные возражения против всего, что бы ни сделал, чиновничья жизнь, законы.
Саэмон пережил смерть родного отца и отца приемного, обеих матерей. Кончину старого шогуна. Но ничто не заглушало так в нем живой огонь, как весть о том, что Путятин ушел. Найдет ли он себя на своей родине? Кавадзи полагал, что нет, что Путятин там будет не нужен. В Японии он был как свой, он понятен со всеми слабостями, полезен и человечен. А там жизнь ушла далеко-далеко и никто ничего не прощает. Пламя внутренней борьбы забушует скоро и в Японии, с еще большей силой. В судьбе Путятина, как казалось Саэмону, есть схожесть с его собственной судьбой, и обе судьбы близки к окончанию. Вряд ли кто-то из них сможет что-то сделать после того, как подписан небывалый договор между двумя империями. Но Путятин, как и Кавадзи, опытный чиновник, он не даст себя в обиду.
Мы исполнили дело, выше которого для нас обоих ничего не может быть. При этом совершили ошибки. Представлялось, что Путятин в России не будет счастлив, даже если Россия одержит победу в войне с Англией. Саэмону кажется, что по лесу лениво бредет старый тигр, ступает мягко, но небрежно. Костлявые плечи и понурая голова.
«Это я? – в ужасе подумал Кавадзи. – Странное видение!» Это Кавадзи идет так задумчив. Неужели это моя лысина и мои вылезшие кости?
К старости все больше неприятностей, забот и трудных поручений. Исполняя их, Кавадзи крутится, как круглый камень, который точит новые и острые стальные ножи. «Камень, который крутится, не обрастает мхом!»
Он не подал вида и бровью не повел, когда выслушивал сегодня все разнообразные известия. Никто не мог догадаться, что у него на душе.
...– Домой! – пылко восклицала Анна Мария. – Перри – лгун! Его договоры – обман! Никаких его трактатов японцы не признают!
– На судне наш дом! – сказала госпожа Рид.
– Мы сыты здесь всем по горло! – сказала госпожа Вард. – Всем, что только может желать молодая женщина.
– Семейная! – добавила госпожа Доти.
– Вам было плохо? – спросил Вард. Вид у всех прекрасный! Неужели от неприятностей! – Вам было хорошо?
– Нам очень хорошо, – ответила его жена, – но это не для нас! Нам надоели соглядатаи. Они все время ходили за нами. Они присылают прекрасные продукты и тут же портят аппетит, как сказал русский офицер. У них есть такая система: показывать нежелательному гостю, что за ним следят. Ходить по пятам не скрываясь. Это у них называется открытием страны!
– К черту японцев! – воскликнула Пегги. – Единственный приятный человек – представитель высшего японского правительства. – Пегги на миг взглянула с гордостью на окружающих. – Он очень любезен... Присылал нам все самое лучшее, но сам глядит, как из клетки... Прочь всех японцев! На судне – наш дом!
– Цветы... – спрашивал Вард.
– Да! Но из цветов на тебя выглядывает шпион, – ответила его жена. – А за другой грядкой еще двое таких же. Временами мы приходили в бешенство.
– А как кормили детей?
– Очень хорошо.
– Была рыба?
– И мясо, фрукты, овощи, птица. И свежая рыба, лангусты. Они старались. Но такова их двойственность. За каждую любезность они сразу делают пакость. Это злые люди. И тут же за грубость и бесцеремонность нахально извинятся... Прочь отсюда! Какое счастье – наш корабль! Наш милый дом! Дети рвутся сюда, но их опасно было взять в ветер, и мы боялись, нет ли болезней. Я возьму все же из Японии семена цветов и рассаду. Жена священника обещала мне. Я высажу в горшочки, и у нас в каюте будет японский цветник.
– Наше спасение было в русских, – говорила раскрасневшаяся Сиомара. – Они очень славные и простые, как американцы, никакого чванства. Такой смешной их повар, он брал куски каната и всегда гонял вокруг бани японских шпионов. Выгонял их со двора.
– Больше мы не пустим вас в Россию, довольно! – сказала Анна Мария.
– Мы не пойдем! – ответил Вард.
После этого плавания капитан стал заметно поживей и поразговорчивей. Прежде пустил бы подобное замечание мимо ушей, а тут ответил охотно:
– Больше не идем в Россию! – Так примирительно сказал он.
– Ты решил твердо? – спросила жена.
– Да.
– А деньги? – негромко спросила она.
– Деньги в этом случае не имеют никакого значения.
– Да? – удивилась госпожа Вард.
На миг Сиомара смутилась. Как же Эйли поедет на родину? Ему же суждено уехать? Неужели он останется здесь... с японкой?
Она еще не слыхала всех новостей, но решение, кажется, вполне определенное. Ведь дали слово доставить всех их за три раза. Что случилось? Почему такая перемена?
– Они заплатили?
– Заплатили хорошо! – ответил Джон. – Никогда туда больше не пойдем. Пусть они сами там живут.
...Кавадзи сидит, как сама старая Япония, как тенно в парках Киото среди цветов, миниатюрных дворцов и храмов. Ничего сам не видит, не выходит, только слышит, что шепчет ему тайная полиция, подданные и переводчики.
Так все прекрасно началось. И так все отвратительно закончилось. Американки целовали при всех своих мужей и сразу разошлись с ними по каютам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Опять полная перемена... Камень, который крутится, не обрастает мхом!
В Гекусенди пришли из Хэда еще русские и сегодня же вернулся американский корабль. Шхуна Путятина взяла очень мало людей: только сорок матросов и восемь офицеров. Русские так и ходят между Симода и Хэда, то совсем уйдут, то опять появятся и все хотят уехать к себе, но их никто не берет. Как сказал вернувшийся на берег Мариама Эйноске, капитан «Кароляйн Фут» не пойдет больше в Россию, разрывает контракт с Путятиным, хотя обещал пойти на Камчатку еще два раза и всех туда доставить; ему не поправилось в России. Плавание опасно. Боится англичан. Посол Англии в Гонконге послал в русские воды эскадру. Англичане собрали много кораблей и ходят в море, стерегут русских.
Прибежали чиновники с новостями. Уверяют, что очень важно. Все с красными лицами. Русский офицер Михайлов поехал на «Кароляйн» на своей шлюпке с гребцами, все увидел и узнал.
Кавадзи растерян в душе и смущен. Слежка окончена, а стало хуже. Исчезает исцеляющее увлечение! Что же лучше? Может быть, пусть следят, только бы оставалась любовь? Только бы американка не уезжала! Тот, кто уже привык, что за ним следят, без слежки скучает?
Сразу же сообщили: Шиллинг собрался на парусной лодке в Хэда, попросил позволения у губернатора. Оставшимся отрядом в Хэда командует Мусин-Пушкин.
Кавадзи сидел в одиночестве. Рамы в окнах не стучали. В воздухе душистая, насыщенная запахами цветов, сырая прель. Погода прекрасная. Солнце и цветы. Но для него все кончалось. Путятин ушел навсегда. Никогда, наверное, больше Кавадзи не увидит своего друга, который из далекой страны пришел, чтобы видеться с ним.
Теперь оставались дела пустые, бессмысленные возражения против всего, что бы ни сделал, чиновничья жизнь, законы.
Саэмон пережил смерть родного отца и отца приемного, обеих матерей. Кончину старого шогуна. Но ничто не заглушало так в нем живой огонь, как весть о том, что Путятин ушел. Найдет ли он себя на своей родине? Кавадзи полагал, что нет, что Путятин там будет не нужен. В Японии он был как свой, он понятен со всеми слабостями, полезен и человечен. А там жизнь ушла далеко-далеко и никто ничего не прощает. Пламя внутренней борьбы забушует скоро и в Японии, с еще большей силой. В судьбе Путятина, как казалось Саэмону, есть схожесть с его собственной судьбой, и обе судьбы близки к окончанию. Вряд ли кто-то из них сможет что-то сделать после того, как подписан небывалый договор между двумя империями. Но Путятин, как и Кавадзи, опытный чиновник, он не даст себя в обиду.
Мы исполнили дело, выше которого для нас обоих ничего не может быть. При этом совершили ошибки. Представлялось, что Путятин в России не будет счастлив, даже если Россия одержит победу в войне с Англией. Саэмону кажется, что по лесу лениво бредет старый тигр, ступает мягко, но небрежно. Костлявые плечи и понурая голова.
«Это я? – в ужасе подумал Кавадзи. – Странное видение!» Это Кавадзи идет так задумчив. Неужели это моя лысина и мои вылезшие кости?
К старости все больше неприятностей, забот и трудных поручений. Исполняя их, Кавадзи крутится, как круглый камень, который точит новые и острые стальные ножи. «Камень, который крутится, не обрастает мхом!»
Он не подал вида и бровью не повел, когда выслушивал сегодня все разнообразные известия. Никто не мог догадаться, что у него на душе.
...– Домой! – пылко восклицала Анна Мария. – Перри – лгун! Его договоры – обман! Никаких его трактатов японцы не признают!
– На судне наш дом! – сказала госпожа Рид.
– Мы сыты здесь всем по горло! – сказала госпожа Вард. – Всем, что только может желать молодая женщина.
– Семейная! – добавила госпожа Доти.
– Вам было плохо? – спросил Вард. Вид у всех прекрасный! Неужели от неприятностей! – Вам было хорошо?
– Нам очень хорошо, – ответила его жена, – но это не для нас! Нам надоели соглядатаи. Они все время ходили за нами. Они присылают прекрасные продукты и тут же портят аппетит, как сказал русский офицер. У них есть такая система: показывать нежелательному гостю, что за ним следят. Ходить по пятам не скрываясь. Это у них называется открытием страны!
– К черту японцев! – воскликнула Пегги. – Единственный приятный человек – представитель высшего японского правительства. – Пегги на миг взглянула с гордостью на окружающих. – Он очень любезен... Присылал нам все самое лучшее, но сам глядит, как из клетки... Прочь всех японцев! На судне – наш дом!
– Цветы... – спрашивал Вард.
– Да! Но из цветов на тебя выглядывает шпион, – ответила его жена. – А за другой грядкой еще двое таких же. Временами мы приходили в бешенство.
– А как кормили детей?
– Очень хорошо.
– Была рыба?
– И мясо, фрукты, овощи, птица. И свежая рыба, лангусты. Они старались. Но такова их двойственность. За каждую любезность они сразу делают пакость. Это злые люди. И тут же за грубость и бесцеремонность нахально извинятся... Прочь отсюда! Какое счастье – наш корабль! Наш милый дом! Дети рвутся сюда, но их опасно было взять в ветер, и мы боялись, нет ли болезней. Я возьму все же из Японии семена цветов и рассаду. Жена священника обещала мне. Я высажу в горшочки, и у нас в каюте будет японский цветник.
– Наше спасение было в русских, – говорила раскрасневшаяся Сиомара. – Они очень славные и простые, как американцы, никакого чванства. Такой смешной их повар, он брал куски каната и всегда гонял вокруг бани японских шпионов. Выгонял их со двора.
– Больше мы не пустим вас в Россию, довольно! – сказала Анна Мария.
– Мы не пойдем! – ответил Вард.
После этого плавания капитан стал заметно поживей и поразговорчивей. Прежде пустил бы подобное замечание мимо ушей, а тут ответил охотно:
– Больше не идем в Россию! – Так примирительно сказал он.
– Ты решил твердо? – спросила жена.
– Да.
– А деньги? – негромко спросила она.
– Деньги в этом случае не имеют никакого значения.
– Да? – удивилась госпожа Вард.
На миг Сиомара смутилась. Как же Эйли поедет на родину? Ему же суждено уехать? Неужели он останется здесь... с японкой?
Она еще не слыхала всех новостей, но решение, кажется, вполне определенное. Ведь дали слово доставить всех их за три раза. Что случилось? Почему такая перемена?
– Они заплатили?
– Заплатили хорошо! – ответил Джон. – Никогда туда больше не пойдем. Пусть они сами там живут.
...Кавадзи сидит, как сама старая Япония, как тенно в парках Киото среди цветов, миниатюрных дворцов и храмов. Ничего сам не видит, не выходит, только слышит, что шепчет ему тайная полиция, подданные и переводчики.
Так все прекрасно началось. И так все отвратительно закончилось. Американки целовали при всех своих мужей и сразу разошлись с ними по каютам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118