Он обернулся и сквозь шумную толпу увидел своего отца в блестевшей от дождя машине, со своей дурацкой улыбкой и большим пальцем, поднятым так, словно он собирался воткнуть его Богу в задницу.
«Боже мой, зачем я здесь? Который час? Зачем я вышел из отцовской машины? Здесь мне нельзя оставаться. Почему я не попросил его отвезти меня в аэропорт? Надо скорее сматываться. Черт! Еще не поздно. Еще можно выйти на улицу, вскочить в машину, и через пятнадцать минут я буду в аэропорту. Нет, — решил он. — Не надо. Не впутывай старика. Постарайся не впутывать. Пойду возьму свой смокинг. Со смокингом и пианино я где угодно проживу. Но под каким именем мне выступать? Ладно, сейчас не до этого. Пойду возьму свой смокинг, а потом Джо уедет, и я смогу убраться отсюда. Это уже что-то вроде плана, — говорил он себе. — Не теряй чувство юмора. Действуй только по плану. Прежде всего нужен смокинг. Просто забрать этот чертов смокинг, и все».
Сэл стал проталкиваться сквозь толпу, работая локтями, наступая на ноги, не обращая внимания на злобные взгляды. Он поднялся в мезонин, прыгая через две ступеньки, — там гораздо легче дождаться лифта. Пробившись сквозь толпу туристов, первым вошел в лифт, нажал кнопку и смотрел прямо перед собой, а за его спиной веселились ребята из Далласа, провозглашая тосты и поднимая бокалы, которые держали в руках.
«Святая Мария, — думал Сэл, — за свободу. За то, чтобы не бояться будущего. За будущее!»
Техасцы вышли на четырнадцатом этаже, похваляясь своими победами над женщинами и в драках. На верхний этаж Сэл поднимался один.
«Я обязательно переживу этот день, — пообещал он себе. — Я его переживу, а потом напьюсь и буду пить всю неделю».
Двери лифта открылись, и взору Сэла предстал банкетный зал для торжественных случаев, отсюда открывалась круговая панорама города. За стеклянными затуманенными стенами мост через реку блестел как детская игрушка. При неярком свете велись важные переговоры, поблескивало столовое серебро. Здесь явно не хватало тихих звуков пианино. Сэл вышел из лифта и сразу оказался под лазерными лучами глаз Альберта Селестине, метрдотеля.
— Ты опоздал, малыш.
Альберт Селестине, изящный мужчина с кожей оттенка кофе с молоком, был владельцем домов, построенных на разных уровнях в Поншартрианском парке. Одна его дочь училась в медицинском институте в Бостоне, вторая жила в Калифорнии и была замужем за белым. Альберт Селестине презирал всех цветных американцев, не добившихся в жизни того, чего добился он сам.
— Ты опоздал и выглядишь голодранцем. Живо переодеваться.
— Альберт...
— Слушать ничего не желаю, понял? Переоденься и за пианино.
— Нет, Альберт, сегодня не могу. Я зашел за своими вещами.
Альберт Селестине насквозь пронзил своими желтыми глазами Сэла.
— О чем ты? Не морочь мне голову.
— Альберт...
— Ты подписал контракт с профсоюзом музыкантов на работу в этом отеле, — прошипел Альберт. — Об уходе надо предупреждать за две недели. Если нарушишь условия контракта, никогда больше не получишь работу в профсоюзе. Уж об этом я позабочусь.
«Нечего заботиться, — смеялся про себя Сэл, собрав остатки своего юмора. — Я и так не собираюсь здесь работать».
— Ты не можешь уйти, по крайней мере сегодня. Здесь мистер Росс, — сказал Альберт.
Мистер Росс, владелец отеля, обычно проводил зиму в Гонолулу, тоже в собственном отеле. Должно быть, он приехал на карнавал. Сэл заглянул за сверкающую стеклянную колонну и увидел в отдельном кабинете толстого мистера Росса, обнимающего сразу двух пышнотелых блондинок. Альберт наклонился к Сэлу и прошептал на ухо:
— Малыш, тебе сегодня нельзя уйти. Этот жирный еврей с меня шкуру спустит.
— Послушай, Альберт...
— Нет, это ты послушай, — продолжал он зло. — Сколько раз я тебя выгораживал, когда ты являлся с опозданием или набравшись? — Он внимательно посмотрел на напряженное лицо Сэла. — Да что с тобой? Заболел, что ли?
— Альберт, мне надо идти. Я не могу...
— Ты мне по гроб жизни должен. Сколько раз я за тебя хлопотал? Сколько раз платил тебе вперед, чтобы эти итальяшки не переломали тебе ноги? А сегодня мистер Росс сидит здесь и спрашивает, где пианист. Ты что, забыл все, что я для тебя сделал?
— Пойми. Не могу я сегодня.
— Всего полчаса...
— Не могу.
— ...к тому времени эта жирная сволочь будет в своем номере с обеими девками. Только полчаса.
— Альберт, не надо...
— Послушай, я что, жизнь твою прошу?
Сэл мгновение смотрел на высокого стройного Альберта с каким-то необъяснимым, даже неуместным гневом. Чего стоит жизнь? Какая разница? Какая, к черту, разница?
— Да! — яростно закричал он. — Именно!
Оттолкнув Альберта, он прошел в свою гримерку за кухней.
— Поторопись, малыш, — прошипел вслед ему Селестине.
В неприбранной гримерке Сэл сорвал с себя одежду и сдернул с вешалки смокинг. «Это безумие, — думал он. — Это полное сумасшествие. Это самоубийство. — Он принялся натягивать рубашку. Она была свежепостиранная, хрустящая и прохладная. — Как саван, — подумал он. — Я одеваюсь для похорон. Для своих собственных похорон». Сам того не сознавая, в порыве бессильной злобы он начал что-то напевать себе под нос.
Закончив, посмотрелся в большое зеркало. Глаза впали, двухдневная щетина на щеках. Покойник. Труп. Труп бродяги и неудачника, проигравшего жизнь. Завязывая галстук, он продолжал напевать. Расчесал влажные волосы и отступил на шаг, чтобы получше разглядеть себя. «Мистер Росс, — мелькнуло в голове, — вдруг он захочет взять меня с собой на Гавайи? Вдруг захочет вложить деньги...»
— Что же это я делаю? — спросил Сэл свое отражение. — Надо бежать отсюда.
Он схватил кожаную куртку Кэт и выскользнул из гримерки. Пробежал сквозь яркую, полную людей кухню и принялся что есть силы давить на кнопку лифта. Занятые своим делом официанты и повара не обращали на него никакого внимания.
— Ну давай же! — он проклинал лифт, которого все не было.
— Ты куда собрался, малыш? — Альберт Селестине неожиданно обнял его за плечи. — Да еще в смокинге.
Сэл с ужасом смотрел на элегантного Альберта.
— Пойми, ради всего святого, — умолял он, — мне нужно уйти.
Метрдотель уже развернул Сэла лицом к залу и тащил к пианино. Пятнадцать лет проработал Альберт Селестине в ночных клубах, ресторанах и отелях и столько за это время перевидал музыкантов, алкоголиков и наркоманов, что утратил чувство жалости, некогда испытываемое к ним, а теперь просто пытался вывести их из того кризиса, в котором они постоянно находились, по крайней мере, до конца своей смены. А потом оставалось лишь надеяться, что на следующий день эти музыканты снова объявятся на работе.
— Слушай меня. — Костлявые пальцы Альберта сжимали плечо Сэла, пока он вел его назад в зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128