— Не грусти, любовь моя, — повторяла она, легонько пальцами касаясь его члена, который отзывался на каждую ее ласку.
Приподняв голову, Сэл наблюдал, как Изабель встала и отошла от кровати. Она улыбнулась ему и развязала пояс. Между распахнутыми полами белого халата он увидел ее смуглое тело. Легким движение плеч девушка сбросила халат. В полумраке кожа ее, казалось, сияла. У нее были широкие, довольно плотные плечи, маленькая упругая грудь, как у ее матери, гладкий, упругий живот. Детское тело, совсем как у школьницы, еще не оформившееся, щуплое, но ни одну женщину Сэл никогда не желал так, как ее.
— Изабель, — в волнении шептал он, — Изабель...
Она села на него верхом. И он почувствовал на плечах холод ее все еще влажных волос и прикосновение твердых сосков к его покрытой волосами груди.
— Изабель...
— Шш-ш-шш, — ласково шепнула она, ощущая, как его член вошел в нее, словно нож в кувшин с медом. Сэл растворился в ней, вдыхая запах исторгавшейся из нее влаги. Она напряглась, нежно зажав его член во влагалище, потом расслабилась, нежно выпустив его на свободу. Он ощутил холод отчуждения. Но она снова нависла над ним. С той же жадностью поглотила его член и опять отпустила.
— О, Боже, — стонал Сэл, — о, Боже. — Он забыл обо всем на свете. О Санто Пекораро. О Ники Венезия. О Джо Д'Аморе с его душераздирающим криком. О Джонни Венезия. Обо всем и обо всех. Даже о завтрашнем дне. Существовали только он и она. И эта ночь.
Он снова и снова погружался в нее. А она, упираясь руками в жесткий матрац, то зажимала его член, то отпускала. Неожиданно Сэл крикнул: «Нет!», схватил Изабель за узкие бедра и, с силой прижав к себе, вошел в нее насколько мог глубоко. Она вскрикнула от наслаждения, а он еще крепче прижал ее к себе. Тела их переплелись, и они стали кататься по кровати Сейчас сверху был Сэл. Он яростно врывался в нее, все выше и выше задирая ее согнутые ноги, пока колени почти не коснулись ее щек, и в исступлении вбивал, вбивал свой неутомимый член в ее лоно.
— Я люблю тебя! — без конца повторял он. — Я люблю тебя!
Она скользнула руками по его спине от затылка до талии и закричала, словно безумная, — наступила кульминация.
КАННЫ — ЯНВАРЬ
На открытках, продаваемых среди прочих сувениров в гостиничных ларьках, Канны обычно утопают в роскошной летней зелени, на песчаных пляжах полчища юных европейцев, а голубизна Средиземного моря сверкает под ярким солнцем. Но сейчас за разрисованными морозом окнами суровая зима. На открытках юные старлетки, с обнаженной грудью, наслаждаются ласковым теплом Лазурного берега. А сейчас здесь валит снег, на пляжах пустынно и сумрачно, убраны столы и стулья, выставленные летом возле роскошных, словно изваянных из сахара отелей, выстроившихся в ряд вдоль главного променада на взморье. Деревья потеряли листву и стоят голые и черные: пальмы поникли под ледяным ветром. Несколько кварталов, удаленных от фешенебельного взморья, собственно и являют собой серый, скучный, провинциальный городишко — Канны. А на побережье — законсервированный на зиму курорт, ожидающий летнего солнца. С самого утра Сэл сидел в маленьком кафе напротив Дворца фестивалей, попивая свой крепкий французский кофе. Вот уже час он наблюдал, как нарастает поток людей, стекающихся по узким боковым улочкам и устремляющихся к огромным стеклянным дверям Дворца. Сегодня утром начнет свою работу Международный музыкальный симпозиум, который продлится целую неделю. Сэл медленно помешивал свой кофе. «Чего ты ждешь? — спрашивал он себя. — Лучший случай трудно себе представить. Кто рано встает, тому Бог подает. Нерешительный всегда проигрывает. — Продолжая помешивать кофе, он мрачно улыбнулся про себя. — Чего ты боишься? Ведь не Венезия же поджидает тебя за углом. А всего лишь музыкальный люд. Целое собрание музыкантов. Таких, как Шринес».
Сэл закурил сигарету, наблюдая за высоким парнем с ярко-рыжей гривой, ожидавшим, когда зажжется зеленый свет. Началась изморось. В конце концов, всю свою жизнь я вращался среди музыкантов. Как долго? Бог мой, целых двадцать лет. Ну и что, преуспел, мать твою?.. Где миллионы фанатов, млеющих при одном упоминании твоего имени?
В кафе вошли два тощих английских рокера лет двадцати в замысловато разрисованных джинсах и заняли соседний с Сэлом столик. Ну что ж, на сей раз у меня есть что предложить. И прямо-таки сногсшибательное. Чего же ты ждешь, Джек? Рождества? Сейчас или никогда! Воспользуйся случаем или проиграешь. Такое долгое путешествие.
Сэл выложил на стол несколько франков и встал.
Натягивая свой новый шерстяной плащ, он взглянул в зеркало и с восторгом отметил: «Черт побери, я выгляжу очень даже неплохо». Изабель полностью экипировала его: черный, модного покроя костюм на нем — лишь один из полдюжины, которые она для него заказала. И темно-синяя, застегивающаяся на вороте рубашка, которую носят без галстука, тоже. Антрепренер рок-н-ролла, да и только! Густые черные волосы зачесаны назад и стянуты узлом, — стоит ему слегка повернуть голову, и он видит болтающуюся в левом ухе серьгу из филигранного серебра в виде полумесяца. Сэл улыбнулся своему отражению в зеркале. Только бы не пошел дождь, тогда он сможет надеть свои солнечные очки.
Но будто нарочно дождь лил вовсю, и была ужасно холодно. Сэл перебежал на другую сторону, лавируя между «пежо» и «фиестами». «Лягушатник» в униформе у входа во Дворец проверил у Сэла ламинированный пропуск и сказал, что его следует нацепить на лацкан пиджака.
Первой мыслью Сэла, когда он очутился во Дворце, было: мне следовало появиться сюда в черной кожаной куртке. Тысячи рок-н-ролльщиков деловито двигались во всех направлениях. Нечесаные космы, штаны в обтяжку, башмаки на высоких каблуках — казалось, все это предусмотрено этикетом, и вся эта атмосфера торжественности, аура таинственности... Нравы здесь были весьма свободные. Соотношение мужчин и женщин примерно миллиард к одному, а средний возраст можно охарактеризовать как «попытку выглядеть моложе». Французские девушки в красных блейзерах, владеющие несколькими языками и потому, очевидно, приглашенные дирекцией, направляли молодых людей вниз по широкой лестнице. Они увлекли за собой Сэла, и вместе с толпой он оказался в небольшом коридоре длиною примерно в акр, похожим на садок для кроликов. От этого коридора в стороны расходились кабины, разделенные узкими проходами. Каждая кабина имела соответствующий своему назначению цвет. Желтый — радиосвязь, голубой — студия звукозаписи, на двери каждой кабины была табличка с обозначением фирмы и страны. Сэлу бросилась в глаза табличка с надписью «Хуго Рекордс» — Венгрия. Венгрия? Сэл протиснулся сквозь толпу. Помещение было забито до отказа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128