Кто-то из глубины дома окликнул девушку:
— Изабель!
Она подпрыгнула и ушла — дверь резко захлопнулась. Рабочие засмеялись и вернулись к своей работе. Джованни долго стоял, уставившись на дверь, за которой она исчезла, потом медленно заковылял к дому.
Джованни больше не бродил бесцельно по городу — на следующий день он снова пришел к розовому дому, но не увидел ее.
Не было ее ни на второй, ни на третий день.
Потом наступило воскресенье, и он знал, что ее там не будет.
В понедельник он снова услышал ее смех возле розового дома — смех доносился откуда-то с третьего этажа. Джованни дошел до конца квартала и вернулся обратно, и так несколько раз.
Во вторник в восемь утра он снова был на своем посту. Напротив большого розового дома, через улицу, у остановки автобуса находился киоск. Джованни купил журнал, сел на прохладную каменную скамью и стал читать.
Рабочих нигде не было видно — должно быть, они уже закончили свою работу. Сразу после одиннадцати она вышла из дома с двумя нарядно одетыми детьми, которые стали играть на лужайке. Как и в первый раз, он упивался музыкой ее смеха. Примерно через час она увела детей в дом. Джованни доплелся до маленькой закусочной через несколько кварталов, купил сандвичи с ветчиной и сыром и пинту апельсинового сока. Он ел свои сандвичи с ветчиной и сыром, сидя на скамье, уставившись на окна розового дома — не мелькнет ли там белая униформа, трижды перечитал журнал. Наконец в четыре тридцать она вышла через черный ход с большой соломенной корзиной в руках, остановилась и пристально на него посмотрела. Джованни показалось, что сердце перестало биться. Но в следующий момент девушка отвернулась и медленно пошла в сторону Руа Маркес де Висенте. Когда она уже прошла половину квартала, Джованни сунул журнал под мышку и поспешил за ней. У автобусной остановки в торговом центре она обернулась и снова на него взглянула. Впервые в жизни Джованни почувствовал себя неловко и постарался не так сильно хромать. Подъехал автобус, Изабель вошла, а Джованни не смог протиснуться сквозь толпу, когда доковылял до автобуса, тот тронулся с места — раскаленный послеполуденный воздух донес до Джованни ее волнующий смех.
На следующий день Джованни успел втиснуться в набитый автобус, когда дверцы уже закрывались. Глядя на его дорогой костюм и отделанный золотом набалдашник, пассажиры решили, что он важная особа, и старались освободить для него побольше места, а он, вытягиваясь на цыпочках, пытался не потерять ее из виду. На мгновение толпа раздалась, и он увидел ее — совсем близко. Она улыбнулась ему, и он почувствовал, что сейчас наступит эрекция. Затем толпа разделила их, и он услышал ее громкий смех, будто она все поняла.
Она жила на холме в бедном районе Роцинха. Скопление на склонах холма и у его подножия грязных бетонных домишек можно было принять за свалку. Убогие улочки кишели дикими собаками, чумазыми ребятишками, на веревке сушилось белье, голые до пояса мужчины с вызывающим видом глазели по сторонам.
Пахло калом, потом, подгоревшей пищей. В конце длинного извилистого переулка Изабель остановилась, сняла свои белые туфли на платформе и, размахивая ими, стала взбираться по отвесному склону. Джованни шел следом, отстав от нее метров на пятьдесят, не отрывая глаз от упругой округлости ее ягодиц под тонкой униформой. Она оглянулась и хихикнула. Он изо всех сил старался догнать ее, но когда трижды чуть не упал на крутом подъеме, понял, что гора — это для него уже слишком, и, задохнувшись, остановился. Не обращая внимания на ее смех, он следил, как она карабкается, все выше и выше — едва не на вершину холма. Наконец она остановилась, бросила на него быстрый взгляд и вошла в одну из лачуг.
На следующий день, в среду, в пять часов на кривых, кишащих людьми улочках Роцинхи появился длинный черный седан марки «форд» и остановился у крутого подъема на холм. Толпа мальчишек и молодых парней окружила блестевшую на солнце машину — точно в такой ездил президент Варгас — и прилипла к затененным стеклам. Огромный черный мужчина в шоферской форме вышел из машины и попытался разогнать зевак. Одетые в тряпье ребятишки, ни разу не видевшие в своем поселке такой машины, отступили немного, передразнивая шофера и делая неприличные жесты. Наконец хрупкое перемирие было установлено, и черный великан прислонился к крылу машины, свирепо поглядывая на озорников.
Сразу после шести Изабель с туфлями в руках начала подниматься по склону. Увидев толпу возле черного седана, перегородившего улицу, она остановилась, на ее губах появилась легкая усмешка. Когда она проходила мимо машины, затемненное заднее стекло опустилось. Встретившись взглядом с Джованни Джемелли, Изабель стала быстро подниматься на холм. Шофер по знаку Джованни открыл дверцу, калека выбрался из машины, а следом за ним вылез его адвокат, толстяк в сером облегающем костюме. С нескрываемым ужасом толстяк оглядел улицу. Прожив всю свою жизнь в Рио, он поклялся себе, что ноги его больше не будет в этом поселке.
Под шепот и насмешки толпы, к кислому смущению адвоката, Джованни положил руку на плечо толстяка и направился к намеченной цели.
Чуть ли не полчаса потребовалось им, чтобы одолеть холм, после чего Джованни еще несколько минут отсиживался на куче камней, чтобы отдышаться. Перед ним была обшарпанная дверь, за которой скрылась Изабель. С большим трудом поднялся он на ноги и доковылял до нее.
На стук никто не ответил.
Раздался только смех уличных зевак, не поленившихся подняться за ним на холм.
Джованни снова постучал, и покосившаяся дверь отворилась. Толстая, растрепанная женщина, с плохо прокрашенными рыжими волосами, в грязном платье черного цвета, стояла в дверном проеме, глядя на него в упор.
Джованни откашлялся.
— Меня зовут Джованни... — начал он.
— Я знаю, кто вы, синьор Джемелли, — ответила она, обнажая желтые сточенные зубы. — И знаю, что вам нужно. Входите.
* * *
— Но она путана! — крикнула Ангелина Серио резко, как настоящая неаполитанка. — Маленькая проститутка!
Джованни, глядя прямо перед собой невидящим взглядом, даже не посмотрел на сестру.
— Да, да, проститутка! Девка. Восемнадцати еще нет, а у нее уже было три, три (она помахала тремя вытянутыми пальцами перед его глазами) аборта! Проститутка и убийца.
Ангелина Джемелли Серио была в ярости. Хвала Небу, ей так повезло: иметь бездетного, бесполого, увечного карлика брата, который обеспечил ее недалекого мужа и сыновей огромным состоянием, и наследовать после его кончины все остальное — и вдруг на тебе. Невероятное оскорбление!
— Нет, это уж слишком!
Ангелина кричала, рвала на себе волосы. Жирные, в складках руки тряслись. Настоящая карикатура на богатую итальянскую матрону-иммигрантку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128