Шепот Толливера потонул в реве двигателей.
Шаттл доехал до середины взлетной полосы, и тут навстречу нам метнулся пузырь. Я инстинктивно откинулся назад, закрылся руками. Тварь шмякнулась и расплылась по лобовому стеклу перед Толливером, медленно начала стекать тягучими струйками, ползти к разбитому боковому стеклу.
140 км/ч. Шаттл подпрыгнул на гигантской трещине, образовавшейся от взрыва метеорита, потерял скорость. 130 км/ч. Неумолимо приближался конец полосы. 140 км/ч.
– Не успеем!
– Проедемся по траве за полосой!
– По деревьям, – пробормотал Толливер. В самом деле, за бетонкой была лишь короткая травяная полоска, а дальше шел лес, поваленный ударной волной. Толливер выжимал из двигателей предельную мощность, но скорость все еще была недостаточной. 160 км/ч.
Бетонка кончилась. 180 км/ч. Шаттл мчался по траве. 190 км/ч. Деревья!
– Держись! – Толливер направил шаттл вверх.
До взлетной скорости оставалось еще десять километров в час, но за несколько метров до леса шаттл все-таки взлетел. Скорость упала. Толливер опустил нос шаттла параллельно земле, чтобы не перегружать двигатели. Скорость нарастала кошмарно медленно, а впереди показался пригорок. Толливер снова задрал шаттлу нос. Казалось, в маневрах на волоске от смерти прошла вечность, пока нам удалось наконец набрать и скорость, и высоту.
– Поворачиваю на восток. Черт! – Толливер отшатнулся от разбитого бокового стекла, на осколках которого висели капли тягучей массы. Одна капля оторвалась и шлепнулась на спинку сиденья.
Я выхватил пистолет, переключил его на непрерывный режим и поводил лазерным лучом по осколкам, накаляя их докрасна. Масса испарилась. Потом я выстрелил одиночным в клейкую каплю на спинке сиденья. Мягкая обшивка вспыхнула. Я сбил пламя перчаткой скафандра.
– Не прикасайся к нему, пока не остынет.
– Но мне придется прислониться к нему, когда будем взлетать вертикально, а я не хочу прикасаться к этой гадости, – скривился Толливер. – Надо чем-то прикрыть ее.
– Она уже испарилась.
Толливер, однако, настаивал. Пришлось мне сходить в пассажирский салон. Берзель побледнел как смерть и сидел, вцепившись в подлокотники. Я порылся в шкафчике, достал одеяло, бросил Берзелю подушку, вернулся в кабину, закрыл прожженную спинку кресла Толливера одеялом. Тот осторожно, с брезгливой гримасой облокотился и снова завел свою волынку:
– Сэр, если мы взлетим недостаточно высоко, то потом не дотянем до Восточного континента, а если взлетим выше, падение будет слишком быстрым и шаттл может рассыпаться.
– Знаю. Секунд сорока вертикального взлета хватит. Попробуем. Если шаттл задребезжит слишком сильно, сразу выключайте двигатели.
– Ладно, если знаете, что такое «слишком сильно», – проворчал Толливер.
На высоте полторы тысячи метров он включил три дополнительных двигателя и направил шаттл вверх. Жуткая перегрузка вдавила нас в спинки кресел.
Пять секунд. 1800 метров.
Десять секунд. Началась вибрация. От перегрузки трудно дышать. 3000 метров. В глазах потемнело.
– Тридцать секунд, сэр! – доложил Толливер. Вибрация усилилась. 4000 метров. Вибрация превратилась в угрожающую болтанку.
– Сорок секунд! – Толливер собрался отключить двигатели.
– Нет! – Я глотнул воздуха и выдохнул:
– Еще…
– Рассыпемся!
– Наберем 9000.
– Не наберем!
Кабина тряслась, будто по ней колотили молотом.
– Жди! – Дышать становилось все труднее.
– 5000! 6000!
Голос Толливера куда-то уплыл, мне стало тепло и спокойно. Я стоял на берегу моря с отцом. Купаться было нельзя, за столетие море слишком загрязнилось. А песок был приятным, теплым. Я закрыл глаза, подставил лицо яркому солнцу. Но почему так трудно дышать?
– Капитан, пора отключать двигатели! 8000!
Откуда этот настойчивый голос? Как же грохочут волны!
Внезапно шум прибоя стих. Я очнулся. Грудь болела. Шума двигателя не слышалось.
– Высота? – спросил я.
– 8500. Пока поднимаемся.
– Поднимаемся?! С отключенными двигателями?
– Даже пушечное ядро не сразу падает. Скоро начнем снижаться.
Шаттл летел по дуге. Миновав ее высшую точку, он вдруг приобрел аэродинамические характеристики кирпича и начал круто падать, непочтительно игнорируя все усилия Толливера.
– Придется включить двигатели, – проворчал Толливер.
– Знаю, – Шаттл был рассчитан на приземление из космоса, а не на долгий полет в атмосфере, поэтому больше тридцати минут выдержать не мог, перегрелись бы двигатели. – Где мы?
– Пролетели всего километров семьсот.
Я быстро подсчитал: даже при скорости 1000 километров в час требуется полтора часа лету. Значит, не долетим.
– Подайте сигнал SOS, сэр, – предложил Толливер. – Как-нибудь продержимся в океане, пока за нами пришлют вертолет.
– Нет! Шаттл нам еще понадобится.
– Но мы не долетим. Лучше опустимся в океане, подождем…
– Нет! Лети в Сентралтаун. Три тысячи шестьсот метров.
– Черт бы тебя побрал! – стукнул он кулаком по креслу. – Ладно, я погибну вместе с тобой, но скажи: ради чего?
– Мне нужен шаттл, а зачем, сейчас не могу сказать.
– Чего вы боитесь? Что я предам? Перейду на сторону рыб?
– Мистер Толливер, сейчас я не могу сказать. Когда-нибудь вы поймете.
– Я должен знать, ради чего иду на смерть!
– Цель есть. Кроме того, – чуть улыбнулся я, – совсем не обязательно погибать. Наши инженеры любят делать большой запас прочности, как мы уже убедились на примере с дверью.
Спустя несколько секунд Толливер оскалил зубы. Это означало, по-видимому, улыбку.
– Ладно! Высота 2500 метров, сэр. Пора включать двигатели.
– Верно, – с облегчением согласился я.
Толливер включил часть двигателей. Падение прекратилось. Теперь шаттл летел, как обычный самолет. Я расстегнул ремни безопасности, встал.
– Следите за температурой двигателей, – посоветовал я. Толливер бросил на меня раздраженный взгляд. У меня непроизвольно вырвалось:
– Простите, нервы.
Что за ерунда! Зачем я извинился перед гардемарином?
Мрачно улыбаясь собственной глупости, я вышел в салон, сел в пятый ряд рядом с Берзелем, обнимавшим подушку.
– Как самочувствие? – поинтересовался я.
– Нормально, сэр.
Я подождал, но Берзель не стал развивать эту тему.
– Ничего, парень, все мы боимся, – утешил его я.
– Я не боюсь, – упрямо сказал он.
– Все боятся. – Я хлопнул его по колену, встал.
– Хочу домой. – Мальчишка уткнулся в подушку.
– Мы туда и летим.
– Нет, я хочу на Землю.
Все мы не прочь смыться на Землю. Я вернулся в кабину, сел, пристегнулся.
– Сколько осталось?
– Нисколько, – буркнул Толливер. – Не долетим. Я сверкнул взглядом, но промолчал.
– Извините, сэр, – смягчился Толливер. – Осталось минут сорок пять.
Температура двигателей была выше нормы, но до критической отметки еще не добралась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
Шаттл доехал до середины взлетной полосы, и тут навстречу нам метнулся пузырь. Я инстинктивно откинулся назад, закрылся руками. Тварь шмякнулась и расплылась по лобовому стеклу перед Толливером, медленно начала стекать тягучими струйками, ползти к разбитому боковому стеклу.
140 км/ч. Шаттл подпрыгнул на гигантской трещине, образовавшейся от взрыва метеорита, потерял скорость. 130 км/ч. Неумолимо приближался конец полосы. 140 км/ч.
– Не успеем!
– Проедемся по траве за полосой!
– По деревьям, – пробормотал Толливер. В самом деле, за бетонкой была лишь короткая травяная полоска, а дальше шел лес, поваленный ударной волной. Толливер выжимал из двигателей предельную мощность, но скорость все еще была недостаточной. 160 км/ч.
Бетонка кончилась. 180 км/ч. Шаттл мчался по траве. 190 км/ч. Деревья!
– Держись! – Толливер направил шаттл вверх.
До взлетной скорости оставалось еще десять километров в час, но за несколько метров до леса шаттл все-таки взлетел. Скорость упала. Толливер опустил нос шаттла параллельно земле, чтобы не перегружать двигатели. Скорость нарастала кошмарно медленно, а впереди показался пригорок. Толливер снова задрал шаттлу нос. Казалось, в маневрах на волоске от смерти прошла вечность, пока нам удалось наконец набрать и скорость, и высоту.
– Поворачиваю на восток. Черт! – Толливер отшатнулся от разбитого бокового стекла, на осколках которого висели капли тягучей массы. Одна капля оторвалась и шлепнулась на спинку сиденья.
Я выхватил пистолет, переключил его на непрерывный режим и поводил лазерным лучом по осколкам, накаляя их докрасна. Масса испарилась. Потом я выстрелил одиночным в клейкую каплю на спинке сиденья. Мягкая обшивка вспыхнула. Я сбил пламя перчаткой скафандра.
– Не прикасайся к нему, пока не остынет.
– Но мне придется прислониться к нему, когда будем взлетать вертикально, а я не хочу прикасаться к этой гадости, – скривился Толливер. – Надо чем-то прикрыть ее.
– Она уже испарилась.
Толливер, однако, настаивал. Пришлось мне сходить в пассажирский салон. Берзель побледнел как смерть и сидел, вцепившись в подлокотники. Я порылся в шкафчике, достал одеяло, бросил Берзелю подушку, вернулся в кабину, закрыл прожженную спинку кресла Толливера одеялом. Тот осторожно, с брезгливой гримасой облокотился и снова завел свою волынку:
– Сэр, если мы взлетим недостаточно высоко, то потом не дотянем до Восточного континента, а если взлетим выше, падение будет слишком быстрым и шаттл может рассыпаться.
– Знаю. Секунд сорока вертикального взлета хватит. Попробуем. Если шаттл задребезжит слишком сильно, сразу выключайте двигатели.
– Ладно, если знаете, что такое «слишком сильно», – проворчал Толливер.
На высоте полторы тысячи метров он включил три дополнительных двигателя и направил шаттл вверх. Жуткая перегрузка вдавила нас в спинки кресел.
Пять секунд. 1800 метров.
Десять секунд. Началась вибрация. От перегрузки трудно дышать. 3000 метров. В глазах потемнело.
– Тридцать секунд, сэр! – доложил Толливер. Вибрация усилилась. 4000 метров. Вибрация превратилась в угрожающую болтанку.
– Сорок секунд! – Толливер собрался отключить двигатели.
– Нет! – Я глотнул воздуха и выдохнул:
– Еще…
– Рассыпемся!
– Наберем 9000.
– Не наберем!
Кабина тряслась, будто по ней колотили молотом.
– Жди! – Дышать становилось все труднее.
– 5000! 6000!
Голос Толливера куда-то уплыл, мне стало тепло и спокойно. Я стоял на берегу моря с отцом. Купаться было нельзя, за столетие море слишком загрязнилось. А песок был приятным, теплым. Я закрыл глаза, подставил лицо яркому солнцу. Но почему так трудно дышать?
– Капитан, пора отключать двигатели! 8000!
Откуда этот настойчивый голос? Как же грохочут волны!
Внезапно шум прибоя стих. Я очнулся. Грудь болела. Шума двигателя не слышалось.
– Высота? – спросил я.
– 8500. Пока поднимаемся.
– Поднимаемся?! С отключенными двигателями?
– Даже пушечное ядро не сразу падает. Скоро начнем снижаться.
Шаттл летел по дуге. Миновав ее высшую точку, он вдруг приобрел аэродинамические характеристики кирпича и начал круто падать, непочтительно игнорируя все усилия Толливера.
– Придется включить двигатели, – проворчал Толливер.
– Знаю, – Шаттл был рассчитан на приземление из космоса, а не на долгий полет в атмосфере, поэтому больше тридцати минут выдержать не мог, перегрелись бы двигатели. – Где мы?
– Пролетели всего километров семьсот.
Я быстро подсчитал: даже при скорости 1000 километров в час требуется полтора часа лету. Значит, не долетим.
– Подайте сигнал SOS, сэр, – предложил Толливер. – Как-нибудь продержимся в океане, пока за нами пришлют вертолет.
– Нет! Шаттл нам еще понадобится.
– Но мы не долетим. Лучше опустимся в океане, подождем…
– Нет! Лети в Сентралтаун. Три тысячи шестьсот метров.
– Черт бы тебя побрал! – стукнул он кулаком по креслу. – Ладно, я погибну вместе с тобой, но скажи: ради чего?
– Мне нужен шаттл, а зачем, сейчас не могу сказать.
– Чего вы боитесь? Что я предам? Перейду на сторону рыб?
– Мистер Толливер, сейчас я не могу сказать. Когда-нибудь вы поймете.
– Я должен знать, ради чего иду на смерть!
– Цель есть. Кроме того, – чуть улыбнулся я, – совсем не обязательно погибать. Наши инженеры любят делать большой запас прочности, как мы уже убедились на примере с дверью.
Спустя несколько секунд Толливер оскалил зубы. Это означало, по-видимому, улыбку.
– Ладно! Высота 2500 метров, сэр. Пора включать двигатели.
– Верно, – с облегчением согласился я.
Толливер включил часть двигателей. Падение прекратилось. Теперь шаттл летел, как обычный самолет. Я расстегнул ремни безопасности, встал.
– Следите за температурой двигателей, – посоветовал я. Толливер бросил на меня раздраженный взгляд. У меня непроизвольно вырвалось:
– Простите, нервы.
Что за ерунда! Зачем я извинился перед гардемарином?
Мрачно улыбаясь собственной глупости, я вышел в салон, сел в пятый ряд рядом с Берзелем, обнимавшим подушку.
– Как самочувствие? – поинтересовался я.
– Нормально, сэр.
Я подождал, но Берзель не стал развивать эту тему.
– Ничего, парень, все мы боимся, – утешил его я.
– Я не боюсь, – упрямо сказал он.
– Все боятся. – Я хлопнул его по колену, встал.
– Хочу домой. – Мальчишка уткнулся в подушку.
– Мы туда и летим.
– Нет, я хочу на Землю.
Все мы не прочь смыться на Землю. Я вернулся в кабину, сел, пристегнулся.
– Сколько осталось?
– Нисколько, – буркнул Толливер. – Не долетим. Я сверкнул взглядом, но промолчал.
– Извините, сэр, – смягчился Толливер. – Осталось минут сорок пять.
Температура двигателей была выше нормы, но до критической отметки еще не добралась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132