Это был дом контрастов: крепкая Агата с ее произношением, характерным для кокни; нежная Эммелин, ждущая посещений своего возлюбленного. Да, это был таинственный мир, и хотя я находила его захватывающе интересным в несколько болезненной форме, я страстно желала вырваться из него.
Я знала, что, когда мы уедем отсюда, нас ожидают огромные проблемы… или, по крайней мере, Лавинию. Я догадывалась, что все, живущие здесь, платили тете Эмили значительные суммы, и даже хотя Лавинии было позволено вносить деньги в течение какого-то времени, это будет нелегко для нее.
Было что-то странное вокруг. Это была своего рода частная лечебница, куда приезжали люди, хотевшие что-то скрыть… за исключением таких, как герцогиня и старик, которых их родные отослали сюда, чтобы избавиться от них. Это вызывало жалость, и я не могла освободиться от мысли, что в этом есть что-то дурное.
Мне очень не нравился доктор. На мой взгляд, он походил на человека, который что-то скрывает.
Джанин здесь была совсем другой. Она должна была помогать тете, и та часто посылала ее приглядывать за пациентами. Там был один молодой человек, который пользовался ее особой заботой. Это был досточтимый Кларенсом Колдри, и было очевидно, что он является умственно неполноценным. Он лучезарно улыбался и был доволен, когда кто-нибудь заговаривал с ним. У него самого с речью были затруднения: казалось, его язык слишком велик для его рта, отчего он походил на собаку.
У меня возникала мысль, что Джанин была не очень счастлива. Она не походила на ту девушку, которой была с нами в школе. Я чувствовала коварную натуру, скрывавшуюся за улыбкой тети Эмили, и она бдительно наблюдала за Джанин.
Я очень хотела выбраться отсюда. Оказалось, что мы должны будем пробыть здесь еще месяц. Мы, Джанин и я, гуляли мало. Лавиния была такой громоздкой — ее просторная юбка теперь не спасала ее.
— Скоро вы уедете, — сказала мне однажды Джанин. — Теперь уже недолго. Лавиния почти готова «выдать продукцию».
Я поморщилась. Я больше всех из них любила этого еще не родившегося ребенка. И мне не нравилось слышать, что его называют «продукцией».
— А я по-прежнему останусь здесь, — с легкой гримасой сказала она.
— Ну, это твой дом, — напомнила я ей. Она мрачно кивнула.
— У тети Эмили на меня определенные планы.
— Не достопочтимый ли Кларенс?
— Боюсь, что так.
— О, Джанин… ты не можешь! — только и смогла проговорить я.
— Возможно. В конце концов, он достопочтимый.
— Он не собирается жениться.
— Я должна заставить его зависеть от меня, — пояснила девушка.
— Джанин, почему ты остаешься здесь?
— Я родилась здесь. Я жила здесь всю свою жизнь… кроме времени, проведенного в школе.
— Твоя тетя, должно быть, очень любит тебя, раз послала в Ламазон.
— Она мне не тетя. За меня платит моя настоящая семья.
— Они не могут хотеть, чтобы ты вышла замуж за Кларенса.
— Это желание тети Эмили.
— Оказывается, она обладает большой властью. Я надеюсь, что она позволит Лавинии повременить с оплатой.
— Она позволит. Хотя, если с оплатой будет какая-либо задержка, она может обратиться к леди Харриет.
— Она не должна этого делать. Я не думаю, что Лавиния сознавала, что это будет так дорого.
— Ошибки всегда бывают… не в одном, так в другом. В конце концов, она попала в настоящую беду. Мы вытащили ее оттуда… ты и я. Что бы она делала, если бы мы не привезли ее сюда? Для содержания ребенка тоже нужны будут средства. Ей посчастливилось, лучшего нельзя было придумать.
— Однако мы зашли так далеко, — сказала я.
И вновь подумала: «Теперь уже осталось недолго».
Вскоре после этого разговора Лавиния проснулась однажды ночью, почувствовав, что начались боли.
К ней в комнату пришли доктор и тетя Эмили. Я торопливо надела какую-то одежду, так как меня попросили пойти разбудить одну из горничных, которая всегда помогала при родах.
Роды не были трудными. Лавиния, молодая и здоровая, родила свою девочку на следующий день. В нашу комнату была поставлена колыбель.
— В настоящий момент все переполнено, — извиняющимся тоном объяснила мне тетя Эмили. Я не имела ничего против того, чтобы остаться в комнате, которая теперь превратилась в детскую. Я восхищалась ребенком.
Пройдя через тяжкое испытание, Лавиния очень ослабла. Весь первый день она находилась в постели и вместе со всеми восхищалась ребенком.
Многие приходили ее проведать — Эммелин, Агата и герцогиня; последняя ошибочно принимала Лавинию за свою дочь и упорно называла ребенка Полем. Мириам не пришла.
Для Лавинии должна была быть кратковременная передышка перед тем, как мы двинемся дальше. Я сознавала безграничное облегчение, так как Лавиния благополучно прошла это испытание. Мне доводилось много слышать о том, что роды могут пройти с осложнениями, и у меня возникало много тревожных моментов, когда я спрашивала себя, что мы сможем предпринять, если что-то подобное случится с Лавинией. Но теперь беспокойство по этому поводу отпало. Она была в превосходном состоянии, и ребенок оказался тоже здоровым. Более того, наше пребывание в этом доме определенно подходило к концу.
Первые несколько дней мы полностью отдались восхищению девочкой.
Даже Лавиния не устояла перед ее чарами и была очень горда и почти счастлива, глядя на свое произведение. Я полюбила ее красное морщинистое личико, ее прорезавшиеся глазки и хохолок темных волос, ее маленькие ручки и ножки с нежными розоватыми ноготочками.
— Ей надо дать имя, — сказала я. — Она как маленький цветок.
— Мы назовем ее Цветком, и так как она наполовину француженка, она будет Флер.
— Флер, — повторила я. — Кажется, ей это подходит. Так она стала Флер.
Я написала Полли о том, что родился ребенок и что девочку назвали Флер. Полли ответила, что они ждут не дождутся ребенка. Эфф так взволнована; она все приготовила — колыбель, бутылочки и пеленки. Эфф знала очень много о том, что необходимо младенцам; она считает это имя немного необычным и ей хотелось бы назвать девочку Рози или Лили, или, может быть, Эффи.
— Теперь вы независимы, — сказала Джанин. — Я возьму ваш адрес и напишу вам.
Тетя Эмили попрощалась с нами очень любезно, но в то же время вручила Лавинии огромный счет, который подавлял ее каждый раз, как она смотрела на него.
Мы с ней собирались отвезти ребенка в Лондон. Полли должна была встретить нас на вокзале. Эфф, готовясь к встрече, оставалась дома.
Мы прибыли в условленное время. Я несла младенца. И вот Полли увидела нас.
— Друзилла, — закричала она и в тот же момент оказалась рядом со мной; ее глаза были полны любовью, она обнимала меня вместе с ребенком.
— Вот ты и здесь вместе с любимой крошкой. И ты… Дай-ка взгляну на тебя. Ты выглядишь хорошо.
— И ты тоже, Полли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115