Ты надоел нам своими описаниями. Я хочу услышать больше о яде.
— Он смертельный, — пояснил Дугал. — Из него можно извлечь специальный алкалоид, называемый атропином. Некоторые из местных жителей используют его как наркотик. Приняв его, они становятся страшно возбужденными. Мир кажется им прекрасным, а сами они находятся почти в бреду.
— И им это нравится? — удивилась я.
— О, да, конечно, — воскликнул Дугал. — Они испытывают изумительные ощущения… пока продолжается его действие. Но я полагаю, потом наступает резкая депрессия, которая обычна в таких случаях. Более того, это может быть очень опасно и иметь летальный исход.
— Вы говорили, что эти тхаги используют его, чтобы убивать свои жертвы.
— Это один из способов, — ответил Фабиан, — но я знаю, что гораздо чаще используют удушение.
— Мне бы хотелось думать, что большинство людей испытало огромное облегчение, когда действия этих тхагов были запрещены законом.
Фабиан пожал плечами и посмотрел на потолок.
— В этом суть того, о чем мы говорим… Независимость или лучшее управление. Всегда найдутся те, кто хотят первое. То же самое и, с сати.
— Оно было запрещено примерно в то же время, что и тхаггери, — сказал мне Дугал. — В действительности они во многом должны быть благодарны лорду Уильяму Бентинку. В течение двадцати лет он был губернатором Мадраса, а затем стал Губернатором страны с 1828 по 1835 год. Вы знаете, как происходит сати. Муж умирает, а его жена бросается в погребальный костер и сгорает вместе с его телом.
— Как ужасно!
— Так думали мы все, и лорд Уильям ввел закон, запрещающий сати и тхаггери, — добавил Фабиан.
— Это было большим шагом вперед, — прокомментировал Дугал.
— Знаете, — вставил Фабиан, — я уверен, что оба они продолжают осуществляться в некоторых удаленных местах. И это демонстративное неповиновение британской власти.
Лавиния вновь зевнула:
— Это действительно уже становится просто уроком истории!
— Восхитительным уроком, — сказала я.
— Друзилла, не будь таким педантом. Ты приводишь меня в бешенство. Ты просто воодушевляешь их. Я знаю, что ты собираешься сказать: «Если тебе это не нравится, я уеду обратно домой». Она постоянно угрожает мне своим отъездом.
— Это то, — серьезно проговорил Фабиан, — что мы должны убедить ее не делать.
Я вдруг обрадовалась. Мне уже приходилось испытывать такое чувство, будто оживаешь вновь.
Оставшуюся часть вечера мы говорили об Индии, о различных кастах и религиях. Глядя на лужайку, я подумала, что это был один из самых мирных пейзажей, которые я когда-либо встречала.
Когда в эту ночь я легла спать, я долго, не могла заснуть, продолжая думать о вечере, о древних жестоких обычаях страны и о том, что живу под одной крышей с двумя мужчинами — и должна признать это — которые были самыми важными в моей жизни: Дугалом и Фабианом! Какими разными они были! Я была немного встревожена грустью, которую заметила в глазах Дугала; он был печальным и полным сожаления. Было нетрудно понять, что его женитьба принесла ему разочарование, и хотя мы были вместе очень короткое время, он, казалось, обратился ко мне за утешением. Я подумала, что должна быть осторожной. Что касается Фабиана, он мало изменился. Я не должна позволять, чтобы он производил на меня сильное впечатление. Я должна помнить, что он был одним из Фремлингов, а они не меняются. Они всегда полагают, что мир устроен для них, а все люди — чтобы служить их целям. Более того, я не должна забывать, что скоро может приехать леди Джеральдин, чтобы выйти за него замуж.
Рошанара вышла замуж почти сразу же. Мы не присутствовали на церемонии, которая проводилась в соответствии с древним индийским обычаем. Я слышала от айи, что Ашраф, юный жених, был примерно на два года старше Рошанары.
— Бедное дитя, — сказала Элис. — Молюсь, чтобы жизнь не была слишком трудной для маленькой Рошанары и ее мужа.
Мы видели украшенные кареты, так как это было огромное событие под председательством Большого Хансама, который выглядел великолепно: в его тюрбане сверкали драгоценности.
Я не видела Рошанару после свадьбы. Она отбыла со своим мужем на чайную плантацию, где он работал на своего дядю, и это было довольно далеко. Мне хотелось знать, был ли дядя таким же большим, как отец Ашрафа, но было трудно вообразить, что такое возможно.
Мы погрузились в рутину. Сделали в детской классную комнату, и я учила там детей. Мы все скучали по Рошанаре. Алан становился уже маленькой личностью.
Дети были счастливы. Смена обстановки очень мало повлияла на них, потому что все, кто любил их и заботился о них, оставались с ними. Элис сказала, что ходили слухи, будто их мать не интересуется ими, но я ответила, что она никогда и не интересовалась своими детьми, поэтому они не замечают этого. Действительно, она была их матерью, но ничего не значила для них, и им было хорошо с Элис, аей и со мной. Мы заполнили их маленький тесный мир, и они ни о чем больше не спрашивали.
Теперь, когда все устроилось, Лавиния была до некоторой степени довольна переездом. Дели был более фешенебельным, чем Бомбей, здесь было больше мест, куда можно было пойти, и, естественно, больше военных, что было ей приятно.
— Больше красивых офицеров, — язвительно сказала я ей.
Она показала мне язык.
— Ревнуешь? — спросила она.
— Нисколько.
— Врунишка.
Я пожала плечами.
— Это твоя сфера.
— Бедная Друзилла, если бы ты только попыталась представить, какие они чудесные. Они полюбили бы тебя.
— Оставляю все это тебе. Она тихо рассмеялась.
Как всегда, она была очень занята своим внешним видом и тем, что следует надеть, чтобы усилить впечатление. Она нашла какие-то экзотические духи, которые ей очень нравились. Я удивлялась тому, как мало изменила ее жизнь. Отвратительный случай с фальшивым графом прошел бесследно, оставив ее нераскаявшейся и способной забыть о Флер так, будто ее и не было. О ней заботились другие. Я думаю, что Лавиния, должно быть, вообразила, будто вокруг нее всегда будут те, кто станет ей потакать. Но она по-своему любила меня, она любила мой завуалированный критицизм. Если я когда-либо грозилась уйти, она била тревогу. Это давало мне преимущество, в котором я постоянно нуждалась. Она поняла и примирилась с этим. И, несмотря на все это, я тоже испытывала к ней любовь, хотя часто находила ее поведение возмутительным.
Лавиния, следуя обычаю хозяйки дома, каждое утро общалась с Хансамом, обсуждая меню на день. Это удивило меня, поскольку в Бомбее, где это тоже было ее долгом, она избегала этого. Но теперь она проделывала это регулярно. Я должна была выяснить, почему.
Большой Хансам с обычной пышностью приходил в верхнюю часть дома, и Лавиния принимала его в небольшой комнате типа будуара рядом со своей ванной комнатой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Он смертельный, — пояснил Дугал. — Из него можно извлечь специальный алкалоид, называемый атропином. Некоторые из местных жителей используют его как наркотик. Приняв его, они становятся страшно возбужденными. Мир кажется им прекрасным, а сами они находятся почти в бреду.
— И им это нравится? — удивилась я.
— О, да, конечно, — воскликнул Дугал. — Они испытывают изумительные ощущения… пока продолжается его действие. Но я полагаю, потом наступает резкая депрессия, которая обычна в таких случаях. Более того, это может быть очень опасно и иметь летальный исход.
— Вы говорили, что эти тхаги используют его, чтобы убивать свои жертвы.
— Это один из способов, — ответил Фабиан, — но я знаю, что гораздо чаще используют удушение.
— Мне бы хотелось думать, что большинство людей испытало огромное облегчение, когда действия этих тхагов были запрещены законом.
Фабиан пожал плечами и посмотрел на потолок.
— В этом суть того, о чем мы говорим… Независимость или лучшее управление. Всегда найдутся те, кто хотят первое. То же самое и, с сати.
— Оно было запрещено примерно в то же время, что и тхаггери, — сказал мне Дугал. — В действительности они во многом должны быть благодарны лорду Уильяму Бентинку. В течение двадцати лет он был губернатором Мадраса, а затем стал Губернатором страны с 1828 по 1835 год. Вы знаете, как происходит сати. Муж умирает, а его жена бросается в погребальный костер и сгорает вместе с его телом.
— Как ужасно!
— Так думали мы все, и лорд Уильям ввел закон, запрещающий сати и тхаггери, — добавил Фабиан.
— Это было большим шагом вперед, — прокомментировал Дугал.
— Знаете, — вставил Фабиан, — я уверен, что оба они продолжают осуществляться в некоторых удаленных местах. И это демонстративное неповиновение британской власти.
Лавиния вновь зевнула:
— Это действительно уже становится просто уроком истории!
— Восхитительным уроком, — сказала я.
— Друзилла, не будь таким педантом. Ты приводишь меня в бешенство. Ты просто воодушевляешь их. Я знаю, что ты собираешься сказать: «Если тебе это не нравится, я уеду обратно домой». Она постоянно угрожает мне своим отъездом.
— Это то, — серьезно проговорил Фабиан, — что мы должны убедить ее не делать.
Я вдруг обрадовалась. Мне уже приходилось испытывать такое чувство, будто оживаешь вновь.
Оставшуюся часть вечера мы говорили об Индии, о различных кастах и религиях. Глядя на лужайку, я подумала, что это был один из самых мирных пейзажей, которые я когда-либо встречала.
Когда в эту ночь я легла спать, я долго, не могла заснуть, продолжая думать о вечере, о древних жестоких обычаях страны и о том, что живу под одной крышей с двумя мужчинами — и должна признать это — которые были самыми важными в моей жизни: Дугалом и Фабианом! Какими разными они были! Я была немного встревожена грустью, которую заметила в глазах Дугала; он был печальным и полным сожаления. Было нетрудно понять, что его женитьба принесла ему разочарование, и хотя мы были вместе очень короткое время, он, казалось, обратился ко мне за утешением. Я подумала, что должна быть осторожной. Что касается Фабиана, он мало изменился. Я не должна позволять, чтобы он производил на меня сильное впечатление. Я должна помнить, что он был одним из Фремлингов, а они не меняются. Они всегда полагают, что мир устроен для них, а все люди — чтобы служить их целям. Более того, я не должна забывать, что скоро может приехать леди Джеральдин, чтобы выйти за него замуж.
Рошанара вышла замуж почти сразу же. Мы не присутствовали на церемонии, которая проводилась в соответствии с древним индийским обычаем. Я слышала от айи, что Ашраф, юный жених, был примерно на два года старше Рошанары.
— Бедное дитя, — сказала Элис. — Молюсь, чтобы жизнь не была слишком трудной для маленькой Рошанары и ее мужа.
Мы видели украшенные кареты, так как это было огромное событие под председательством Большого Хансама, который выглядел великолепно: в его тюрбане сверкали драгоценности.
Я не видела Рошанару после свадьбы. Она отбыла со своим мужем на чайную плантацию, где он работал на своего дядю, и это было довольно далеко. Мне хотелось знать, был ли дядя таким же большим, как отец Ашрафа, но было трудно вообразить, что такое возможно.
Мы погрузились в рутину. Сделали в детской классную комнату, и я учила там детей. Мы все скучали по Рошанаре. Алан становился уже маленькой личностью.
Дети были счастливы. Смена обстановки очень мало повлияла на них, потому что все, кто любил их и заботился о них, оставались с ними. Элис сказала, что ходили слухи, будто их мать не интересуется ими, но я ответила, что она никогда и не интересовалась своими детьми, поэтому они не замечают этого. Действительно, она была их матерью, но ничего не значила для них, и им было хорошо с Элис, аей и со мной. Мы заполнили их маленький тесный мир, и они ни о чем больше не спрашивали.
Теперь, когда все устроилось, Лавиния была до некоторой степени довольна переездом. Дели был более фешенебельным, чем Бомбей, здесь было больше мест, куда можно было пойти, и, естественно, больше военных, что было ей приятно.
— Больше красивых офицеров, — язвительно сказала я ей.
Она показала мне язык.
— Ревнуешь? — спросила она.
— Нисколько.
— Врунишка.
Я пожала плечами.
— Это твоя сфера.
— Бедная Друзилла, если бы ты только попыталась представить, какие они чудесные. Они полюбили бы тебя.
— Оставляю все это тебе. Она тихо рассмеялась.
Как всегда, она была очень занята своим внешним видом и тем, что следует надеть, чтобы усилить впечатление. Она нашла какие-то экзотические духи, которые ей очень нравились. Я удивлялась тому, как мало изменила ее жизнь. Отвратительный случай с фальшивым графом прошел бесследно, оставив ее нераскаявшейся и способной забыть о Флер так, будто ее и не было. О ней заботились другие. Я думаю, что Лавиния, должно быть, вообразила, будто вокруг нее всегда будут те, кто станет ей потакать. Но она по-своему любила меня, она любила мой завуалированный критицизм. Если я когда-либо грозилась уйти, она била тревогу. Это давало мне преимущество, в котором я постоянно нуждалась. Она поняла и примирилась с этим. И, несмотря на все это, я тоже испытывала к ней любовь, хотя часто находила ее поведение возмутительным.
Лавиния, следуя обычаю хозяйки дома, каждое утро общалась с Хансамом, обсуждая меню на день. Это удивило меня, поскольку в Бомбее, где это тоже было ее долгом, она избегала этого. Но теперь она проделывала это регулярно. Я должна была выяснить, почему.
Большой Хансам с обычной пышностью приходил в верхнюю часть дома, и Лавиния принимала его в небольшой комнате типа будуара рядом со своей ванной комнатой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115