Она начала читать вслух, потом вдруг остановилась и стала напевать. Ее окружили. Она постукивала в такт песне ногой, как это делал ее брат. Уайатт, такой же смелый, как и красивый, сел на подоконник между ней и ее братом. Он не мог оторвать от Анны глаз.
Джейн отошла от них, но они этого даже не заметили. Она была за чертой их магического круга, она не была одной из них. Она смотрела на них, в основном на Анну, на ее длинные рукава, с помощью которых девушка пыталась скрыть недоразвитый шестой палец на руке, на украшение на шее, скрывавшее довольно некрасивую родинку. Теперь все леди при дворе носили такие рукава и такое ожерелье. Джейн поднесла руку к горлу и потрогала такое же ожерелье. Почему, почему Анне все так легко дается? Почему она, Джейн, никому не нравится? Почему Джордж любит свою сестру больше, чем жену? Почему этот умный красавец Томас Уайатт влюблен в Анну?
Джейн не переставала задавать себе эти и другие вопросы. И горечь ревности разъедала ее сердце.
Уайатт увидел ее у пруда в саду с вышиванием в руках. Он быстро подошел к ней. Он был глубоко и страстно в нее влюблен. Она подняла голову и улыбнулась ему – ей нравилось его красивое лицо, его острый ум.
– Томас…
– Анна…
Он присел рядом.
– Не правда ли, Анна, как хорошо иногда побыть в одиночестве после этих утомительных дворцовых церемоний!
– Ты прав, я тоже так считаю.
Глаза ее были задумчивы. Он тоже задумался. Они оба вспоминали Хивер и Аллингтон в тихом Кенте.
– Мне бы хотелось сейчас оказаться там, – сказал он, даже не объясняя где – они так хорошо понимали друг друга, что иногда могли читать мысли.
– Сады в Хивере сейчас великолепны.
– В Аллингтоне тоже все цветет, Анна.
– Да, в Аллингтоне тоже.
Он придвинулся к ней поближе.
– Анна, давай вместе покинем двор. Поедем в Аллингтон и будем там жить…
– Как ты можешь так говорить, – возразила Анна. – Ведь ты женат!
– А! – Голос его был грустным. – Помнишь счастливые дни нашего детства в Хивере?
– Помню, – ответила Анна. – Однажды ты запер меня в подвале замка, и я чуть не умерла там со страха. Ты был жестоким мальчишкой, Томас!
– Я? Жестоким? По отношению к тебе? Никогда! Я был очень нежен к тебе, Анна. Почему мы не могли понять, что наше счастье в том, чтобы быть вместе.
– Думаю, потому, Томас, что молодые люди не бывают мудрыми. Только опыт дает возможность познать уроки жизни. Как жаль, что, приобретая опыт, мы часто теряем самое для нас дорогое!
Он взял ее за руку, но она вырвала ее.
– Пора возвращаться, – сказала она.
– Подожди… Я хотел бы, чтобы мы понимали друг друга!
– Ты женат!
– Но я несчастлив с женой, – возразил он. Однако Анна не приняла это возражение во внимание.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать, Томас.
– Значит, прощай счастье, Анна? Прощай навсегда?
– Если счастье – это наша с тобой семейная жизнь, то да.
– Ты обрекаешь меня на вечную тоску.
– Ты сам себя обрек на это, а не я!
– Но я был так молод…
– Да, ты был скороспелым мальчиком.
Он грустно улыбнулся, вспомнив свою юность. Да, он был очень способным ребенком. Его послали учиться в Кембридж, когда ему было двенадцать лет, а в семнадцать женили на Элизабет Брук, которую сочли подходящей для него невестой – она была дочерью лорда Гобхэма.
– Почему наши родители, желая нам добра, женят нас на тех, кого выбирают сами, а не кого выбираем мы? И почему этот их выбор приводит к несчастливому браку?
Анна сказала:
– Все вы мягкотелые. Все! – Глаза ее вспыхнули, когда она вспомнила Перси. Она любила Перси и потеряла его, потому что Перси был просто листок, гонимый ветром. Этот злодей кардинал, которого она ненавидела, огласил приговор, и Перси, будучи бесхребетным, согласился с ним. А теперь он будет жаловаться, что судьба не дала ему счастья, хотя сам не боролся за свое счастье. И Уайатт, который ей нравился и которого она могла бы полюбить, делает то же самое. Они подчинились воле родителей, они женились не на тех, кого выбрали сами, а на тех, кого выбрали для них родители. А теперь жалуются на свою судьбу!
– Меня никто не мог бы заставить! – сказала она. – Я сама выберу свой путь, и Бог мне в помощь. И что бы меня ни ожидало, жаловаться не буду.
– Как жаль, что я тогда не знал, что счастье мое – это Анна Болейн.
Она смягчилась.
– Но как ты мог это знать? Ведь тебе было всего семнадцать, а я была совсем маленькой девочкой…
– К тому же ты хотела выйти замуж за Перси.
– Ах, ты об этом! – Она покраснела, вспомнив все свои унижения, оскорбительные заявления кардинала. – Да, это не удалось, так же как и не удалась твоя женитьба, Томас, только по другой причине. Но я рада, что случилось именно так, а не иначе – я никогда бы не смогла любить труса!
Он вдруг повеселел. Он решил почитать ей стихи, которые недавно написал. Стихи были написаны о ней и для нее, поэтому она должна услышать их первой.
Она закрыла глаза и стала слушать. Стихи ей очень нравились, и ей стало грустно от того, что не сбылось. Там, в саду, на берегу пруда, она вдруг подумала, что судьба не слишком была к ней благожелательна. Она потеряла Перси, когда они только начали мечтать о счастливом будущем, а Уайатта – еще до того, как возникла надежда, что между ними может быть любовь.
Что ожидает ее в будущем? – спрашивала она себя. Любить, но жить одной? Это ее не устраивало.
Томас кончил читать и положил листок со стихотворением в карман. Лицо его раскраснелось – ему нравилось его стихотворение.
У него есть его поэзия, а что есть у меня? – думала Анна. Да, мы все понемногу пишем стихи, и это нас развлекает. Но это не значит для нас так много, как для Томаса. У него есть его стихи, а что есть у меня?
Уайатт наклонился к ней и сказал очень серьезно:
– Я всю жизнь буду помнить этот день, потому что ты почти призналась мне в любви!
– Иногда, – сказала ему Анна, – я думаю, что любовь не для меня.
– О, Анна, ты сегодня такая мрачная. Для кого же тогда любовь, если не для тех, кто больше всего ее заслуживает! Веселей, Анна! Жизнь – это не только печаль! Кто знает, может прийти день, и мы будем вместе!
Она покачала головой.
– Нет, Томас, у меня грустные предчувствия.
– Брось, ты и грусть несовместимы. – Он вскочил на ноги и протянул ей руки. Она взяла их, и он помог ей подняться. Он не отпускал ее рук. Его губы приблизились к ее губам. Она чувствовала, что ее тянет к нему. Но вдруг перед ней возник образ ее сестры, образ Марии, такой легкомысленной, непостоянной, жаждущей любовных услад. Она отступила от Томаса. Он отпустил ее руки, и она опустила их. Но он дотронулся до брелка, усыпанного драгоценностями, который свисал из ее кармана на золотой цепочке. Он взял его в руку и засмеялся:
– Память об этом дне, когда ты почти призналась мне в любви, Анна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Джейн отошла от них, но они этого даже не заметили. Она была за чертой их магического круга, она не была одной из них. Она смотрела на них, в основном на Анну, на ее длинные рукава, с помощью которых девушка пыталась скрыть недоразвитый шестой палец на руке, на украшение на шее, скрывавшее довольно некрасивую родинку. Теперь все леди при дворе носили такие рукава и такое ожерелье. Джейн поднесла руку к горлу и потрогала такое же ожерелье. Почему, почему Анне все так легко дается? Почему она, Джейн, никому не нравится? Почему Джордж любит свою сестру больше, чем жену? Почему этот умный красавец Томас Уайатт влюблен в Анну?
Джейн не переставала задавать себе эти и другие вопросы. И горечь ревности разъедала ее сердце.
Уайатт увидел ее у пруда в саду с вышиванием в руках. Он быстро подошел к ней. Он был глубоко и страстно в нее влюблен. Она подняла голову и улыбнулась ему – ей нравилось его красивое лицо, его острый ум.
– Томас…
– Анна…
Он присел рядом.
– Не правда ли, Анна, как хорошо иногда побыть в одиночестве после этих утомительных дворцовых церемоний!
– Ты прав, я тоже так считаю.
Глаза ее были задумчивы. Он тоже задумался. Они оба вспоминали Хивер и Аллингтон в тихом Кенте.
– Мне бы хотелось сейчас оказаться там, – сказал он, даже не объясняя где – они так хорошо понимали друг друга, что иногда могли читать мысли.
– Сады в Хивере сейчас великолепны.
– В Аллингтоне тоже все цветет, Анна.
– Да, в Аллингтоне тоже.
Он придвинулся к ней поближе.
– Анна, давай вместе покинем двор. Поедем в Аллингтон и будем там жить…
– Как ты можешь так говорить, – возразила Анна. – Ведь ты женат!
– А! – Голос его был грустным. – Помнишь счастливые дни нашего детства в Хивере?
– Помню, – ответила Анна. – Однажды ты запер меня в подвале замка, и я чуть не умерла там со страха. Ты был жестоким мальчишкой, Томас!
– Я? Жестоким? По отношению к тебе? Никогда! Я был очень нежен к тебе, Анна. Почему мы не могли понять, что наше счастье в том, чтобы быть вместе.
– Думаю, потому, Томас, что молодые люди не бывают мудрыми. Только опыт дает возможность познать уроки жизни. Как жаль, что, приобретая опыт, мы часто теряем самое для нас дорогое!
Он взял ее за руку, но она вырвала ее.
– Пора возвращаться, – сказала она.
– Подожди… Я хотел бы, чтобы мы понимали друг друга!
– Ты женат!
– Но я несчастлив с женой, – возразил он. Однако Анна не приняла это возражение во внимание.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать, Томас.
– Значит, прощай счастье, Анна? Прощай навсегда?
– Если счастье – это наша с тобой семейная жизнь, то да.
– Ты обрекаешь меня на вечную тоску.
– Ты сам себя обрек на это, а не я!
– Но я был так молод…
– Да, ты был скороспелым мальчиком.
Он грустно улыбнулся, вспомнив свою юность. Да, он был очень способным ребенком. Его послали учиться в Кембридж, когда ему было двенадцать лет, а в семнадцать женили на Элизабет Брук, которую сочли подходящей для него невестой – она была дочерью лорда Гобхэма.
– Почему наши родители, желая нам добра, женят нас на тех, кого выбирают сами, а не кого выбираем мы? И почему этот их выбор приводит к несчастливому браку?
Анна сказала:
– Все вы мягкотелые. Все! – Глаза ее вспыхнули, когда она вспомнила Перси. Она любила Перси и потеряла его, потому что Перси был просто листок, гонимый ветром. Этот злодей кардинал, которого она ненавидела, огласил приговор, и Перси, будучи бесхребетным, согласился с ним. А теперь он будет жаловаться, что судьба не дала ему счастья, хотя сам не боролся за свое счастье. И Уайатт, который ей нравился и которого она могла бы полюбить, делает то же самое. Они подчинились воле родителей, они женились не на тех, кого выбрали сами, а на тех, кого выбрали для них родители. А теперь жалуются на свою судьбу!
– Меня никто не мог бы заставить! – сказала она. – Я сама выберу свой путь, и Бог мне в помощь. И что бы меня ни ожидало, жаловаться не буду.
– Как жаль, что я тогда не знал, что счастье мое – это Анна Болейн.
Она смягчилась.
– Но как ты мог это знать? Ведь тебе было всего семнадцать, а я была совсем маленькой девочкой…
– К тому же ты хотела выйти замуж за Перси.
– Ах, ты об этом! – Она покраснела, вспомнив все свои унижения, оскорбительные заявления кардинала. – Да, это не удалось, так же как и не удалась твоя женитьба, Томас, только по другой причине. Но я рада, что случилось именно так, а не иначе – я никогда бы не смогла любить труса!
Он вдруг повеселел. Он решил почитать ей стихи, которые недавно написал. Стихи были написаны о ней и для нее, поэтому она должна услышать их первой.
Она закрыла глаза и стала слушать. Стихи ей очень нравились, и ей стало грустно от того, что не сбылось. Там, в саду, на берегу пруда, она вдруг подумала, что судьба не слишком была к ней благожелательна. Она потеряла Перси, когда они только начали мечтать о счастливом будущем, а Уайатта – еще до того, как возникла надежда, что между ними может быть любовь.
Что ожидает ее в будущем? – спрашивала она себя. Любить, но жить одной? Это ее не устраивало.
Томас кончил читать и положил листок со стихотворением в карман. Лицо его раскраснелось – ему нравилось его стихотворение.
У него есть его поэзия, а что есть у меня? – думала Анна. Да, мы все понемногу пишем стихи, и это нас развлекает. Но это не значит для нас так много, как для Томаса. У него есть его стихи, а что есть у меня?
Уайатт наклонился к ней и сказал очень серьезно:
– Я всю жизнь буду помнить этот день, потому что ты почти призналась мне в любви!
– Иногда, – сказала ему Анна, – я думаю, что любовь не для меня.
– О, Анна, ты сегодня такая мрачная. Для кого же тогда любовь, если не для тех, кто больше всего ее заслуживает! Веселей, Анна! Жизнь – это не только печаль! Кто знает, может прийти день, и мы будем вместе!
Она покачала головой.
– Нет, Томас, у меня грустные предчувствия.
– Брось, ты и грусть несовместимы. – Он вскочил на ноги и протянул ей руки. Она взяла их, и он помог ей подняться. Он не отпускал ее рук. Его губы приблизились к ее губам. Она чувствовала, что ее тянет к нему. Но вдруг перед ней возник образ ее сестры, образ Марии, такой легкомысленной, непостоянной, жаждущей любовных услад. Она отступила от Томаса. Он отпустил ее руки, и она опустила их. Но он дотронулся до брелка, усыпанного драгоценностями, который свисал из ее кармана на золотой цепочке. Он взял его в руку и засмеялся:
– Память об этом дне, когда ты почти призналась мне в любви, Анна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152