Уолси был очень богат. И кому должно достаться все это богатство, если не королю!
Генри молился: «О Боже! Ты же знаешь, как я любил этого человека. Я бы хотел его видеть. Я бы хотел, чтобы враги его не удалили его от меня. Ведь я посылал ему знаки своей привязанности, говорил, что не отдам его даже за двадцать тысяч фунтов».
Однако он не мог не думать о богатствах кардинала. Увы, не на все эти богатства он смог наложить лапу. Хэмптон-Корт был его, дом в Йорке тоже, так как он не вернул его кардиналу после того, как Анна переехала оттуда в Саффолк, где ей больше нравилось.
Но он плакал, вспоминая о старой дружбе, плакал об Уолси. Он мог жалеть о его смерти и одновременно подсчитывать, насколько богаче стал в результате нее.
Вскоре после этого случились два события, доставившие Анне массу неприятностей. Первым событием было письмо, которое графиня Нортамберлендская отправила своему отцу, графу Шрюсбери. Шрюсбери счел нужным показать это письмо герцогу Норфолкскому, который принес его своей племяннице Анне.
Анна прочла письмо. Значение этого письма не вызывало никаких сомнений. Мария Нортамберленд решила оставить своего мужа. Она писала отцу, что однажды во время одной из ссор ее муж сказал ей, что женат на ней не по-настоящему, так как тайно обручен с Анной Болейн.
Сердце Анны сильно забилось. Вот еще один заговор, чтобы очернить ее в глазах короля. Она была его любовницей вот уже около двух лет, и это не приблизило ее к трону – она была все так же далека от него, как и в первую ночь в Саффолке. Анна нервничала, не зная, как долго ей удастся держать короля в своих руках. Она все время думала, не уменьшается ли его привязанность к ней. Нет как будто бы. Она смотрела на себя в зеркало, отыскивая следы увядания своей красоты. Если она выглядела старше своих лет, она надевала более богатые одежды и украшала себя драгоценностями. Но она была неспокойна. И хотя уверяла себя, что будь она замужем за Перси или Уайаттом, она была бы счастлива, все-таки понимала, что искра честолюбия, всегда присутствовавшая в ней, разгорелась в большое всепоглощающее пламя. И когда она говорила Анне Савиль, что непременно выйдет замуж за короля, она говорила, что думала. Она была уверена, что, став королевой, родит королю сыновей, и он будет восхищаться ей не только как любовницей, но и как матерью будущего короля Англии из рода Тюдоров. Почувствовав вкус власти, она уже не могла от нее отказаться. И именно это и порождало ее страхи. Отсрочка развода, могущественные враги, окружавшие ее, – все это делало ее нервной, высокомерной, истеричной, надменной и в то же время испуганной.
Потому, читая это письмо, она дрожала.
– Дайте его мне, – приказала она.
– Зачем оно тебе? – спросил дядя. Она не знала зачем. И он сказал: – Ты должна показать его королю.
Она с любопытством посмотрела на него. Холодный, жесткий, абсолютно бесчувственный, он ненавидел и презирал эти семьи, которые стали союзниками его дома лишь только потому, что звезда Норфолков близилась к закату после прихода к власти Генриха VIII, так как его семья совершила ошибку, поддержав Ричарда III. Она тщательно взвесила его слова. Он не был ее другом, но был ли он ее врагом? Ему было выгоднее видеть на троне Англии свою племянницу, чем племянницу кого-либо другого.
И она пошла к королю.
Он сидел у окна, играя на арфе и распевая песню, которую сам сочинил.
– А, душа моя! Я думал о тебе. Сядь со мной, я спою тебе песню. Я сам ее сочинил. Что с тобой? Ты расстроена? Ты побледнела и вся дрожишь.
Она сказала:
– Я боюсь. Есть люди, которые хотели бы настроить тебя против меня.
– Будет тебе! – Он был в хорошем настроении, потому что Уолси оставил такие богатства, о которых он не мог и мечтать. Кроме того, он убедил себя, что не имеет никакого отношения к смерти кардинала. Тот умер от дизентерии, а дизентерия может случиться у любого человека, независимо от того, канцлер он или нищий.
– Что опять произошло, Анна? Разве я не говорил тебе, что никто не может настроить меня против тебя?
– Может быть, ты и не помнишь, но когда я была совсем молоденькой девочкой и впервые оказалась при дворе, Перси Нортамберленд хотел на мне жениться.
Маленькие глазки короля превратились в щелки. Да, он прекрасно это помнил. Он тогда заставил Уолси отправить его домой, отлучить от двора. Сам же, со своей стороны, отлучил Анну. Несколько лет он давал ей возможность скрываться от него. Она была тогда только бутоном, нераспустившимся цветком, но тем не менее очень славным. Эти годы для них пропали.
А Анна продолжала говорить:
– Мы не были обручены. Он оставил двор, так как должен был жениться на дочери лорда Шрюсбери. Сейчас они поругались. Он сказал, что оставляет ее, а она говорит, что он делает это потому, что никогда не был, по его словам, женат на ней, так как до этого был обручен со мной.
Король отложил арфу.
– И это неправда?
– Да, неправда!
– Значит, следует положить конец этим сплетням. Я сам займусь этим, милая. Я заставлю его предстать перед архиепископом Кентерберийским! Я заставлю его отречься от своих слов! Иначе ему будет плохо!
Король ходил по комнате, очень взволнованный.
– Просто не знаю, дорогая… – говорил он. – Боюсь, все это неприятно. Был бы сейчас рядом со мной Уолси…
Она молчала. Она понимала, что сейчас не стоит выступать против кардинала. С ним покончено. Теперь у нее новые враги, с которыми следует бороться. Она знала, что Генрих пытается опорочить новые веяния, связанные с Норфолком и Мором, что постоянно напоминает ей, что, хотя Уолси и умер, он не имел никакого отношения к его смерти. И она думала, как было бы хорошо, если бы она не знала так досконально короля, если бы была действительно так легкомысленна и весела, как считало ее окружение, если бы жила одним днем и не думала о том, что будет завтра. Она расправила юбки, зная о том, как грациозно она это делает, зная, что ее очарование привлекает к ней мужчин. Она спрашивала себя, что будет с ней, когда она станет старой, как ее бабушка герцогиня Норфолкская. Вероятно, думала она, я буду дремать в кресле, вспоминать о своей юности и шпынять своей палкой из слоновой кости внучек. Было бы хорошо, если бы моя бабушка приехала повидаться со мной. Да, она глупая старуха, но уж она – точно мой друг.
– Дорогая, – сказал король, – я сейчас пойду и займусь этим делом, потому что не смогу успокоиться, пока Нортамберленд не признает свою ложь.
Он поцеловал ее в губы, она ответила ему поцелуем, прекрасно зная, что это ему понравится. Она не слишком часто была с ним ласкова, поэтому он с благодарностью воспринимал с ее стороны подобные действия. Он был по натуре охотником, хотя всегда утверждал, что любит покой. И она знала, что он никогда не будет удовлетворен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Генри молился: «О Боже! Ты же знаешь, как я любил этого человека. Я бы хотел его видеть. Я бы хотел, чтобы враги его не удалили его от меня. Ведь я посылал ему знаки своей привязанности, говорил, что не отдам его даже за двадцать тысяч фунтов».
Однако он не мог не думать о богатствах кардинала. Увы, не на все эти богатства он смог наложить лапу. Хэмптон-Корт был его, дом в Йорке тоже, так как он не вернул его кардиналу после того, как Анна переехала оттуда в Саффолк, где ей больше нравилось.
Но он плакал, вспоминая о старой дружбе, плакал об Уолси. Он мог жалеть о его смерти и одновременно подсчитывать, насколько богаче стал в результате нее.
Вскоре после этого случились два события, доставившие Анне массу неприятностей. Первым событием было письмо, которое графиня Нортамберлендская отправила своему отцу, графу Шрюсбери. Шрюсбери счел нужным показать это письмо герцогу Норфолкскому, который принес его своей племяннице Анне.
Анна прочла письмо. Значение этого письма не вызывало никаких сомнений. Мария Нортамберленд решила оставить своего мужа. Она писала отцу, что однажды во время одной из ссор ее муж сказал ей, что женат на ней не по-настоящему, так как тайно обручен с Анной Болейн.
Сердце Анны сильно забилось. Вот еще один заговор, чтобы очернить ее в глазах короля. Она была его любовницей вот уже около двух лет, и это не приблизило ее к трону – она была все так же далека от него, как и в первую ночь в Саффолке. Анна нервничала, не зная, как долго ей удастся держать короля в своих руках. Она все время думала, не уменьшается ли его привязанность к ней. Нет как будто бы. Она смотрела на себя в зеркало, отыскивая следы увядания своей красоты. Если она выглядела старше своих лет, она надевала более богатые одежды и украшала себя драгоценностями. Но она была неспокойна. И хотя уверяла себя, что будь она замужем за Перси или Уайаттом, она была бы счастлива, все-таки понимала, что искра честолюбия, всегда присутствовавшая в ней, разгорелась в большое всепоглощающее пламя. И когда она говорила Анне Савиль, что непременно выйдет замуж за короля, она говорила, что думала. Она была уверена, что, став королевой, родит королю сыновей, и он будет восхищаться ей не только как любовницей, но и как матерью будущего короля Англии из рода Тюдоров. Почувствовав вкус власти, она уже не могла от нее отказаться. И именно это и порождало ее страхи. Отсрочка развода, могущественные враги, окружавшие ее, – все это делало ее нервной, высокомерной, истеричной, надменной и в то же время испуганной.
Потому, читая это письмо, она дрожала.
– Дайте его мне, – приказала она.
– Зачем оно тебе? – спросил дядя. Она не знала зачем. И он сказал: – Ты должна показать его королю.
Она с любопытством посмотрела на него. Холодный, жесткий, абсолютно бесчувственный, он ненавидел и презирал эти семьи, которые стали союзниками его дома лишь только потому, что звезда Норфолков близилась к закату после прихода к власти Генриха VIII, так как его семья совершила ошибку, поддержав Ричарда III. Она тщательно взвесила его слова. Он не был ее другом, но был ли он ее врагом? Ему было выгоднее видеть на троне Англии свою племянницу, чем племянницу кого-либо другого.
И она пошла к королю.
Он сидел у окна, играя на арфе и распевая песню, которую сам сочинил.
– А, душа моя! Я думал о тебе. Сядь со мной, я спою тебе песню. Я сам ее сочинил. Что с тобой? Ты расстроена? Ты побледнела и вся дрожишь.
Она сказала:
– Я боюсь. Есть люди, которые хотели бы настроить тебя против меня.
– Будет тебе! – Он был в хорошем настроении, потому что Уолси оставил такие богатства, о которых он не мог и мечтать. Кроме того, он убедил себя, что не имеет никакого отношения к смерти кардинала. Тот умер от дизентерии, а дизентерия может случиться у любого человека, независимо от того, канцлер он или нищий.
– Что опять произошло, Анна? Разве я не говорил тебе, что никто не может настроить меня против тебя?
– Может быть, ты и не помнишь, но когда я была совсем молоденькой девочкой и впервые оказалась при дворе, Перси Нортамберленд хотел на мне жениться.
Маленькие глазки короля превратились в щелки. Да, он прекрасно это помнил. Он тогда заставил Уолси отправить его домой, отлучить от двора. Сам же, со своей стороны, отлучил Анну. Несколько лет он давал ей возможность скрываться от него. Она была тогда только бутоном, нераспустившимся цветком, но тем не менее очень славным. Эти годы для них пропали.
А Анна продолжала говорить:
– Мы не были обручены. Он оставил двор, так как должен был жениться на дочери лорда Шрюсбери. Сейчас они поругались. Он сказал, что оставляет ее, а она говорит, что он делает это потому, что никогда не был, по его словам, женат на ней, так как до этого был обручен со мной.
Король отложил арфу.
– И это неправда?
– Да, неправда!
– Значит, следует положить конец этим сплетням. Я сам займусь этим, милая. Я заставлю его предстать перед архиепископом Кентерберийским! Я заставлю его отречься от своих слов! Иначе ему будет плохо!
Король ходил по комнате, очень взволнованный.
– Просто не знаю, дорогая… – говорил он. – Боюсь, все это неприятно. Был бы сейчас рядом со мной Уолси…
Она молчала. Она понимала, что сейчас не стоит выступать против кардинала. С ним покончено. Теперь у нее новые враги, с которыми следует бороться. Она знала, что Генрих пытается опорочить новые веяния, связанные с Норфолком и Мором, что постоянно напоминает ей, что, хотя Уолси и умер, он не имел никакого отношения к его смерти. И она думала, как было бы хорошо, если бы она не знала так досконально короля, если бы была действительно так легкомысленна и весела, как считало ее окружение, если бы жила одним днем и не думала о том, что будет завтра. Она расправила юбки, зная о том, как грациозно она это делает, зная, что ее очарование привлекает к ней мужчин. Она спрашивала себя, что будет с ней, когда она станет старой, как ее бабушка герцогиня Норфолкская. Вероятно, думала она, я буду дремать в кресле, вспоминать о своей юности и шпынять своей палкой из слоновой кости внучек. Было бы хорошо, если бы моя бабушка приехала повидаться со мной. Да, она глупая старуха, но уж она – точно мой друг.
– Дорогая, – сказал король, – я сейчас пойду и займусь этим делом, потому что не смогу успокоиться, пока Нортамберленд не признает свою ложь.
Он поцеловал ее в губы, она ответила ему поцелуем, прекрасно зная, что это ему понравится. Она не слишком часто была с ним ласкова, поэтому он с благодарностью воспринимал с ее стороны подобные действия. Он был по натуре охотником, хотя всегда утверждал, что любит покой. И она знала, что он никогда не будет удовлетворен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152