Он так устал, что даже не обрадовался, когда заседание окончилось. Когда его уводили обратно в камеру, он спросил Макса:
- Долго еще это будет?
- Не знаю, Биггер. Соберитесь с духом и будьте молодцом.
- Скорей бы уж кончилось.
- Тут вопрос вашей жизни, Биггер. Надо бороться.
- Мне все равно, пусть делают со мной, что хотят. Только скорей бы уж кончилось.
На следующее утро его разбудили, накормили и снова повели в суд. Первым давал показания Джан; он вышел и повторил все то, что говорил на предварительном разбирательство. Бэкли не пытался припутать Джана к убийству Мэри. Джо, Гэс и Джек рассказали про то, как они устраивали налеты на ларьки и газетные киоски, про драку в тот день, когда они собрались ограбить лавку Блюма. Док рассказал, как Биггер изрезал сукно на биллиарде, и сказал, что Биггер «хулиганистый малый, но голова у него в порядке». Шестнадцать полисменов опознали в нем «того самого, которого взяли на крыше, Биггера Томаса». Они сказали, что, если человек так ловко сумел обойти закон, как Биггер, значит, он «в своем уме и должен отвечать за то, что сделал». Кто-то из камеры по делам несовершеннолетних рассказал, что Биггер отбывал три месяца исправительной школы за кражу автомобильных покрышек.
Потом был перерыв, а когда заседание возобновилось, пятеро врачей заявили, что они признают Биггера «вменяемым, но замкнутым и раздражительным». Бэкли предъявил суду нож и сумочку, которые Биггер бросил в мусорный ящик, и сообщил, что для того, чтобы их найти, пришлось четыре дня раскапывать городскую свалку. За ножом и сумочкой последовал кирпич, которым он убил Бесси; потом его карманный фонарь, потом револьвер, коммунистические брошюры, почерневшая серьга, лезвие топора, подписанный Биггером текст признания, письмо с требованием выкупа, окровавленное платье Бесси, одеяла и подушки с пятнами крови, сундук и пустая бутылка из-под рома, которую нашли на тротуаре в снегу. Принесли кости Мэри, и женщины в зале начали всхлипывать. Потом двенадцать рабочих внесли разобранный на части котел из подвала долтоновского особняка и собрали его на громадном дощатом помосте. Зрители в зале повставали с мест, чтоб лучше видеть, и судья приказал им сесть. Бэкли вызвал белую девушку, роста и сложения Мэри, и заставил ее влезть в топку котла, чтобы рассеять всякое сомнение в том, что там могло уместиться, и действительно уместилось, и было уничтожено огнем поруганное тело безвинно погибшей Мэри Долтон; и что голова несчастной девушки не входила в топку, почему убийца-садист и отрубил ее. С помощью железной лопаты из котельной Долтонов Бэкли показал, как были выгребены осколки кости, и объяснил, как Биггер, «ловко воспользовавшись общим замешательством, выбрался из котельной и бежал». Вытирая пот со лба, Бэкли сказал:
- Обвинение больше ничего не имеет сказать, ваша честь.
- Мистер Макс, - сказал судья. - Можете приступить к допросу ваших свидетелей.
- Защита не оспаривает показании, которые здесь давались, - сказал Макс. - Поэтому я отказываюсь от права вызова свидетелей. Как я уже заявил, в положенное время я выступлю с речью, в которой изложу все свои доводы в пользу Биггера Томаса.
Судья предоставил слово Бэкли. В течение часа Бэкли пространно комментировал свидетельские показания, разбирая улики, и наконец заключил словами:
- Если представленные обвинением улики и доказательства покажутся суду недостаточным основанием для смертного приговора Биггеру Томасу, значит, человеческий разум и нравственное чувство бессильны!
- Мистер Макс, можете ли вы к завтрашнему дню подготовить свое выступление? - спросил судья.
- Да, ваша честь, могу.
Вернувшись в камеру, Биггер как неживой повалился на койку. Теперь скоро все будет кончено, думал он. Может быть, завтра последний день: хорошо бы так. Он утратил ощущение времени; день и ночь теперь сливались.
На следующее утро, когда Макс вошел в камеру, он уже не спал. По дороге в зал суда он думал о том, что будет говорить о нем Макс. Может ли Макс в самом деле спасти ему жизнь? Еще не додумав эту мысль до конца, он ее отбросил. Не надо давать места надежде, тогда все, что случится, покажется естественным. Проходя по коридору мимо окна, он увидел, что толпа и солдаты по-прежнему окружают судебное здание. Внутри тоже все площадки и коридоры были забиты людьми. Полисменам приходилось расталкивать публику, чтобы освободить для него проход.
Страх пронизал его всего, когда он увидел, что очутился у стола один. Макс отстал, затерявшись где-то в толпе. В эту минуту он особенно глубоко почувствовал, чем стал для него Макс. Теперь он был беззащитен. Раз Макса нет, кто и что помешает этим людям опрокинуть барьер, схватить его и вытащить на улицу? Он сидел, не смея оглянуться, чувствуя, что все глаза устремлены на него. Когда Макс сидел рядом, у него было такое чувство, что где-то в этой самой толпе, разглядывавшей его так недружелюбно и упорно, есть нечто, за что можно ухватиться, если только суметь найти это. В нем все еще тлела надежда, которую внушил ему Макс в их первый долгий разговор. Но он боялся дать ей разгореться ярким пламенем сейчас, во время суда, после полной ненависти речи Бэкли. А все-таки он не гасил ее совсем; он берег ее, лелеял как последнее свое прибежище.
Когда подошел Макс, Биггер увидел, что его лицо побледнело и осунулось. Под глазами были темные круги. Макс положил руку Биггеру на колени и сказал:
- Я сделаю все, что смогу, голубчик.
Заседание открылось, и судья сказал:
- Вы готовы, мистер Макс?
- Да, ваша честь.
Макс встал, провел рукой по седым, волосам и вышел на середину зала. Он стал вполоборота к судье и Бэкли и через голову Биггера посмотрел на публику. Он прочистил горло.
- Ваша честь, никогда еще мне не приходилось выступать на суде с таким глубоким и полным сознанием своей правоты. Я знаю, что то, что мне предстоит сказать здесь сегодня, касается судьбы целой нации. Это речь в защиту не только одного человека или одного народа. Быть может, в каком-то смысле можно даже считать удачей, что мой подзащитный обвиняется в таком тяжком, вопиющем преступлении, ибо, если нам удастся мысленно охватить всю жизнь этого человека и разобраться в том, что с ним произошло, если нам удастся понять, какими сложными и вместе с тем крепкими узами его жизнь и судьба связаны с нашими, - если нам удастся все это, быть может, мы получим ключ к своему будущему, найдем такой идеальный наблюдательный пункт, с которого любой американец и любая американка увидят, как наши сегодняшние надежды и опасения влекут за собой завтрашние радости и катастрофы.
Ваша честь, я не хотел бы выказать неуважение к этому суду, но я должен быть честным. На карту поставлена жизнь человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
- Долго еще это будет?
- Не знаю, Биггер. Соберитесь с духом и будьте молодцом.
- Скорей бы уж кончилось.
- Тут вопрос вашей жизни, Биггер. Надо бороться.
- Мне все равно, пусть делают со мной, что хотят. Только скорей бы уж кончилось.
На следующее утро его разбудили, накормили и снова повели в суд. Первым давал показания Джан; он вышел и повторил все то, что говорил на предварительном разбирательство. Бэкли не пытался припутать Джана к убийству Мэри. Джо, Гэс и Джек рассказали про то, как они устраивали налеты на ларьки и газетные киоски, про драку в тот день, когда они собрались ограбить лавку Блюма. Док рассказал, как Биггер изрезал сукно на биллиарде, и сказал, что Биггер «хулиганистый малый, но голова у него в порядке». Шестнадцать полисменов опознали в нем «того самого, которого взяли на крыше, Биггера Томаса». Они сказали, что, если человек так ловко сумел обойти закон, как Биггер, значит, он «в своем уме и должен отвечать за то, что сделал». Кто-то из камеры по делам несовершеннолетних рассказал, что Биггер отбывал три месяца исправительной школы за кражу автомобильных покрышек.
Потом был перерыв, а когда заседание возобновилось, пятеро врачей заявили, что они признают Биггера «вменяемым, но замкнутым и раздражительным». Бэкли предъявил суду нож и сумочку, которые Биггер бросил в мусорный ящик, и сообщил, что для того, чтобы их найти, пришлось четыре дня раскапывать городскую свалку. За ножом и сумочкой последовал кирпич, которым он убил Бесси; потом его карманный фонарь, потом револьвер, коммунистические брошюры, почерневшая серьга, лезвие топора, подписанный Биггером текст признания, письмо с требованием выкупа, окровавленное платье Бесси, одеяла и подушки с пятнами крови, сундук и пустая бутылка из-под рома, которую нашли на тротуаре в снегу. Принесли кости Мэри, и женщины в зале начали всхлипывать. Потом двенадцать рабочих внесли разобранный на части котел из подвала долтоновского особняка и собрали его на громадном дощатом помосте. Зрители в зале повставали с мест, чтоб лучше видеть, и судья приказал им сесть. Бэкли вызвал белую девушку, роста и сложения Мэри, и заставил ее влезть в топку котла, чтобы рассеять всякое сомнение в том, что там могло уместиться, и действительно уместилось, и было уничтожено огнем поруганное тело безвинно погибшей Мэри Долтон; и что голова несчастной девушки не входила в топку, почему убийца-садист и отрубил ее. С помощью железной лопаты из котельной Долтонов Бэкли показал, как были выгребены осколки кости, и объяснил, как Биггер, «ловко воспользовавшись общим замешательством, выбрался из котельной и бежал». Вытирая пот со лба, Бэкли сказал:
- Обвинение больше ничего не имеет сказать, ваша честь.
- Мистер Макс, - сказал судья. - Можете приступить к допросу ваших свидетелей.
- Защита не оспаривает показании, которые здесь давались, - сказал Макс. - Поэтому я отказываюсь от права вызова свидетелей. Как я уже заявил, в положенное время я выступлю с речью, в которой изложу все свои доводы в пользу Биггера Томаса.
Судья предоставил слово Бэкли. В течение часа Бэкли пространно комментировал свидетельские показания, разбирая улики, и наконец заключил словами:
- Если представленные обвинением улики и доказательства покажутся суду недостаточным основанием для смертного приговора Биггеру Томасу, значит, человеческий разум и нравственное чувство бессильны!
- Мистер Макс, можете ли вы к завтрашнему дню подготовить свое выступление? - спросил судья.
- Да, ваша честь, могу.
Вернувшись в камеру, Биггер как неживой повалился на койку. Теперь скоро все будет кончено, думал он. Может быть, завтра последний день: хорошо бы так. Он утратил ощущение времени; день и ночь теперь сливались.
На следующее утро, когда Макс вошел в камеру, он уже не спал. По дороге в зал суда он думал о том, что будет говорить о нем Макс. Может ли Макс в самом деле спасти ему жизнь? Еще не додумав эту мысль до конца, он ее отбросил. Не надо давать места надежде, тогда все, что случится, покажется естественным. Проходя по коридору мимо окна, он увидел, что толпа и солдаты по-прежнему окружают судебное здание. Внутри тоже все площадки и коридоры были забиты людьми. Полисменам приходилось расталкивать публику, чтобы освободить для него проход.
Страх пронизал его всего, когда он увидел, что очутился у стола один. Макс отстал, затерявшись где-то в толпе. В эту минуту он особенно глубоко почувствовал, чем стал для него Макс. Теперь он был беззащитен. Раз Макса нет, кто и что помешает этим людям опрокинуть барьер, схватить его и вытащить на улицу? Он сидел, не смея оглянуться, чувствуя, что все глаза устремлены на него. Когда Макс сидел рядом, у него было такое чувство, что где-то в этой самой толпе, разглядывавшей его так недружелюбно и упорно, есть нечто, за что можно ухватиться, если только суметь найти это. В нем все еще тлела надежда, которую внушил ему Макс в их первый долгий разговор. Но он боялся дать ей разгореться ярким пламенем сейчас, во время суда, после полной ненависти речи Бэкли. А все-таки он не гасил ее совсем; он берег ее, лелеял как последнее свое прибежище.
Когда подошел Макс, Биггер увидел, что его лицо побледнело и осунулось. Под глазами были темные круги. Макс положил руку Биггеру на колени и сказал:
- Я сделаю все, что смогу, голубчик.
Заседание открылось, и судья сказал:
- Вы готовы, мистер Макс?
- Да, ваша честь.
Макс встал, провел рукой по седым, волосам и вышел на середину зала. Он стал вполоборота к судье и Бэкли и через голову Биггера посмотрел на публику. Он прочистил горло.
- Ваша честь, никогда еще мне не приходилось выступать на суде с таким глубоким и полным сознанием своей правоты. Я знаю, что то, что мне предстоит сказать здесь сегодня, касается судьбы целой нации. Это речь в защиту не только одного человека или одного народа. Быть может, в каком-то смысле можно даже считать удачей, что мой подзащитный обвиняется в таком тяжком, вопиющем преступлении, ибо, если нам удастся мысленно охватить всю жизнь этого человека и разобраться в том, что с ним произошло, если нам удастся понять, какими сложными и вместе с тем крепкими узами его жизнь и судьба связаны с нашими, - если нам удастся все это, быть может, мы получим ключ к своему будущему, найдем такой идеальный наблюдательный пункт, с которого любой американец и любая американка увидят, как наши сегодняшние надежды и опасения влекут за собой завтрашние радости и катастрофы.
Ваша честь, я не хотел бы выказать неуважение к этому суду, но я должен быть честным. На карту поставлена жизнь человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115