наклонившись, он взял ее за подбородок и приподнял голову.
– Я же сказал вам, что Седину кремировали. Она вскочила на ноги.
– После того, как вы с судьей Уоллесом пошушукались и все обсудили. Ловко, нечего сказать.
– Вы склонны давать волю воображению.
– Отчего Джуниор, когда разыскал меня на кладбище, не сказал, что Седину кремировали? Сдается мне, она там все-таки похоронена. Потому я и просматриваю эти папки.
– Зачем бы мне лгать?
– Чтобы помешать мне добиться эксгумации тела.
– Опять же – зачем? Мне-то какая разница?
– А пожизненное заключение? – жестко проговорила она. – Если по данным судебно-медицинской экспертизы выяснится, что убийца – вы.
– Ax… – не найдя достаточно сильного слова, он с силой вдавил кулак в загрубевшую ладонь другой руки. – Этому, что ли, вас учат на юридическом: когда ничего не получается, хвататься за соломинку?
– Именно.
Опершись руками о стол, он наклонился к самому ее лицу.
– Вы не юрист, вы охотница за ведьмами.
Рид попал не в бровь, а в глаз: у Алекс тоже было такое ощущение. Ее отчаянный поиск улик слегка отдавал исступлением линчевателей из печально известного „комитета бдительности“, вызывая отвращение у нее самой. Она села и положила руки на раскрытые папки.
Отвернувшись к окну, Алекс смотрела на зимний пейзаж. Голые ветви платанов на лужайке покрылись ледяным панцирем. Стекла в окнах чуть слышно позвякивали под ударами смерзшихся хлопьев снега. И небо, и все вокруг было унылым, мертвенно-серым. Контуры предметов размыты. Мир стал одноцветным – без света и теней.
Кое-что, впрочем, осталось черно-белым. И прежде всего закон.
– Возможно, вы были бы и прав», Рид, не будь того преступления. – Она вновь обернулась к нему. – Но преступление-то совершено. Кто-то вошел в конюшню и зарезал мою мать.
– Да. Причем скальпелем, – насмешливо заметил он. – Можете себе представить, чтобы Ангус, Джуниор или я размахивали хирургическим инструментом? Отчего тогда не убить ее голыми руками? Не задушить, например?
– Оттого, что вы слишком хитры. Кто-то из вас постарался создать впечатление, что все совершил психически неполноценный человек. – Положив руку на грудь, она проникновенно спросила:
– А вы на моем месте не захотели бы выяснить, кто это сделал и зачем? Вы же любили Седину. Если ее убили не вы…
– Я не убивал.
– Разве вы в таком случае не хотите узнать, чьих это рук дело? Или вы боитесь, что убийцей окажется кто-то, кто вам тоже дорог?
– Нет, не хочу я узнавать, – решительно заявил он. – И пока у вас нет ордера на обыск…
– Мисс Гейтер? – начал мистер Дэвис, неожиданно войдя в комнату. – Вы не это вот разыскиваете? Я нашел ее в архиве, в шкафу с папками.
Алекс прочитала напечатанное на обложке имя. Бросив взгляд на Рида, она нетерпеливо раскрыла папку. Просмотрев несколько лежащих сверху бумаг, Алекс бессильно откинулась на спинку стула и хрипло сказала:
– Здесь написано, что тело было кремировано. – Чувствуя, как стынет сердце, она спросила, ни к кому не обращаясь:
– Отчего же бабушка никогда про это не говорила?
– Может быть, она не придавала этому большого значения.
– Она сберегла всю одежду Селины, ее вещи. Почему же не взяла ее прах?
Вдруг она наклонилась вперед и, опершись локтями о стол, обхватила голову руками. Желудок ее резко свело. От набежавших на глаза слез жгло веки.
– Господи, вот кошмар-то, но я обязана выяснить. Обязана. Алекс несколько раз глубоко вздохнула, открыла папку вновь и принялась листать бумаги. Прочитав одну из них, она тихо ахнула.
– Что это?
Она вынула листок из папки и протянула Риду.
– Это квитанция об оплате похоронных расходов, включая и кремацию.
– Ну и что?
– Посмотрите на подпись.
– Ангус Минтон, – негромко и вдумчиво прочел он.
– А вы об этом не знали? – Он отрицательно покачал головой. – Ангус, очевидно, оплатил расходы, однако втайне от всех. – Алекс прерывисто вздохнула и пытливо взглянула на Рида. – Интересно, почему.
А в другом конце города Стейси Уоллес вошла в комнату, служившую ее отцу домашним кабинетом. Склонившись над столом, он сосредоточенно изучал том судебного дела.
– Раз уж вы взяли выходной, судья, так отдыхайте, – ласково пожурила она.
– Формально это не выходной, – ворчливо отозвался он, с отвращением взглянув на зимний пейзаж за окном. – Давно надо было кое-что прочесть. Сегодня самый подходящий день: в суд-то я попасть не могу.
– Ты слишком много работаешь и принимаешь все чересчур близко к сердцу.
– Ничего нового ты не сказала, это все мне уже сообщила моя язва.
Стейси почуяла, что он сильно расстроен.
– Что случилось?
– Да опять эта юная Гейтер.
– Дочь Седины? По-прежнему донимает тебя?
– Вчера явилась ко мне в суд требовать распоряжение об эксгумации тела.
– О боже, – не веря ушам, прошептала Стейси. Она прижала бледную руку к горлу. – Просто изверг, а не женщина.
– Изверг или не изверг, но просьбу мне пришлось отклонить.
– Молодец.
Он покачал головой:
– У меня не было выбора. Тело же было кремировано. Стейси помолчала, размышляя.
– Да, кажется, припоминаю. И как она отнеслась к этому известию?
– Не знаю. Рид отправился ей об этом сказать.
– Рид?
– Я вчера вечером позвонил ему. Он вызвался помочь. Сомневаюсь, что она восприняла его сообщение с полным самообладанием.
– А Ангус с Джуниором в курсе дела?
– Уверен, что в курсе. Рид им небось все рассказал.
– Возможно, – пробормотала Стейси. Она помолчала минуту, потом, стряхнув задумчивость, спросила:
– Принести тебе чего-нибудь?
– Нет, спасибо, только недавно ведь завтракали.
– Горячего чайку?
– Пока не надо.
– А какао? А может, ты разрешишь мне…
– Я же сказал, Стейси, спасибо, не надо. – Ответ прозвучал резче, чем ему хотелось.
– Извини, что помешала, – удрученно сказала она. – Если понадоблюсь, я буду наверху.
Судья рассеянно кивнул и опять углубился в переплетенный в кожу том. Стейси тихо прикрыла дверь кабинета. Рука ее безжизненно скользила по перилам, когда она поднималась к себе в спальню. Ей нездоровилось. Живот у нее вздулся и болел. Утром у нее начались месячные.
В сорок с лишним лет просто смешно было страдать, словно подросток, от женских колик; Стейси даже полагала что ей надо радоваться этим регулярным кровотечениям: только это еще напоминает о том, что она женщина. Детей нет – никто не требует денег на обед и не просит помочь с уроками. Мужа тоже нет – никто не интересуется, что она приготовила на ужин, взяла ли вещи из чистки и удастся ли сегодня ночью заняться любовью.
Каждый день она горько жаловалась на судьбу, лишившую ее жизнь этой восхитительной суеты. С той же неукоснительностью, с какой иные возносят молитвы, Стейси перечисляла господу те прелести семейного очага, которыми он ее обделил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Я же сказал вам, что Седину кремировали. Она вскочила на ноги.
– После того, как вы с судьей Уоллесом пошушукались и все обсудили. Ловко, нечего сказать.
– Вы склонны давать волю воображению.
– Отчего Джуниор, когда разыскал меня на кладбище, не сказал, что Седину кремировали? Сдается мне, она там все-таки похоронена. Потому я и просматриваю эти папки.
– Зачем бы мне лгать?
– Чтобы помешать мне добиться эксгумации тела.
– Опять же – зачем? Мне-то какая разница?
– А пожизненное заключение? – жестко проговорила она. – Если по данным судебно-медицинской экспертизы выяснится, что убийца – вы.
– Ax… – не найдя достаточно сильного слова, он с силой вдавил кулак в загрубевшую ладонь другой руки. – Этому, что ли, вас учат на юридическом: когда ничего не получается, хвататься за соломинку?
– Именно.
Опершись руками о стол, он наклонился к самому ее лицу.
– Вы не юрист, вы охотница за ведьмами.
Рид попал не в бровь, а в глаз: у Алекс тоже было такое ощущение. Ее отчаянный поиск улик слегка отдавал исступлением линчевателей из печально известного „комитета бдительности“, вызывая отвращение у нее самой. Она села и положила руки на раскрытые папки.
Отвернувшись к окну, Алекс смотрела на зимний пейзаж. Голые ветви платанов на лужайке покрылись ледяным панцирем. Стекла в окнах чуть слышно позвякивали под ударами смерзшихся хлопьев снега. И небо, и все вокруг было унылым, мертвенно-серым. Контуры предметов размыты. Мир стал одноцветным – без света и теней.
Кое-что, впрочем, осталось черно-белым. И прежде всего закон.
– Возможно, вы были бы и прав», Рид, не будь того преступления. – Она вновь обернулась к нему. – Но преступление-то совершено. Кто-то вошел в конюшню и зарезал мою мать.
– Да. Причем скальпелем, – насмешливо заметил он. – Можете себе представить, чтобы Ангус, Джуниор или я размахивали хирургическим инструментом? Отчего тогда не убить ее голыми руками? Не задушить, например?
– Оттого, что вы слишком хитры. Кто-то из вас постарался создать впечатление, что все совершил психически неполноценный человек. – Положив руку на грудь, она проникновенно спросила:
– А вы на моем месте не захотели бы выяснить, кто это сделал и зачем? Вы же любили Седину. Если ее убили не вы…
– Я не убивал.
– Разве вы в таком случае не хотите узнать, чьих это рук дело? Или вы боитесь, что убийцей окажется кто-то, кто вам тоже дорог?
– Нет, не хочу я узнавать, – решительно заявил он. – И пока у вас нет ордера на обыск…
– Мисс Гейтер? – начал мистер Дэвис, неожиданно войдя в комнату. – Вы не это вот разыскиваете? Я нашел ее в архиве, в шкафу с папками.
Алекс прочитала напечатанное на обложке имя. Бросив взгляд на Рида, она нетерпеливо раскрыла папку. Просмотрев несколько лежащих сверху бумаг, Алекс бессильно откинулась на спинку стула и хрипло сказала:
– Здесь написано, что тело было кремировано. – Чувствуя, как стынет сердце, она спросила, ни к кому не обращаясь:
– Отчего же бабушка никогда про это не говорила?
– Может быть, она не придавала этому большого значения.
– Она сберегла всю одежду Селины, ее вещи. Почему же не взяла ее прах?
Вдруг она наклонилась вперед и, опершись локтями о стол, обхватила голову руками. Желудок ее резко свело. От набежавших на глаза слез жгло веки.
– Господи, вот кошмар-то, но я обязана выяснить. Обязана. Алекс несколько раз глубоко вздохнула, открыла папку вновь и принялась листать бумаги. Прочитав одну из них, она тихо ахнула.
– Что это?
Она вынула листок из папки и протянула Риду.
– Это квитанция об оплате похоронных расходов, включая и кремацию.
– Ну и что?
– Посмотрите на подпись.
– Ангус Минтон, – негромко и вдумчиво прочел он.
– А вы об этом не знали? – Он отрицательно покачал головой. – Ангус, очевидно, оплатил расходы, однако втайне от всех. – Алекс прерывисто вздохнула и пытливо взглянула на Рида. – Интересно, почему.
А в другом конце города Стейси Уоллес вошла в комнату, служившую ее отцу домашним кабинетом. Склонившись над столом, он сосредоточенно изучал том судебного дела.
– Раз уж вы взяли выходной, судья, так отдыхайте, – ласково пожурила она.
– Формально это не выходной, – ворчливо отозвался он, с отвращением взглянув на зимний пейзаж за окном. – Давно надо было кое-что прочесть. Сегодня самый подходящий день: в суд-то я попасть не могу.
– Ты слишком много работаешь и принимаешь все чересчур близко к сердцу.
– Ничего нового ты не сказала, это все мне уже сообщила моя язва.
Стейси почуяла, что он сильно расстроен.
– Что случилось?
– Да опять эта юная Гейтер.
– Дочь Седины? По-прежнему донимает тебя?
– Вчера явилась ко мне в суд требовать распоряжение об эксгумации тела.
– О боже, – не веря ушам, прошептала Стейси. Она прижала бледную руку к горлу. – Просто изверг, а не женщина.
– Изверг или не изверг, но просьбу мне пришлось отклонить.
– Молодец.
Он покачал головой:
– У меня не было выбора. Тело же было кремировано. Стейси помолчала, размышляя.
– Да, кажется, припоминаю. И как она отнеслась к этому известию?
– Не знаю. Рид отправился ей об этом сказать.
– Рид?
– Я вчера вечером позвонил ему. Он вызвался помочь. Сомневаюсь, что она восприняла его сообщение с полным самообладанием.
– А Ангус с Джуниором в курсе дела?
– Уверен, что в курсе. Рид им небось все рассказал.
– Возможно, – пробормотала Стейси. Она помолчала минуту, потом, стряхнув задумчивость, спросила:
– Принести тебе чего-нибудь?
– Нет, спасибо, только недавно ведь завтракали.
– Горячего чайку?
– Пока не надо.
– А какао? А может, ты разрешишь мне…
– Я же сказал, Стейси, спасибо, не надо. – Ответ прозвучал резче, чем ему хотелось.
– Извини, что помешала, – удрученно сказала она. – Если понадоблюсь, я буду наверху.
Судья рассеянно кивнул и опять углубился в переплетенный в кожу том. Стейси тихо прикрыла дверь кабинета. Рука ее безжизненно скользила по перилам, когда она поднималась к себе в спальню. Ей нездоровилось. Живот у нее вздулся и болел. Утром у нее начались месячные.
В сорок с лишним лет просто смешно было страдать, словно подросток, от женских колик; Стейси даже полагала что ей надо радоваться этим регулярным кровотечениям: только это еще напоминает о том, что она женщина. Детей нет – никто не требует денег на обед и не просит помочь с уроками. Мужа тоже нет – никто не интересуется, что она приготовила на ужин, взяла ли вещи из чистки и удастся ли сегодня ночью заняться любовью.
Каждый день она горько жаловалась на судьбу, лишившую ее жизнь этой восхитительной суеты. С той же неукоснительностью, с какой иные возносят молитвы, Стейси перечисляла господу те прелести семейного очага, которыми он ее обделил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112