Каждая подметка у них приколочена тридцатью двумя гвоздиками. По утрам выходили на строевую или отправлялись в поход. Пять часов безостановочно топали, и, конечно, кто-то гвоздики из подошвы терял. Но когда рота возвращалась на обед, ставила винтовки в пирамиды, умывалась и тут же строилась, чтобы идти в столовую, ротный фельдфебель заставлял нас поднимать то левую, то правую ногу, а сам обходил строй с тыла и проверял, все ли гвоздики на месте. Те, у кого их не хватало, получали полчаса строевой… А ну-ка, Майер, подай мне твои сапоги!
Эрни вскочил из-за стола и принес сапоги, они сушились у чугунной печки, солдат недавно вернулся из патрульного обхода и сидел сейчас в носках.
— Так и есть, — сказал Вендель, — не хватает трех гвоздиков.
— Я забью их на прежнее место, господин фельдфебель.
— Непременно… Фронтовые условия не позволяют погонять тебя на плацу. А надо бы… Для твоей же пользы, камрад. Ладно… Давайте споем мою любимую песню.
Не дожидаясь ответа, Ганс Вендель повел «Гарцует длинной вереницей на конях гордый полк». Первым с готовностью подтянул Гейнц Оберман, потом Вилли, опасливо поглядывая на фельдфебеля, вступил и Эрни Майер. Руди Пикерту подтягивать не хотелось, он покачивал в лад головой, вспоминая собственную подготовку в качестве новобранца уже не в рейхсвере, в котором служил Вендель, а в вермахте, где все было примерно таким же, о чем рассказывал фельдфебель. И у них были старички, которые после стрельбы отдавали молодым чистить их оружие. И возражать при этом не полагалось. И петь они умели в противогазах, и ползали по грязи, ее специально находили для них унтер-офицеры, с завязанными глазами разбирали пулемет, бросали боевые гранаты, учились окапываться, лежа на боку. И тогда им нравилось это, ибо каждый понимал: они солдаты фюрера, призванные умножить славу Великой Германии, а это возможно лишь тогда, когда сумеют завоевать для народа необходимое жизненное пространство.
Побывав в плену и неожиданно избавившись от пресловутой Сибири, Руди Пикерт сейчас, когда любимую песню фельдфебеля закончили строкой «мы конница кайзера» и по предложению Гейнца Обермана стали петь «Хорст Вессель», подумал вдруг, что вернулся к ландзерам другим человеком. Он равнодушно смотрел на праздничный стол, где были сардины и голландский сыр, вареная курятина и белый хлеб, шоколад, банки с печеночным паштетом, фляжки со шнапсом и бутылки с ромом и коньяком, и вспоминал скромную еду русских, жидкий чай с непременным кусочком сахара, тогда еще конвоир показал пленному, как надо пить чай вприкуску.
Наивно было бы думать, что в душе Пикерта произошла переоценка ценностей и бывший студент-теолог выбрался из тенет нацистского воспитания. Дитя времени, воспитанник Великогерманского союза молодежи, влившегося затем в «Гитлерюгенд», Руди Пикерт не мог так просто взять и сбросить психологический груз с тщанием и профессионализмом привитой ему идеологии. Но сейчас он думал о том, что в системе подготовки солдат, которая существовала и в рейхсвере, и в вермахте, была заложена зримая цель: создать недумающих исполнителей, которые счастливы от того — об этом прямо сказал только что Вендель, — что ощущают себя составными частями единого механизма. Такой механизм можно использовать в неправедных целях.
До сих пор Руди Пикерт считал, что участвует в справедливой войне. Он хорошо помнил воззвание Гитлера, с которым тот обратился к немецкому народу 22 июня 1941 года. Тогда вождь пространно осветил события истории от Версальского договора до наших дней. Обвинил Советы в тайном сговоре с Англией, целью которой было сковать немецкие силы на Востоке. Гитлер далее сказал и о том, что пытался прийти к соглашению с Россией и приглашал для этой цели Молотова в Берлин в ноябре 1940 года. Но, ввиду непомерных требований русских, особенно в отношении Финляндии, Болгарии и Дарданелльских проливов, где Советский Союз хотел оборудовать сухопутные, военно-морские и авиационные базы, договориться со Сталиным не удалось. Советский Союз усиливал войска на восточной границе великого рейха, столкнувшись с Великобританией, науськивал Югославию против немцев, а в последнее время русские, мол, открыто стали посягать на германскую территорию… Это заставило его вновь вверить солдатам судьбу и будущее германской империи и народа.
Первый червь сомнения шевельнулся в душе Руди Пикерта уже в самом начале кампании на Востоке, когда стало ясно: война для русских явилась полной неожиданностью. Не ждали они ее и не хотели. Может быть, и худо жилось мужикам и бабам под большевиками, но и в доблестных ландзерах не видели они освободителей.
Находясь в России, Руди интересовался по мере возможности православной церковью и даже беседовал с теми из священников, которые знали немецкий язык. Пикерта удивила их антинемецкая позиция, хотя прямых выпадов против немцев служители церкви не позволяли. Но Руди были известны случаи, когда священники призывали верующих бороться с германцами, хотя их и расстреливали специалисты из зихерхайтдинст — службы безопасности. К зиме, особенно после поражения под Москвой, Пикерту стало ясно, что силой оружия победить этот народ, заставить его безропотно повиноваться невозможно.
Руди помнил пророческие слова Фридриха Великого, который говорил о русских противниках: «Их нужно дважды застрелить, а потом толкнуть, чтоб они упали». Он и его товарищи неоднократно в этом убеждались и летом сорок первого, и весной сорок второго. Правда, русских можно до единого уничтожить физически, но кто тогда станет работать на этих необозримых пространствах? Да и по-христиански ли обрекать на смерть полтораста миллионов человек? Будто услышав мысли Пикерта, Ганс Вендель завел разговор о том первом дне, когда они ворвались в Россию.
— На этом проклятом Волхове иваны дерутся еще ожесточеннее, нежели их пограничники в тот день… Послушай, Руди, ты у нас самый грамотный, почти профессор, почему они так дерутся за эту забытую богом землю?
— В этих местах складывалось их государство. Великий Новгород, князь Рюрик, потом князь Александр. Русские чтут их, как мы Рыжебородого Короля, канцлера Бисмарка, Гинденбурга. Словом, в исторических местах довелось воевать нам, друзья!
— Отныне человечеству придется учить только одну историю — Великого рейха! — напыщенно произнес ефрейтор Оберман. — Давайте выпьем за здоровье фюрера!
— Что ж, — усмехнулся, протягивая руку к бутылке с ромом, Руди Пикерт, — выпьем.
Он отогнал праздные мысли, а когда все пили в честь Гитлера, став по этому случаю в положение «смирно», Руди сказал:
— По-моему, мы свиньи… Наш друг Вилли так и рвется рассказать о медовых деньках, которые провел с молодой женой, но ему и рта раскрыть не удается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
Эрни вскочил из-за стола и принес сапоги, они сушились у чугунной печки, солдат недавно вернулся из патрульного обхода и сидел сейчас в носках.
— Так и есть, — сказал Вендель, — не хватает трех гвоздиков.
— Я забью их на прежнее место, господин фельдфебель.
— Непременно… Фронтовые условия не позволяют погонять тебя на плацу. А надо бы… Для твоей же пользы, камрад. Ладно… Давайте споем мою любимую песню.
Не дожидаясь ответа, Ганс Вендель повел «Гарцует длинной вереницей на конях гордый полк». Первым с готовностью подтянул Гейнц Оберман, потом Вилли, опасливо поглядывая на фельдфебеля, вступил и Эрни Майер. Руди Пикерту подтягивать не хотелось, он покачивал в лад головой, вспоминая собственную подготовку в качестве новобранца уже не в рейхсвере, в котором служил Вендель, а в вермахте, где все было примерно таким же, о чем рассказывал фельдфебель. И у них были старички, которые после стрельбы отдавали молодым чистить их оружие. И возражать при этом не полагалось. И петь они умели в противогазах, и ползали по грязи, ее специально находили для них унтер-офицеры, с завязанными глазами разбирали пулемет, бросали боевые гранаты, учились окапываться, лежа на боку. И тогда им нравилось это, ибо каждый понимал: они солдаты фюрера, призванные умножить славу Великой Германии, а это возможно лишь тогда, когда сумеют завоевать для народа необходимое жизненное пространство.
Побывав в плену и неожиданно избавившись от пресловутой Сибири, Руди Пикерт сейчас, когда любимую песню фельдфебеля закончили строкой «мы конница кайзера» и по предложению Гейнца Обермана стали петь «Хорст Вессель», подумал вдруг, что вернулся к ландзерам другим человеком. Он равнодушно смотрел на праздничный стол, где были сардины и голландский сыр, вареная курятина и белый хлеб, шоколад, банки с печеночным паштетом, фляжки со шнапсом и бутылки с ромом и коньяком, и вспоминал скромную еду русских, жидкий чай с непременным кусочком сахара, тогда еще конвоир показал пленному, как надо пить чай вприкуску.
Наивно было бы думать, что в душе Пикерта произошла переоценка ценностей и бывший студент-теолог выбрался из тенет нацистского воспитания. Дитя времени, воспитанник Великогерманского союза молодежи, влившегося затем в «Гитлерюгенд», Руди Пикерт не мог так просто взять и сбросить психологический груз с тщанием и профессионализмом привитой ему идеологии. Но сейчас он думал о том, что в системе подготовки солдат, которая существовала и в рейхсвере, и в вермахте, была заложена зримая цель: создать недумающих исполнителей, которые счастливы от того — об этом прямо сказал только что Вендель, — что ощущают себя составными частями единого механизма. Такой механизм можно использовать в неправедных целях.
До сих пор Руди Пикерт считал, что участвует в справедливой войне. Он хорошо помнил воззвание Гитлера, с которым тот обратился к немецкому народу 22 июня 1941 года. Тогда вождь пространно осветил события истории от Версальского договора до наших дней. Обвинил Советы в тайном сговоре с Англией, целью которой было сковать немецкие силы на Востоке. Гитлер далее сказал и о том, что пытался прийти к соглашению с Россией и приглашал для этой цели Молотова в Берлин в ноябре 1940 года. Но, ввиду непомерных требований русских, особенно в отношении Финляндии, Болгарии и Дарданелльских проливов, где Советский Союз хотел оборудовать сухопутные, военно-морские и авиационные базы, договориться со Сталиным не удалось. Советский Союз усиливал войска на восточной границе великого рейха, столкнувшись с Великобританией, науськивал Югославию против немцев, а в последнее время русские, мол, открыто стали посягать на германскую территорию… Это заставило его вновь вверить солдатам судьбу и будущее германской империи и народа.
Первый червь сомнения шевельнулся в душе Руди Пикерта уже в самом начале кампании на Востоке, когда стало ясно: война для русских явилась полной неожиданностью. Не ждали они ее и не хотели. Может быть, и худо жилось мужикам и бабам под большевиками, но и в доблестных ландзерах не видели они освободителей.
Находясь в России, Руди интересовался по мере возможности православной церковью и даже беседовал с теми из священников, которые знали немецкий язык. Пикерта удивила их антинемецкая позиция, хотя прямых выпадов против немцев служители церкви не позволяли. Но Руди были известны случаи, когда священники призывали верующих бороться с германцами, хотя их и расстреливали специалисты из зихерхайтдинст — службы безопасности. К зиме, особенно после поражения под Москвой, Пикерту стало ясно, что силой оружия победить этот народ, заставить его безропотно повиноваться невозможно.
Руди помнил пророческие слова Фридриха Великого, который говорил о русских противниках: «Их нужно дважды застрелить, а потом толкнуть, чтоб они упали». Он и его товарищи неоднократно в этом убеждались и летом сорок первого, и весной сорок второго. Правда, русских можно до единого уничтожить физически, но кто тогда станет работать на этих необозримых пространствах? Да и по-христиански ли обрекать на смерть полтораста миллионов человек? Будто услышав мысли Пикерта, Ганс Вендель завел разговор о том первом дне, когда они ворвались в Россию.
— На этом проклятом Волхове иваны дерутся еще ожесточеннее, нежели их пограничники в тот день… Послушай, Руди, ты у нас самый грамотный, почти профессор, почему они так дерутся за эту забытую богом землю?
— В этих местах складывалось их государство. Великий Новгород, князь Рюрик, потом князь Александр. Русские чтут их, как мы Рыжебородого Короля, канцлера Бисмарка, Гинденбурга. Словом, в исторических местах довелось воевать нам, друзья!
— Отныне человечеству придется учить только одну историю — Великого рейха! — напыщенно произнес ефрейтор Оберман. — Давайте выпьем за здоровье фюрера!
— Что ж, — усмехнулся, протягивая руку к бутылке с ромом, Руди Пикерт, — выпьем.
Он отогнал праздные мысли, а когда все пили в честь Гитлера, став по этому случаю в положение «смирно», Руди сказал:
— По-моему, мы свиньи… Наш друг Вилли так и рвется рассказать о медовых деньках, которые провел с молодой женой, но ему и рта раскрыть не удается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240