Мужики говорили, что чем голоднее становится, тем вшей больше прибывает, только научного объяснения факту дать никто не умел.
В конце марта прибыл представитель Ставки, фамилии его Никонов не узнал, сказали, мол, засекреченный товарищ. Собрал этот тайный представитель всех уцелевших от предыдущих боев командиров и сообщил, что коридор немцы перекрыли и, значит, дерутся они в окружении, не зная, что за спинами их находятся уже немцы. На других фронтах тоже сложилась трудная обстановка. Потому никаких подкреплений для них не будет, надо обходиться собственными силами, но стоять насмерть, умереть в бою, ни в коем случае не сдаваться на милость врагу.
Потом объявил: «Кто хочет умереть коммунистом, подавайте заявление». Иван Никонов вспомнил, как всегда последний патрон оставлял для себя, плен лейтенант считал изменой Родине, живым сдаться противнику и не помышлял. Отец его за первую германскую войну получил весь набор Георгиевских крестов — один золотой и три серебряных. Потом в Красной Гвардии был, в командиры РККА вышел. Ни за что бы Иван, сам комсомолец с тридцать первого года, отца не опозорил. Подал Никонов заявление в партию, и приняли его единогласно.
Наступать уже не пытались. Оборонялись от немцев и кормили вшей, сами же оставались без кормежки.
Далее велено было занять позиции гусевцев-кавалеристов, у которых лошадей съели, а самих вывели через Мясной Бор. Командный пункт их полка расположился у реки Хвороза, а старые позиции, которые держали до того кавалеристы, за рекой Тосно, вправо от железной дороги, у деревни Верховье. В полку осталось несколько десятков человек. Время от времени присылали с дюжину-другую из расформированных тыловых частей, из нестроевиков второй категории, как правило, пожилых бойцов. Толку от них было мало, но рапорты посылались исправно: полк укреплен живой силой.
Надо было показать оккупантам, что мы еще вояки хоть куда и даже наступать способны. Поэтому приказа перейти к обороне 382-я дивизия, равно как и другие части 2-й ударной, не получала. Минометов уже не было, патроны выдавались поштучно, орудия стояли без снарядов. Те, кто прибывал из тыловых подразделений, пока не обессилели, таскали снаряды и патроны в цинках на себе со станций Радофинниково и Дубцы. У артиллеристов, правда, остались три лошади, но их сразу употребили в пищу. Потом стали собирать выброшенные поначалу потроха, ноги, кожу, кости… Порою давали граммы сухарей, доставленных на самолете. В болотистом лесу прокормиться трудно, это не тайга, да и скудное волховское зверье война распугала, зелень пока не появилась.
Лопаток окапываться ни у кого не было, да и рыть землю бессмысленно, потому как сразу выступала вода. Нагребали вокруг себя прошлогодних листьев, зарывались в них, лежали не шелохнувшись, ибо немец засечет и отправит на тот свет. Только шаришь осторожно вокруг. Что рука твоя ухватит, то, значит, и жуй помаленьку, авось окажется питательным.
Появились случаи самоуничтожения. Сначала одиночные самоубийства, потом сразу трое покончили с собой, из них два командира.
Комиссар Ковзун оповестил: всем, кто может ходить, собраться на командном пункте.
— Недопустимые ЧП, товарищи командиры, — сказал Ковзун. — Позор нашему полку… Надо воевать, а бойцы стреляются. Проведите разъяснительную работу.
Командир первого батальона объяснил: те, кто на это пошел, так отощали, что не могли с земли подняться, повернуться даже.
И Никонов голос подал:
— А ежели совсем дошел, идти не могу, как быть? Не сдаваться же немцам!
Комиссар Ковзун лейтенанту не ответил, с тем и отпустил всех.
Пустели боевые точки. Людей становилось меньше, а пополнения больше не прибывало. Решили организовать сменные дежурства на переднем крае. Никонов с лейтенантом Федей Голынским попеременно туда ходили. Берут двух бойцов, ручной пулемет и кочуют от одной точки к другой. Доберутся, постреляют — и к следующему месту. Оттуда тоже устраивают пальбу, создают впечатление, будто по всей линии сидят красноармейцы, а их и на сотню метров не наберется даже по одному.
Противник, конечно, проведал об этом и учинил каверзу.
А за два дня до того прибыл в полк новый помощник начальника штаба — ПНШ сокращенно. Как выяснилось в тот же вечер, вредный такой мужик. Смеркалось, тишина установилась вдруг, бывают на фронте и такие минуты. Тут он для проверки позвонил на точку правого фланга, где дежурил Гончарук, связист из Ивановой роты. Чем-то ответ его ПНШ не показался, не уставной вроде ответ.
— Никонов, — приказывает ротному, — немедленно смени Гончарука! Он, такой-сякой, разговаривать со старшими не умеет… Снять его с дежурства!
Иван с Гончаруком с первых дней воевал, боец хоть куда, обстрелянный до невозможности, лучшего не сыскать. А помначштаба придира тыловая, необстрелянная. Хотел Иван начальнику штаба вякнуть, но старого перевели от них, а нового не прислали. Никонов к командиру полка, тот ротного не поддержал.
— Выполняй указание!
Запасных красноармейцев у Никонова не было, надо кого-то снимать с другого поста и гнать в ночь по болоту за пять километров.
Но делать нечего, снял с точки двух добрых вояк, отрядил их сменить Гончарука. А через полчаса возникла в той стороне стрельба. Завязался бой, немцы поднаперли, атаковали к ночи, чего за ними прежде не водилось. Гончарук по телефону передал: «Немцы лезут со всех сторон! Отстреливаюсь!» Иван слышал в трубке, как частят автоматы. Потом невежливый Гончарук, который помначштаба не потрафил, вдруг крикнул: «Патроны кончились!.. Погибаю, товарищ командир!»
Стрельба прекратилась. Никонов тяжело вздохнул и сообщил в штаб, что снимать с дежурства некого, так как красноармеец Гончарук героически погиб в бою за Родину.
Под утро вызвал Никонова комполка и говорит:
— Ты у нас, ротный, человек бывалый, даю тебе особое задание. Собери своих бойцов да возьми еще больных из санчасти, отправишься с ними на край болота. Туда ушла дивизионная разведка, будешь действовать вместе с ней.
— А больные мне на кой ферт? — спросил Никонов.
— Для численности, — ответил командир полка. — Ежели что, голосом тебе помогут, «ура» там покричат или немцев на себя отвлекут. Изобразят, одним словом, живую силу.
Подкрепили Ивана еще лейтенантом Киселем из новеньких, из своих он взял двоих да четырех больных из санчасти. Эти вообще были без винтовок, но куда денешься, если их в твою «живую силу» определили. Собрались вместе и пошли на край болота. Через какое-то время стало рассветать, и тогда рассмотрели: человек движется навстречу. Остановились, вгляделись, вроде наш. И незнакомец встал, потом опять двинулся. Тут и увидели, что это их Петряков, один, без Самарина.
— Фашистов там, товарищ командир, — сообщил Петряков, — видимо-невидимо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
В конце марта прибыл представитель Ставки, фамилии его Никонов не узнал, сказали, мол, засекреченный товарищ. Собрал этот тайный представитель всех уцелевших от предыдущих боев командиров и сообщил, что коридор немцы перекрыли и, значит, дерутся они в окружении, не зная, что за спинами их находятся уже немцы. На других фронтах тоже сложилась трудная обстановка. Потому никаких подкреплений для них не будет, надо обходиться собственными силами, но стоять насмерть, умереть в бою, ни в коем случае не сдаваться на милость врагу.
Потом объявил: «Кто хочет умереть коммунистом, подавайте заявление». Иван Никонов вспомнил, как всегда последний патрон оставлял для себя, плен лейтенант считал изменой Родине, живым сдаться противнику и не помышлял. Отец его за первую германскую войну получил весь набор Георгиевских крестов — один золотой и три серебряных. Потом в Красной Гвардии был, в командиры РККА вышел. Ни за что бы Иван, сам комсомолец с тридцать первого года, отца не опозорил. Подал Никонов заявление в партию, и приняли его единогласно.
Наступать уже не пытались. Оборонялись от немцев и кормили вшей, сами же оставались без кормежки.
Далее велено было занять позиции гусевцев-кавалеристов, у которых лошадей съели, а самих вывели через Мясной Бор. Командный пункт их полка расположился у реки Хвороза, а старые позиции, которые держали до того кавалеристы, за рекой Тосно, вправо от железной дороги, у деревни Верховье. В полку осталось несколько десятков человек. Время от времени присылали с дюжину-другую из расформированных тыловых частей, из нестроевиков второй категории, как правило, пожилых бойцов. Толку от них было мало, но рапорты посылались исправно: полк укреплен живой силой.
Надо было показать оккупантам, что мы еще вояки хоть куда и даже наступать способны. Поэтому приказа перейти к обороне 382-я дивизия, равно как и другие части 2-й ударной, не получала. Минометов уже не было, патроны выдавались поштучно, орудия стояли без снарядов. Те, кто прибывал из тыловых подразделений, пока не обессилели, таскали снаряды и патроны в цинках на себе со станций Радофинниково и Дубцы. У артиллеристов, правда, остались три лошади, но их сразу употребили в пищу. Потом стали собирать выброшенные поначалу потроха, ноги, кожу, кости… Порою давали граммы сухарей, доставленных на самолете. В болотистом лесу прокормиться трудно, это не тайга, да и скудное волховское зверье война распугала, зелень пока не появилась.
Лопаток окапываться ни у кого не было, да и рыть землю бессмысленно, потому как сразу выступала вода. Нагребали вокруг себя прошлогодних листьев, зарывались в них, лежали не шелохнувшись, ибо немец засечет и отправит на тот свет. Только шаришь осторожно вокруг. Что рука твоя ухватит, то, значит, и жуй помаленьку, авось окажется питательным.
Появились случаи самоуничтожения. Сначала одиночные самоубийства, потом сразу трое покончили с собой, из них два командира.
Комиссар Ковзун оповестил: всем, кто может ходить, собраться на командном пункте.
— Недопустимые ЧП, товарищи командиры, — сказал Ковзун. — Позор нашему полку… Надо воевать, а бойцы стреляются. Проведите разъяснительную работу.
Командир первого батальона объяснил: те, кто на это пошел, так отощали, что не могли с земли подняться, повернуться даже.
И Никонов голос подал:
— А ежели совсем дошел, идти не могу, как быть? Не сдаваться же немцам!
Комиссар Ковзун лейтенанту не ответил, с тем и отпустил всех.
Пустели боевые точки. Людей становилось меньше, а пополнения больше не прибывало. Решили организовать сменные дежурства на переднем крае. Никонов с лейтенантом Федей Голынским попеременно туда ходили. Берут двух бойцов, ручной пулемет и кочуют от одной точки к другой. Доберутся, постреляют — и к следующему месту. Оттуда тоже устраивают пальбу, создают впечатление, будто по всей линии сидят красноармейцы, а их и на сотню метров не наберется даже по одному.
Противник, конечно, проведал об этом и учинил каверзу.
А за два дня до того прибыл в полк новый помощник начальника штаба — ПНШ сокращенно. Как выяснилось в тот же вечер, вредный такой мужик. Смеркалось, тишина установилась вдруг, бывают на фронте и такие минуты. Тут он для проверки позвонил на точку правого фланга, где дежурил Гончарук, связист из Ивановой роты. Чем-то ответ его ПНШ не показался, не уставной вроде ответ.
— Никонов, — приказывает ротному, — немедленно смени Гончарука! Он, такой-сякой, разговаривать со старшими не умеет… Снять его с дежурства!
Иван с Гончаруком с первых дней воевал, боец хоть куда, обстрелянный до невозможности, лучшего не сыскать. А помначштаба придира тыловая, необстрелянная. Хотел Иван начальнику штаба вякнуть, но старого перевели от них, а нового не прислали. Никонов к командиру полка, тот ротного не поддержал.
— Выполняй указание!
Запасных красноармейцев у Никонова не было, надо кого-то снимать с другого поста и гнать в ночь по болоту за пять километров.
Но делать нечего, снял с точки двух добрых вояк, отрядил их сменить Гончарука. А через полчаса возникла в той стороне стрельба. Завязался бой, немцы поднаперли, атаковали к ночи, чего за ними прежде не водилось. Гончарук по телефону передал: «Немцы лезут со всех сторон! Отстреливаюсь!» Иван слышал в трубке, как частят автоматы. Потом невежливый Гончарук, который помначштаба не потрафил, вдруг крикнул: «Патроны кончились!.. Погибаю, товарищ командир!»
Стрельба прекратилась. Никонов тяжело вздохнул и сообщил в штаб, что снимать с дежурства некого, так как красноармеец Гончарук героически погиб в бою за Родину.
Под утро вызвал Никонова комполка и говорит:
— Ты у нас, ротный, человек бывалый, даю тебе особое задание. Собери своих бойцов да возьми еще больных из санчасти, отправишься с ними на край болота. Туда ушла дивизионная разведка, будешь действовать вместе с ней.
— А больные мне на кой ферт? — спросил Никонов.
— Для численности, — ответил командир полка. — Ежели что, голосом тебе помогут, «ура» там покричат или немцев на себя отвлекут. Изобразят, одним словом, живую силу.
Подкрепили Ивана еще лейтенантом Киселем из новеньких, из своих он взял двоих да четырех больных из санчасти. Эти вообще были без винтовок, но куда денешься, если их в твою «живую силу» определили. Собрались вместе и пошли на край болота. Через какое-то время стало рассветать, и тогда рассмотрели: человек движется навстречу. Остановились, вгляделись, вроде наш. И незнакомец встал, потом опять двинулся. Тут и увидели, что это их Петряков, один, без Самарина.
— Фашистов там, товарищ командир, — сообщил Петряков, — видимо-невидимо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240