Студент-богослов не мог забыть ужасной смерти Ганса Дреббера и презрел христианский принцип всепрощения. Он жаждал мстить русским. На них, безбожников, нормы евангельской этики не распространялись.
…Четвертый день шастала группа из четырех солдат, в которую входил и Руди Пикерт, по русским тылам. Она вклинилась туда на стыке позиций 46-й и 92-й дивизий. Разведчики, попытали счастья вправо от основного маршрута, но там дело дважды срывалось, и группа, возглавляемая обер-фельдфебелем Куртом Вайсмахером, вышла на тылы дальневосточников.
В эти дни, полные боевых забот и тревог, Руди Пикерт обрел душевное равновесие, из которого так неожиданно для него самого, старого солдата, навидавшегося ужасов войны сверх меры, его выбила огненная смерть Ганса Дреббера. Теперь саксонец начинал видеть в его кончине некое жертвенное, необходимое начало. В огне, сожравшем товарища, Руди усматривал символический смысл, призванный освятить свершаемое ими, рыцарями вермахта, в этой погрязшей в неверии стране, в которой так много еще языческого, варварского, увы…
Размышляя об этом, Руди Пикерт вспоминал письмо от жены фельдфебеля, которое Вайсмахер показал ему перед выходом в тыл русских. Его Катрин писала: «Хотелось бы, чтобы у вас все поскорее кончилось, но я боюсь, что Петербург легко не сдастся… Говорят, что русские стали крепко драться. Трудно себе представить, чтобы подобный народ требовал от нас столько жертв. Надо раз и навсегда выкинуть его из мировой истории».
— У моей толстушки куриные мозги, — усмехнулся Курт, когда Руди обронил замечание о политичности мышления его супруги. — Это она пересказывает идеи своего братца Михеля, который пристроился по пропагандистской части у нашего гауляйтера под крылышком. Прежде он пописывал статейки об арийском расовом превосходстве, а теперь учит немцев, как осуществить его на практике. К сожалению, русские не читают наставлений моего умного родственника, они явно не жаждут оказаться на задворках истории и дерутся, как черти.
— Пусть бы приехал сюда и поучил нас воевать, — проговорил случившийся при разговоре Ганс Вебер. С ним и Гейнцем Адамом фельдфебель и Руди готовились отправиться в поиск.
— После войны немецкий народ воздаст должное тем, кто дрался в этих забытых богом местах, и тем, кто отсиживался в рейхе, — сказал Руди и поморщился, осознав, как напыщенно и фальшиво прозвучала его фраза.
Курт Вайсмахер рассмеялся.
— Такие, как Михель, будут нами командовать и после войны, Руди, — сказал он. — Я давно присматриваюсь к тебе, земляк, и не могу понять: ты или в самом деле святой, или… Может быть, перенес контузию, тяжелое ранение головы? С твоим умом и хорошо подвешенным языком самое место среди офицеров пропаганды, а не среди солдатни.
— Я хочу постичь дух этой священной войны, — стараясь говорить попроще, с виноватой улыбкой сказал Пикерт. — А это возможно только среди вас.
— Ты прав, товарищ, — с серьезным видом произнес Гейнц Адам и вдруг громко испортил воздух. — Понюхай, понюхай, чем она пахнет, эта свинская война!..
«Может быть, они правы, — думал сейчас Руди Пикерт, вспоминая, как хохотали до икоты ландзеры, по достоинству оценив выходку Адама, — и война эта действительно свинская… Но тогда смерть Ганса бессмысленна?! Как же так?..»
Идя на лыжах вслед за Вайсмахером, который довольно легко преодолевал зимнее бездорожье, поскольку работал прежде егерем в охотничьих угодьях Саксонии, Руди Пикерт с удивлением вдруг, поймал себя на мысли о том, что войну он ненавидит больше, нежели врагов. Он и прежде бывал смущен тем, что ему не удавалось персонифицировать то зло, которое обязаны были олицетворять русские. Руди немало повидал пленных красноармейцев и командиров, наблюдал он, как в их колоннах выявляют комиссаров и евреев, подлежащих согласно приказу фюрера расстрелу, — этим занимались зондеркоманды. Сходился Руди с ними лицом к лицу и в боевых схватках, в которых погибали его сослуживцы. Но ведь и они, немцы, отправляют на тот свет немало русских парней…
Идущий впереди Курт Вайсмахер остановился и поднял руку. Гейнц Адам и замыкавший движение группы Вебер тотчас же взяли вправо и влево, изготовились к стрельбе. А Руди приблизился к обер-фельдфебелю.
— Тропа, — шепнул Курт. — И порядком набитая… Осмотри ее, Руди, а я тебя прикрою.
Пикерт выдвинулся вперед.
Тропа была странная. Слишком узкая для автомобилей или даже конной повозки и достаточно широкая для пешеходов.
Справа донеслась приглушенная стрельба. Можно было разобрать звуки автоматных очередей, хлопанье винтовок, вот застучал пулемет, потом послышались разрывы мин.
— Наши ведут бой с русскими, — сказал Курт, когда Руди вернулся с тропы. — Попробуем устроить засаду?
Пикерт не успел ответить. Пришел непонятный звук слева. Ландзеры залегли. Из-за деревьев вылетела собачья упряжка. На длинных, узких санях, увлекаемых дюжиной псов, запряженных попарно, сидел солдат и подгонял собак непривычными для немцев криками.
Упряжка пронеслась под носом у ландзеров, не успевших сообразить, что им сделать, какое принять решение.
— In Rick unk Schick, — прошептал Курт на ухо лежавшему рядом Руди. — Все идет как следует… Это тропа для собачьих упряжек, на которых русские вывозят раненых в тыл. Парень ехал пустой. Значит, указал нам дорогу.
Вайсмахер подал знак остальным и, когда Вебер с Адамом приблизились, приказал разделиться по двое. Он с Вебером пойдет по левой стороне тропы, а Руди с Гейнцем по правой. Как только та или иная группа берет штиммефанген, все уходят восвояси.
Когда Пикерт увидел, что тропа привела их к поляне, на которой стояли брезентовые палатки, он решил: перед ними штаб русских. Стрельба, которую они слышали еще недавно в отдалении, стихла. Руди овладело приподнятое настроение, он уже не помнил о тех сомнениях, которые подбирались к нему недавно. Теперь его душу заполонил азарт охотника, почуявшего добрую добычу, с которой ждут его там, в родном батальоне. Захватить в плен и доставить в штаб русского офицера — что может быть заманчивее для такого бывалого солдата, как он!
Вместе с Гейнцем Адамом саксонец подобрался к палатке, что находилась с краю. Вокруг нее никого не было видно, если не считать часового, он топтался у входа в тамбур, сунув винтовку с примкнутым трехгранным штыком под мышку.
Руди оглянулся и глазами показал Гейнцу на часового. Адам понимающе кивнул. Роли ландзеры давно распределили. Адам снимает часового и остается у входа, страхует товарища. Пикерт проникает в помещение, берет штиммефанген и выводит его на Гейнца. Вдвоем они надежно скручивают русского и отходят в лес, где соединяются со второй группой. Если дело сработать чисто не удастся и возникнет шум, Курт с Вайсмахером открывают огонь, отвлекая на себя Иванов, дают первой группе отойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
…Четвертый день шастала группа из четырех солдат, в которую входил и Руди Пикерт, по русским тылам. Она вклинилась туда на стыке позиций 46-й и 92-й дивизий. Разведчики, попытали счастья вправо от основного маршрута, но там дело дважды срывалось, и группа, возглавляемая обер-фельдфебелем Куртом Вайсмахером, вышла на тылы дальневосточников.
В эти дни, полные боевых забот и тревог, Руди Пикерт обрел душевное равновесие, из которого так неожиданно для него самого, старого солдата, навидавшегося ужасов войны сверх меры, его выбила огненная смерть Ганса Дреббера. Теперь саксонец начинал видеть в его кончине некое жертвенное, необходимое начало. В огне, сожравшем товарища, Руди усматривал символический смысл, призванный освятить свершаемое ими, рыцарями вермахта, в этой погрязшей в неверии стране, в которой так много еще языческого, варварского, увы…
Размышляя об этом, Руди Пикерт вспоминал письмо от жены фельдфебеля, которое Вайсмахер показал ему перед выходом в тыл русских. Его Катрин писала: «Хотелось бы, чтобы у вас все поскорее кончилось, но я боюсь, что Петербург легко не сдастся… Говорят, что русские стали крепко драться. Трудно себе представить, чтобы подобный народ требовал от нас столько жертв. Надо раз и навсегда выкинуть его из мировой истории».
— У моей толстушки куриные мозги, — усмехнулся Курт, когда Руди обронил замечание о политичности мышления его супруги. — Это она пересказывает идеи своего братца Михеля, который пристроился по пропагандистской части у нашего гауляйтера под крылышком. Прежде он пописывал статейки об арийском расовом превосходстве, а теперь учит немцев, как осуществить его на практике. К сожалению, русские не читают наставлений моего умного родственника, они явно не жаждут оказаться на задворках истории и дерутся, как черти.
— Пусть бы приехал сюда и поучил нас воевать, — проговорил случившийся при разговоре Ганс Вебер. С ним и Гейнцем Адамом фельдфебель и Руди готовились отправиться в поиск.
— После войны немецкий народ воздаст должное тем, кто дрался в этих забытых богом местах, и тем, кто отсиживался в рейхе, — сказал Руди и поморщился, осознав, как напыщенно и фальшиво прозвучала его фраза.
Курт Вайсмахер рассмеялся.
— Такие, как Михель, будут нами командовать и после войны, Руди, — сказал он. — Я давно присматриваюсь к тебе, земляк, и не могу понять: ты или в самом деле святой, или… Может быть, перенес контузию, тяжелое ранение головы? С твоим умом и хорошо подвешенным языком самое место среди офицеров пропаганды, а не среди солдатни.
— Я хочу постичь дух этой священной войны, — стараясь говорить попроще, с виноватой улыбкой сказал Пикерт. — А это возможно только среди вас.
— Ты прав, товарищ, — с серьезным видом произнес Гейнц Адам и вдруг громко испортил воздух. — Понюхай, понюхай, чем она пахнет, эта свинская война!..
«Может быть, они правы, — думал сейчас Руди Пикерт, вспоминая, как хохотали до икоты ландзеры, по достоинству оценив выходку Адама, — и война эта действительно свинская… Но тогда смерть Ганса бессмысленна?! Как же так?..»
Идя на лыжах вслед за Вайсмахером, который довольно легко преодолевал зимнее бездорожье, поскольку работал прежде егерем в охотничьих угодьях Саксонии, Руди Пикерт с удивлением вдруг, поймал себя на мысли о том, что войну он ненавидит больше, нежели врагов. Он и прежде бывал смущен тем, что ему не удавалось персонифицировать то зло, которое обязаны были олицетворять русские. Руди немало повидал пленных красноармейцев и командиров, наблюдал он, как в их колоннах выявляют комиссаров и евреев, подлежащих согласно приказу фюрера расстрелу, — этим занимались зондеркоманды. Сходился Руди с ними лицом к лицу и в боевых схватках, в которых погибали его сослуживцы. Но ведь и они, немцы, отправляют на тот свет немало русских парней…
Идущий впереди Курт Вайсмахер остановился и поднял руку. Гейнц Адам и замыкавший движение группы Вебер тотчас же взяли вправо и влево, изготовились к стрельбе. А Руди приблизился к обер-фельдфебелю.
— Тропа, — шепнул Курт. — И порядком набитая… Осмотри ее, Руди, а я тебя прикрою.
Пикерт выдвинулся вперед.
Тропа была странная. Слишком узкая для автомобилей или даже конной повозки и достаточно широкая для пешеходов.
Справа донеслась приглушенная стрельба. Можно было разобрать звуки автоматных очередей, хлопанье винтовок, вот застучал пулемет, потом послышались разрывы мин.
— Наши ведут бой с русскими, — сказал Курт, когда Руди вернулся с тропы. — Попробуем устроить засаду?
Пикерт не успел ответить. Пришел непонятный звук слева. Ландзеры залегли. Из-за деревьев вылетела собачья упряжка. На длинных, узких санях, увлекаемых дюжиной псов, запряженных попарно, сидел солдат и подгонял собак непривычными для немцев криками.
Упряжка пронеслась под носом у ландзеров, не успевших сообразить, что им сделать, какое принять решение.
— In Rick unk Schick, — прошептал Курт на ухо лежавшему рядом Руди. — Все идет как следует… Это тропа для собачьих упряжек, на которых русские вывозят раненых в тыл. Парень ехал пустой. Значит, указал нам дорогу.
Вайсмахер подал знак остальным и, когда Вебер с Адамом приблизились, приказал разделиться по двое. Он с Вебером пойдет по левой стороне тропы, а Руди с Гейнцем по правой. Как только та или иная группа берет штиммефанген, все уходят восвояси.
Когда Пикерт увидел, что тропа привела их к поляне, на которой стояли брезентовые палатки, он решил: перед ними штаб русских. Стрельба, которую они слышали еще недавно в отдалении, стихла. Руди овладело приподнятое настроение, он уже не помнил о тех сомнениях, которые подбирались к нему недавно. Теперь его душу заполонил азарт охотника, почуявшего добрую добычу, с которой ждут его там, в родном батальоне. Захватить в плен и доставить в штаб русского офицера — что может быть заманчивее для такого бывалого солдата, как он!
Вместе с Гейнцем Адамом саксонец подобрался к палатке, что находилась с краю. Вокруг нее никого не было видно, если не считать часового, он топтался у входа в тамбур, сунув винтовку с примкнутым трехгранным штыком под мышку.
Руди оглянулся и глазами показал Гейнцу на часового. Адам понимающе кивнул. Роли ландзеры давно распределили. Адам снимает часового и остается у входа, страхует товарища. Пикерт проникает в помещение, берет штиммефанген и выводит его на Гейнца. Вдвоем они надежно скручивают русского и отходят в лес, где соединяются со второй группой. Если дело сработать чисто не удастся и возникнет шум, Курт с Вайсмахером открывают огонь, отвлекая на себя Иванов, дают первой группе отойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240