мы пришли в Россию, чтобы помочь славянам освободиться от еврейской деспотии, именно евреи поработили русский народ в семнадцатом году. Чтобы не случилось подобного в рейхе, мы и проводим по отношению к евреям особую политику.
А вот немец, веривший фюреру, в лагерь не попадал. У Сталина же, на которого русские едва ли не молились, верноподданные в умопомрачающем количестве сидели за колючей проволокой, если не были расстреляны до того.
Почему так поступал Сталин, а фюрер многое знал из того, о чем якобы не подозревал остальной мир, Гитлер не мог постичь, ибо беспримерная жестокость Сталина борьбой за власть давно уже не определялась.
Фюрер поверил кремлевскому тирану лишь однажды: когда Розенберг и Молотов подписали 28 сентября 1939 года Договор о границах и дружбе. Гитлеру показалось: Сталин удовлетворился половиной Польши. И 23 ноября 1939 года фюрер сказал, выступая перед генералитетом в берлинском Гранд-паласе, о том, что спокоен за положение на Востоке.
Только не прошло и недели, как начался советско-финляндский конфликт… Сталин играл не по правилам. Он как будто бы соглашался на предложенный ему фюрером раздел мира и даже предпринимал шаги, ориентируя Генеральный штаб Красной Армии на Ближний Восток в зиму 1940/41 года, об этом в Берлине было известно! Но определенного ответа от него Гитлер, предложивший СССР стать четвертым в союзе Рим — Берлин — Токио, так и не дождался, хотя в ноябре 1940 года Молотов в принципе против такой возможности не возражал. Поэтому-то Бисмарк и раздражал Гитлера своей прозорливостью. Он понимал, как прав «железный канцлер», и убеждал себя, что у него, Адольфа Гитлера, не было альтернативы, на которую мог рассчитывать Отто фон Бисмарк.
…Первого июня 1942 года фюрер приехал в украинский город Полтаву. Здесь разместился штаб группы армий «Юг», которой командовал фельдмаршал фон Бок. Гитлеру хотелось лично, находясь в войсках, увидеть, как развиваются события, предусмотренные директивой, подписанной им 5 апреля.
— Милейший фон Бок, — сказал фюрер фельдмаршалу за ужином в тесном кругу особо доверенных лиц, — на вас я возлагаю особые надежды. Если мы не возьмем до осени Майкоп и Грозный, я буду вынужден компромиссно закончить эту войну.
— Мой фюрер, — спокойно и уверенно ответил командующий, — немецкие солдаты полны решимости идти вплоть до Баку и Тегерана. А потом и дальше — в Индию.
Фюрер рассмеялся.
— Подумать только, — сказал он, подкладывая себе большой кусок торта, изображавшего Кавказские горы, — в сороковом году я предложил Индию, эту жемчужину британской короны, Сталину! Теперь он остался и без Индии, и без России…
Торт был отменного вкуса, и это обстоятельство обострило хорошее настроение Гитлера.
— Не давайте русским отходить, фон Бок, — напомнил он фельдмаршалу. — Главная задача, ваша не только в том, чтобы выйти к Волге и Каспию, но уничтожить Красную Армию, физически уничтожить, фельдмаршал. Чем больше мы убьем русских солдат в этом году, тем меньше нам придется убивать в следующем. Впрочем, я надеюсь, что уже к концу летней кампании Сталин поймет, что проиграл, и начнет переговоры о компромиссном варианте. И я пойду на него при условии, что к западу от Урала рейху не будет угрожать никакая армия.
— За минувший год русские многому научились, мой фюрер, — осторожно заметил фон Бок.
— К сожалению, — согласился Гитлер. — Но ведь и для нас истекшее время не пропало даром. Вспомните ноябрьские разговоры в прошлом году, фельдмаршал. А панические намеки на судьбу Великой армии Наполеона в декабре?.. Мне пришлось лично вмешаться в дела восточного фронта, взять на себя командование сухопутными войсками вермахта вместо струсившего Браухича, принять чрезвычайные меры против неустойчивых солдат и офицеров. И что же? Мы снова наступаем, огромные успехи в Крыму и под Харьковом, а вы сами, фон Бок, мечтаете об Индии!
44
У Марьяны Караваевой добавилось новых забот. Поначалу, когда молодая женщина поняла, как изменилась теперь для нее личная ситуация, уверилась в том, что не ошиблась, ее охватила радость, быстро сменившаяся беспокойством. Конечно, она может некоторое время скрывать беременность, пока не станет явным ее положение. А потом? Марьяна знала, что в таких случаях женщин по решению медицинской комиссии демобилизуют. Тем более, что у нее уже есть двое ребятишек.
Родить дитя от любимого — такая радость! А муж он ей или фронтовой друг, какое значение это имеет? То, что затеплилось теперь в ней, — плод необыкновенной любви. Она расцвела там, где царят разрушение и смерть. Редко кому достается такой дар, а вот им с Олегом достался.
Надо было сказать об этом кому-то, ведь довольно редкое для переднего края событие… Только вот не хотелось, чтобы подумали, будто решила она покинуть медсанбат в трудные дни, прежде чем все выйдут из окружения. Но делать нечего, необходимо кого-то поставить в известность, поскольку зародившаяся в ней жизнь делала ее, старшину медицинской службы, менее боеспособной, и воинский долг Марьяна могла в скором времени исполнять уже с некоторой недостачей.
Признаться Марьяна решила доктору Смолиной, Тамаре Николаевне, женщине надежной и не старой, двадцати девяти лет от роду.
— А что, — сказала военврач Смолина, — вполне законное дело. Когда двое любят друг друга, появляется третий.
— Не ко времени вроде, — несмело возразила Марьяна. — Сама ноги еле-еле таскаю…
— Ничего… Скоро нас выведут отсюда, тогда попросишься в госпиталь работать, там полегче. А срок подойдет — на законном основании отправишься домой.
— Только Ососкову ни слова, — попросила Караваева. — У командира и так хлопот выше головы, на меня сил уже не хватит.
— Договорились. Молчу как рыба. Пойдем глянем того лейтенанта, кого на газовую определяли.
Этого лейтенанта доставили с запущенной раной на правой голени. Ее обработали, но рана была плохая, старший хирург приказал держать на контроле. Парня разместили по возможности отдельно: газовая гангрена вещь заразная. Ногу лейтенанту смазали выше того места, где разворотил ее осколок, и перевязали не туго шелковой нитью — для контроля.
Сейчас Тамара Николаевна подошла к раненому, откинула одеяло, чтобы проверить: не отекает ли поврежденная конечность. Марьяна сразу увидела, как врезалась в тело шелковая нитка и вздохнула. Бедняга! Такой молоденький — а уже калекою… Под пальцами Смолиной, нажавшей на вздувшуюся поверхность голени, раздался характерный, такой знакомый Марьине хруст. Сомнений не было… В просторечии — «антонов огонь», для медиков — газовая гангрена. Надо ампутировать. Но Смолина такое решение в одиночку принять не могла, только консилиум из трех врачей, куда обязательно входил комбат или комиссар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240
А вот немец, веривший фюреру, в лагерь не попадал. У Сталина же, на которого русские едва ли не молились, верноподданные в умопомрачающем количестве сидели за колючей проволокой, если не были расстреляны до того.
Почему так поступал Сталин, а фюрер многое знал из того, о чем якобы не подозревал остальной мир, Гитлер не мог постичь, ибо беспримерная жестокость Сталина борьбой за власть давно уже не определялась.
Фюрер поверил кремлевскому тирану лишь однажды: когда Розенберг и Молотов подписали 28 сентября 1939 года Договор о границах и дружбе. Гитлеру показалось: Сталин удовлетворился половиной Польши. И 23 ноября 1939 года фюрер сказал, выступая перед генералитетом в берлинском Гранд-паласе, о том, что спокоен за положение на Востоке.
Только не прошло и недели, как начался советско-финляндский конфликт… Сталин играл не по правилам. Он как будто бы соглашался на предложенный ему фюрером раздел мира и даже предпринимал шаги, ориентируя Генеральный штаб Красной Армии на Ближний Восток в зиму 1940/41 года, об этом в Берлине было известно! Но определенного ответа от него Гитлер, предложивший СССР стать четвертым в союзе Рим — Берлин — Токио, так и не дождался, хотя в ноябре 1940 года Молотов в принципе против такой возможности не возражал. Поэтому-то Бисмарк и раздражал Гитлера своей прозорливостью. Он понимал, как прав «железный канцлер», и убеждал себя, что у него, Адольфа Гитлера, не было альтернативы, на которую мог рассчитывать Отто фон Бисмарк.
…Первого июня 1942 года фюрер приехал в украинский город Полтаву. Здесь разместился штаб группы армий «Юг», которой командовал фельдмаршал фон Бок. Гитлеру хотелось лично, находясь в войсках, увидеть, как развиваются события, предусмотренные директивой, подписанной им 5 апреля.
— Милейший фон Бок, — сказал фюрер фельдмаршалу за ужином в тесном кругу особо доверенных лиц, — на вас я возлагаю особые надежды. Если мы не возьмем до осени Майкоп и Грозный, я буду вынужден компромиссно закончить эту войну.
— Мой фюрер, — спокойно и уверенно ответил командующий, — немецкие солдаты полны решимости идти вплоть до Баку и Тегерана. А потом и дальше — в Индию.
Фюрер рассмеялся.
— Подумать только, — сказал он, подкладывая себе большой кусок торта, изображавшего Кавказские горы, — в сороковом году я предложил Индию, эту жемчужину британской короны, Сталину! Теперь он остался и без Индии, и без России…
Торт был отменного вкуса, и это обстоятельство обострило хорошее настроение Гитлера.
— Не давайте русским отходить, фон Бок, — напомнил он фельдмаршалу. — Главная задача, ваша не только в том, чтобы выйти к Волге и Каспию, но уничтожить Красную Армию, физически уничтожить, фельдмаршал. Чем больше мы убьем русских солдат в этом году, тем меньше нам придется убивать в следующем. Впрочем, я надеюсь, что уже к концу летней кампании Сталин поймет, что проиграл, и начнет переговоры о компромиссном варианте. И я пойду на него при условии, что к западу от Урала рейху не будет угрожать никакая армия.
— За минувший год русские многому научились, мой фюрер, — осторожно заметил фон Бок.
— К сожалению, — согласился Гитлер. — Но ведь и для нас истекшее время не пропало даром. Вспомните ноябрьские разговоры в прошлом году, фельдмаршал. А панические намеки на судьбу Великой армии Наполеона в декабре?.. Мне пришлось лично вмешаться в дела восточного фронта, взять на себя командование сухопутными войсками вермахта вместо струсившего Браухича, принять чрезвычайные меры против неустойчивых солдат и офицеров. И что же? Мы снова наступаем, огромные успехи в Крыму и под Харьковом, а вы сами, фон Бок, мечтаете об Индии!
44
У Марьяны Караваевой добавилось новых забот. Поначалу, когда молодая женщина поняла, как изменилась теперь для нее личная ситуация, уверилась в том, что не ошиблась, ее охватила радость, быстро сменившаяся беспокойством. Конечно, она может некоторое время скрывать беременность, пока не станет явным ее положение. А потом? Марьяна знала, что в таких случаях женщин по решению медицинской комиссии демобилизуют. Тем более, что у нее уже есть двое ребятишек.
Родить дитя от любимого — такая радость! А муж он ей или фронтовой друг, какое значение это имеет? То, что затеплилось теперь в ней, — плод необыкновенной любви. Она расцвела там, где царят разрушение и смерть. Редко кому достается такой дар, а вот им с Олегом достался.
Надо было сказать об этом кому-то, ведь довольно редкое для переднего края событие… Только вот не хотелось, чтобы подумали, будто решила она покинуть медсанбат в трудные дни, прежде чем все выйдут из окружения. Но делать нечего, необходимо кого-то поставить в известность, поскольку зародившаяся в ней жизнь делала ее, старшину медицинской службы, менее боеспособной, и воинский долг Марьяна могла в скором времени исполнять уже с некоторой недостачей.
Признаться Марьяна решила доктору Смолиной, Тамаре Николаевне, женщине надежной и не старой, двадцати девяти лет от роду.
— А что, — сказала военврач Смолина, — вполне законное дело. Когда двое любят друг друга, появляется третий.
— Не ко времени вроде, — несмело возразила Марьяна. — Сама ноги еле-еле таскаю…
— Ничего… Скоро нас выведут отсюда, тогда попросишься в госпиталь работать, там полегче. А срок подойдет — на законном основании отправишься домой.
— Только Ососкову ни слова, — попросила Караваева. — У командира и так хлопот выше головы, на меня сил уже не хватит.
— Договорились. Молчу как рыба. Пойдем глянем того лейтенанта, кого на газовую определяли.
Этого лейтенанта доставили с запущенной раной на правой голени. Ее обработали, но рана была плохая, старший хирург приказал держать на контроле. Парня разместили по возможности отдельно: газовая гангрена вещь заразная. Ногу лейтенанту смазали выше того места, где разворотил ее осколок, и перевязали не туго шелковой нитью — для контроля.
Сейчас Тамара Николаевна подошла к раненому, откинула одеяло, чтобы проверить: не отекает ли поврежденная конечность. Марьяна сразу увидела, как врезалась в тело шелковая нитка и вздохнула. Бедняга! Такой молоденький — а уже калекою… Под пальцами Смолиной, нажавшей на вздувшуюся поверхность голени, раздался характерный, такой знакомый Марьине хруст. Сомнений не было… В просторечии — «антонов огонь», для медиков — газовая гангрена. Надо ампутировать. Но Смолина такое решение в одиночку принять не могла, только консилиум из трех врачей, куда обязательно входил комбат или комиссар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240