— А подкрепление? — подал голос один командир.
— К утру обещают прислать, — ответил представитель штаба армии. — Но до того надо взять поселок.
Когда пришел новый ясный день, наступавших на поселок остались считанные единицы. Правда, обещанное пополнение попозже прислали. С ним пошли в атаку с правой стороны шоссе Новгород — Ленинград и снова отбили водокачку. Но больше не осилили. К вечеру атаки прекратили, новые силы тоже иссякли. Командиры полков, Красуляк и Дормидонтов, положив своих красноармейцев, решили вернуться на исходные позиции.
Они перешли речку у моста, стали подниматься на берег, и тут их выцелил немецкий пулеметчик. Дормидонтова убил наповал, а Красуляка незначительно ранил в руку.
29
У Сталина болела голова. Он вызвал Поскребышева и чай велел заварить покрепче, нежели это делалось по обыкновению. Конечно, можно было снять боль, добавив в чай коньяка, однако вождь справедливо полагал, что прием спиртного с утра вовсе не опохмеленье, а обычная пьянка, только в начале дня. Но товарищ Сталин не может не работать в такое тяжелое для страны время, как бы он себя плохо ни чувствовал. Он дотерпит до обеда и тогда может позволить себе выпить рюмку доброй русской водки, которую предпочитает любым напиткам мира. Водка так хорошо разгоняет кровь, да еще если смягчить ее горечь, запив глотком хванчкары или киндзмараули.
Спиртное вождь пил каждый день, и в праздники, и в будни. Первый раз за обедом, после шести часов пополудни. Этот обед, на котором решались судьбы страны, переходил в ужин, затягивался до полуночи и дальше. Сталин любил играть роль радушного хозяина, который щедро потчует гостей, заодно зорко наблюдая за поведением и произносимыми подвыпившими соратниками фразами.
Но вчера Сталин сам перебрал спиртного. Вождь начинал чувствовать: ему передавалась неуверенность и робость, которые постепенно охватывали того невзрачного и щуплого человека по имени Иосиф Джугашвили, живущего в сталинском незыблемом и гранитно-бронзовом могущественном обличье.
«А голова болит у товарища Сталина», — мысленно усмехнулся он, и от этого тайного остроумия ему полегчало.
Поскребышев принес заказанный чай, и Сталин, коротким кивком поблагодарив помощника, спросил:
— Что у нас с утра?
— Награждения, товарищ Сталин…
Поскребышев знал: эта часть работы для вождя самая приятная, а поскольку о головной боли товарища Сталина ему тоже было известно, то помощник и предложил начать рабочий день с рассмотрения представлений к высшим наградам. Одарять ими хороших людей Сталин любил. Тогда он физически ощущал себя Отцом миллионов винтиков, которые все вместе составляли смонтированный им, Великим конструктором, небывалый по силе и могуществу государство-механизм. Воочию представала оборотная сторона проводимой им политики обострения классовой борьбы при победившем социализме. Врагов народа, вредителей и диверсантов, инакомыслящих — к стенке и в лагерь. Тем, кто с нами, — ордена и медали. Сейчас, когда шла война, Сталин придавал наградам особо большое значение. Чтобы оперативнее осуществлялся процесс, широкие полномочия получили командующие фронтами, Военные советы, которые могли самостоятельно определять уровень награды, до Красного Знамени включительно. Ордена Ленина и Золотые Звезды Сталин распределял сам. Конечно, потом это формально закреплялось калининским указом, но без визы вождя Михаил Иванович и шагу самостоятельно сделать не мог.
Пока Сталин просматривал наградные представления, он допил чай и велел Поскребышеву принести еще. Скоро явится Василевский с бумагами… Видеть его Верховному не хотелось, ничего приятного попович сказать не может. Да, помощнички у товарища Сталина никуда не годятся, разве можно с ними по-настоящему воевать с фашистскими наглецами и тем более выиграть войну. Один Мехлис чего стоит: просрал Крым фашистам. Но Мехлиса расстреливать товарищ Сталин не захотел. Если всех расстреливать, с кем тогда ему бить немецко-фашистских оккупантов?! Всё хотят свалить на товарища Сталина, и войну тоже…
С Мехлиса он снял по два ромба и понизил в должности. Для самолюбивого Льва этого хватит. Человек он лично преданный Верховному, еще поработает на общее дело. И Главпур у него товарищ Сталин отобрал, поручил его заботам Щербакова. Саша тоже лично предан. Хотя и закладывает иногда лишнее за воротник, но кто из нас без греха, в кого бросим камень?
— Василевского сегодня на полчаса позднее, — распорядился Сталин. — Поработаю там…
Это означало, что он отдохнет в задней комнате, где располагался его второй кабинет, туда никто, кроме прислуги, не допускался.
Вчера Василевский, который вместо заболевшего Шапошникова руководил Генштабом, сообщил Верховному о том, что противник отрезал 2-ю ударную и отдельные части двух других армий. Войска Волховской группировки теперь сражаются в отрыве от основных сил фронта.
— А что же генерал Хозин? — спросил Сталин.
— Готовит одновременные удары с запада и востока, — ответил Александр Михайлович.
— Генерала Власова надо выручать, — наставительно произнес Сталин. — Мы не можем рисковать такими полководцами. Что с Ефремовым? Узнали, почему фашисты хоронили советского генерала с оркестром?
— Версия пока одна: из уважения к мужеству противника, — пожал плечами Василевский.
— Какое уважение к врагу? Что за толстовские проповеди, понимаешь? Вы забыли, что являетесь военным человеком, товарищ Василевский, а не каким-нибудь духобором. Врага надо не уважать, а уничтожать! И если оккупанты хоронят коммуниста Ефремова с отданием воинских почестей, значит, в чем-то считают его своим. Иного быть не может, товарищ Василевский! Хорошо, с этим разберется Лаврентий Павлович, он сделает это профессионально. Что еще?
— Манштейн штурмует Севастополь…
Сталин не знал, что Гитлер находится сейчас в группе армий «Юг», на месте выясняет возможности вермахта для развертывания операций «Волчанск» и «Изюм». Верховный по-прежнему находился в плену версии о грядущем наступлении группы армий «Центр» на Москву. Он спросил Василевского о судьбе окруженного кавкорпуса Белова. Новости были неутешительными, они отовсюду были такими…
В задней комнате, куда Сталин удалился со стаканом чая в руке, он подошел к сейфу и достал оттуда Ветхий Завет, добротное издание на русском языке с рисунками Гюстава Доре.
Вождь никогда не обращался к образам и примерам из иудейской и христианской мифологии, не цитировал Библию ни в выступлениях, ни в статьях. Сталин не хотел напоминать людям о том, что получил пусть и незаконченное, но духовное образование. Но оставаясь наедине с самим собой, любил рассматривать картинки, исполненные пером гениального рисовальщика, прочитывая порою тот или иной сюжет, пару-тройку крылатых, наполненных сокровенным и потаенным смыслом выражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240