— И еще два экипажа. Розы Циммерман и Марины Клюевой.
— Мне очень жаль.
— Войны без потерь не бывает. У «Гусар» — шестеро, и двое раненых.
— Женщины не должны так погибать.
— Никто не должен.
Бурцев кивнул.
— Чем вы занимались бы, если бы не стали пилотом? — спросил он через полминуты.
— Не знаю. Мама хотела, чтобы я стала прислугой. Представляете меня в фартучке и с наколкой?
— С трудом, — улыбнулся Бурцев.
— А вы? Если бы не пошли в коммандос?
— Не знаю… Я — человек, испорченный высшим образованием. Учился в Ковентри… Наверное, смог бы устроиться учителем математики. И гимнастики — as a moonlightning…
«На меня западают интеллигентные мужики» — в том, что Бурцев «запал», сомнений не было. Вел он себя более чем сдержанно, но флюиды, которые исходят от «запавшего» мужика, ни с чем не спутаешь. Правда, майора Колыванова вряд ли можно было назвать интеллигентом…
— Я ненавидела математику и логику в реальном, — призналась она. — И в летном тоже.
— Значит, у вас были плохие учителя. — Бурцев смял одноразовую тарелку и бросил ее в мусорную корзину. — Математика дисциплинирует разум.
— У нас в реальном висел портрет Ломоносова с надписью: «Математику уж затем учить надо, что она ум в порядок приводит».
— Так оно и есть.
— Я знаю одного человека, который говорил, что всех гуманитариев нужно в обязательном порядке заставить изучать математику и физику.
Бурцев кивнул.
— Это избавляет от волюнтаристских иллюзий, — подтвердил он. — Многим гуманитариям свойственно думать, будто всем станет темно, если они закроют глаза.
— Арт… тот человек примерно так же говорил.
— Ваш… друг? — поручик не привык вилять, сразу брал быка за рога.
— Мой муж, — она напряглась.
— Кто он?
«Мертвец», — от этого слова, хоть и не сказанного вслух, все внутри скорчилось и почернело. Среди всего полка «Вдов» она — настоящая вдова.
— Он офицер… Был офицером.
Бурцев потупил глаза. Прошедшее время с позавчерашнего дня перестало означать, что человек вышел в отставку.
— Пилот?
— Пехотинец. Из егерей-корниловцев.
— Вы получили «Кей-ай-эй»?
— Нет
— Тогда еще не все потеряно. — Особого оптимизма в его лице не было.
— Я надеюсь, — соврала она.
— Я… только хочу сказать… — Бурцев опустил глаза. — Что если… будет совсем плохо… Сегодня или когда-нибудь еще… Вы можете на меня рассчитывать. Во всем. Если я буду жив, конечно. Я понимаю, что сейчас это может выглядеть, как будто я влезаю в… чьи-то ботинки… Поэтому больше ничего не говорю… Кроме того, что я приду… Когда вы позовете.
— Последние новости! — откуда-то с порога закричал один из офицеров. В руке он держал пухлую пачку каких-то листов… Газет?
— Свежий «Русский Курьер», ребята! Дамы и господа!
К нему кинулись, газета пошла по рукам…
— Лучниковская портянка, — процедила Тамара.
— Лучниковская-не лучниковская, — Бурцев взял низкий старт, — а пока что это единственная газета на весь Крым… — он бросился в толпу, разрывающую «Курьер» по листику.
Вернулся он через минуту несолоно хлебавши.
— Мадемуазель, увы. Всеми номерами завладели ваши соратницы, а я — человек старомодного воспитания и драться с женщиной из-за газеты не буду.
— А из-за чего будете?
— Ни из-за чего. Еще пива? Или чего-то покрепче?
— Покрепче нам нельзя. Пива, пожалуйста…
Бурцев отошел к стойке, а в Тамару опять вцепилась Рахиль.
— На что спорим, — лукаво сказала она, — что ты сейчас подскочишь до потолка?
— Поцелуй меня в… плечо.
— Никто меня не любит! А должны бы… Делаем фокус-покус, — она достала из-за спины свернутую газету. — Раз!
Газета развернулась и легла на стол перед Тамарой.
— Два!
«Три» она не услышала. Как вернулся с пивом Бурцев — тоже не услышала. Она не услышала бы и выстрела над самым ухом — все ее внимание поглотила первая полоса газеты «Русский Курьер», на которой аршинными буквами было напечатано:
«ПОЧЕМУ МЫ ВОЮЕМ?»
А внизу — не такими аршинными:
«Капитан НЕТ» — человек, который, кажется, знает ответ"…
А между заголовком и подзаголовком, как «Цельсь!» между «Готовьсь!» и «Пли!» — две фотографии, одна отличного качества, двухлетней давности, а вторая — мерзкая, явно переведенная с видеопленки, но на обеих — одно и то же лицо, до последней морщинки знакомое, уже оплаканное лицо…
Не помня себя, Тамара перевернула страницу и пробежала глазами текст. Вернее, его начало — прочесть всю полосу она не могла, ее распирали чувства, хотелось куда-то бежать и что-то делать…
— Сударыня, я идиот, — проговорил Бурцев. — Он — ваш муж?
Последний вопрос прозвучал уже Тамаре в спину.
В здание штаба поручик Уточкина влетела со скоростью лидера гладких скачек.
— Миссис Голдберг! — крикнула она. — Ваше благородие! Рут!
— Какого черта… — Капитан Голдберг поднялась с дивана. — Уточкина, что случилось? Пожар? Боевая тревога? Я сегодня посплю или нет?
— Мэм, я прошу разрешения поехать в Бахчисарай.
Командир эскадрильи посмотрела на часы.
— Не разрешаю. Через три с половиной часа у тебя вылет, через час передадут новое задание.
— Мэм, я успею!
— Это тебе кажется. На дорогах черт-те что, ты провожкаешься все четыре часа. Разбитая бронетехника, тягачи, куча гражданских машин, патрули… Ты знаешь, что из Севастополя идет эвакуация детей? Ты знаешь, что все, у кого есть на чем ехать, спасаются из городов? И разговора быть не может.
— Мэм!
— Нет, я сказала!!! Уточкина, я все понимаю, но — нет.
«Все ты понимаешь!», — Тамара, выйдя на улицу, пнула ни в чем не повинную дверь пяткой. — «Ни хрена ты не понимаешь, проклятая фригидная дура». За эту мысль ей тут же стало стыдно, но злость была сильнее.
—Тамара! — Капитан стояла у окна, скрестив руки на груди, похожая на индейского вождя. — Телефоны, между прочим, работают.
Тамара откозыряла и побежала к столовой, возле которой находился телефон-автомат.
Длинный гудок… Сейчас… Еще один… Телефон стоит возле самой постели… Гудок… Наверное, он не в спальне. На то, чтобы дойти до телефона нужно время. Гудок… Он же не может двигаться быстро. Боже мой, я бы на пузе доползла до аппарата! Гудок… Обычно после шести гудков она вешала трубку — шести гудков как раз достаточно, чтобы услышать и добраться из любого места квартиры. Седьмой гудок… Восьмой… девятый…
Она идиотка! Арт наверняка в гарнизоне!
Снова быстрый пробег пальцев по кнопкам. На этот раз — только один гудок.
— Девяносто третий у телефона.
— Мне нужен капитан Верещагин.
— Он всем нужен, мэм.
Тамара убила бы этого остряка, если бы могла сделать это по телефону.
— Очень хорошо, позовите его.
— Не могу, мэм. В данный момент он находится в госпитале.
— В каком?
— Не могу знать, мэм.
Удавить тупую пехтуру. Какой это может быть госпиталь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199