отвоевал, прошел и Грецию, и Италию, жив остался — живи спокойно! Как, как можно вернуться в страну, которая за все рассчиталась с тобой пулей в спину? Кем надо быть, чтобы, поверив лживому пропагандистскому плакатику, дважды влезть в ту же канаву? Или вы, русские, думаете, что подставлять свою задницу ни за хрен собачий — героизм? Что за идиотская тяга к саморазрушению? Почему нужно пустить к черту свою жизнь ради какой-то химеры?
— Потому что я устал. Потому что мне надоело переходить от разведки к разведке, как засмальцованный полтинник.
— Блестяще… Сначала он говорит, что готов отвечать за свое дело головой, а потом прячется в кусты. Штабу нужен от вас не треп, ему нужно дело. Речь идет о должности командира дивизии. Вашей, Корниловской. О ситуации, когда мы полностью утратим над вами контроль. И о том, что нужно быть железно уверенными в вас.
— Десант? — без голоса выдохнул Верещагин.
— Я этого слова не произносил. Советую и вам его не произносить.
Артем вытер со лба пот.
— Господи… Флэннеган, я черт знает что подумал.
— Арт, ваш ответ! Да или нет? Назначение у меня в кармане — вы подпишете его?
— Да, — Верещагин расцепил пальцы.
Флэннеган, как козырь на зеленое сукно, бросил сложенную вдвое бумагу:
— Подписывайте.
Артем прочитал бланк. Печать кадрового управления Главштаба была настоящей. Подпись полковника Адамса он узнал.
Впрочем, в ОСВАГ сделают лучше настоящих — если надо.
Он усмехнулся краем рта, взял протянутый Флэннеганом «Паркер» и расписался в том, что принимает назначение. На стол перед ним упала офицерская книжка — новенькая, еще тугая на сгибе, где в графе «звание в настоящий момент» красовалось: ПОЛКОВНИК.
— Следуйте за мной, — сказал коммандер, сложив патент и положив его в карман.
— Куда? — спросил Арт, когда они проделали весь путь в обратном направлении и сели в машину. «Руссо-балта» со штабными номерами во дворе уже не было.
— Мы едем в гости, ваше высокоблагородие, — тон Флэннегана снова обрел непринужденную легкость. — Можно сказать, в приличный дом.
— Предупреждаете, чтобы я не сморкался в рукав?
— Было бы очень мило с вашей стороны.
— Может, мне стоило бы побриться? Переодеться в соответствующую форму?
— Нет, сейчас как раз то, что нужно.
— Что на этот раз?
— Вы поймете. Сначала я думал вам объяснить, но потом склонился в сторону вдохновенной импровизации.
Верещагин не чувствовал никакого вдохновения.
— Человеческий фактор, Артемий Павлович. Все упирается в человеческий фактор. Ничего нельзя планировать точнее, чем на восемьдесят процентов. Всегда нужно иметь в запасе как минимум два варианта, не знаешь, какой надежнее… Мой коллега господин Востоков наплодил вариантов как кроликов. Я еще не натыкался на такую развилку, где он бы не наследил. Мне у него учиться и учиться…
Он умолк, и Верещагин слегка задремал. Не то чтобы задремал даже — погрузился в какой-то транс, прерывавшийся очередным поворотом машины. Последний отрезок пути показался ему чем-то вроде порезанного и склеенного как попало фильма.
Машина покинула серпантин прибрежной трассы и свернула в одно из ущелий на двухрядку, поприветствовавшую их надписью «Privacy». Еще несколько поворотов — и дорога уперлась в ворота усадьбы. Маленький паркинг был рассчитан на машины гостей, которых пока неизвестно — то ли принять, то ли выкинуть за порог. Артем осторожно зевнул, прогоняя сон, отстегнул ремень безопасности и вышел из машины. Флэннеган уже вовсю орудовал отмычкой в замке калитки.
Этот дом явно принадлежал людям старой формации: ни видеокамер, ни охраны, ни мощных собачек… Они пересекли двор с гаражом и вошли в дом. Артем заметил какое-то движение в дальней башенке, проблеск света, но не стационарного, а скорее электрического фонарика.
Флэннеган вошел в холл, пошарил рукой, щелкнул выключателем, чертыхнулся: свет загорелся за окном, во внутреннем дворике наподобие патио, на дне бассейна. Следующее нажатие оказалось правильным: зажегся интимный такой светильничек, вмонтированный в стену. Осваговец не стал экспериментировать дальше, а сел в кресло в освещенной зоне. Сделал Артему знак занять соседнее. Верещагин отрицательно покачал головой: если и в самом деле предстоит разговор, сон нужно перетоптать. Он решил осмотреться.
В таких домах он еще не бывал. Гия Берлиани или, к примеру, сестрички Бутурлины были наследниками состояний, которое он мог бы, в принципе, сколотить годам к шестидесяти — если бы вышел в отставку, не занимался ничем, кроме бизнеса и ни разу не ошибся, вкладывая деньги. И главное — если бы захотел. Но здесь начинались деньги, которых он не то, что заработать — представить себе не мог. Одно месячное содержание этой большой усадьбы наверняка обходилось в его годовое жалованье. Нарочитая простота интерьера только подчеркивала стоимость тех немногих предметов роскоши, которые он мог бы четко признать таковыми. Может быть, белая ваза, в углу подернутая кремовым налетом двух веков и не была настоящей японской вазой из фарфора аомори, но за Шагала он прозакладывал бы голову, а «Прометей» Неизвестного был если и не подлинником, то авторской копией.
Он почувствовал спиной чье-то пристальное и враждебное внимание. Кто-то шел по галерее, стараясь шагать неслышно, но при этом астматически сопя. Верещагин позволил ему дойти до двери и только тогда медленно повернулся. Он знал, что человек, с таким сопением ступающий ночью по галерее собственного дома, неопасен. Он знал, что выглядит сейчас так, что и в мирное время мог бы напугать обывателя. Поэтому развернулся спокойно, держа руки на виду и всей позой демонстрируя безобидность.
И оказался лицом к лицу с высоким белокурым юношей, одетым в расшнурованные кроссовки и джинсовые шорты до колен. Парень не выглядел бы грозным, если бы не одно «но»: в руках у него был «саваж-300» и целился он Артему в грудь.
— Молодой человек, — подал голос из кресла Флэннеган, — пожалуйста, опустите оружие. Мы не представляем никакой угрозы. Вот мои документы, — он бросил на журнальный столик свою «корочку». — Арт, достаньте офицерскую книжку.
Увидев, что совершивших вторжение людей двое, парнишка слегка растерялся. Он потянулся было к документам, но это означало отказаться от оружия: он не смог бы стрелять из «саважа» с одной руки.
— Мы окружены, коммандер, — сказал Верещагин, оглянувшись через правое плечо.
Осваговец проследил его взгляд. Из комнаты вели три двери: одна, на веранду, была перекрыта юным защитником частной собственности, вторую загораживал старый китаец, вооруженный поварским тесаком, а третью обороняла блондинка, которая знала, как обращаться с «береттой» — во всяком случае, предохранитель был в боевом положении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199