лучше для этого страны не найти, в том смысле, что нет лучше страны, чтобы бросать все, включая мужа с дочерью. Потом она еще раз вышла замуж, за "кадиллак" последней модели. В День Матери Джесс всегда с почтением вспоминала о ней. О последней модели, разумеется. Мы все оставляем в душе небольшой уголок для нежности. Она заказала "Кровавую Мэри", которую терпеть не могла, но зато к ней в придачу полагалась всякая вкусная мелочь, выставленная около кассы. Надо заметить, что с позавчерашнего обеда у генерального консула Италии ей не представилось возможности нормально поесть. После обеда он настоял на том, чтобы проводить ее до машины, а потом, в лифте, как набросится на нее: настоящее вооруженное нападение, ни больше ни меньше. Ко всему прочему, его резиденция находилась на третьем. Он собирался успеть за два этажа. Он, верно, спутал ее с растворимым "Нескафе" в пакетиках.
Ей очень хотелось попросить стакан молока, но тут такого не подавали. У них в Швейцарии был самый высокий процент самоубийств. Впрочем, этот процент самоубийств у всех был самым высоким: в Швейцарии, в Дании, в Швеции, в Сан-Франциско. . . Показатель благосостояния. Одну вещь ей все-таки никак не удавалось постичь. Хорошо, она была согласна на спираль. Но если вы, скажем, еще ни разу, как же тогда поставить эту спираль? Прямо квадратура круга какая-то.
Она взяла свой стакан и подошла к пианисту: Эдди Вейс, из Лос-Анджелеса. Молодые американцы заполонили Европу. Weltschmerz. Sehnsucht[17]. Вьетнам. Они удирали, как молодые разъяренные бычки бегут у Бласко Ибаньеса, в его "Крови и песке".
- Как дела, Эд?
- Не знаю, Джесс. Я стараюсь не всматриваться. Этот парень за стойкой сам не свой до твоего зада. Ему только электродрели не хватает. В Америке, там грудь, а в Европе всегда почему-то ляжки. Почему?
- В Европе - другая цивилизация, Эд. У них несколько иные ценности, чем у нас. Она скрылась в туалете, чтобы исчезнуть из поля зрения, а вернувшись, обнаружила, что судьба наконец-то ей улыбнулась. У бара стоял, облокотившись на стойку, Франсуа, и она была почти уверена, что в прошлый раз вернула ему долг.
- Франсуа, я очень тороплюсь, не одолжишь мне триста франков? Он поднес палец к губам: тсс! Он слушал, как какой-то тип возмущается в телефонную трубку. Умник из разряда "чего не хватает нашей молодежи, месье, так это войны". Естественно, он говорил об искусстве:
- Нет, я умываю руки. Я не доверяю рынку. Слишком высоко, это долго не продержится. Продавайте всё. Не торгуйтесь, старина. Я сказал: продавайте. Сплавляйте всех этих Пикассо, Браков, Хартунгов и Сулажей. Дюбюффе тоже. Знаю, знаю, он поднимается очень быстро, но скоро он свернет себе шею. Купите мне что-нибудь восемнадцатого. Рисунки, неважно. . . И редкие книги. Какие? Редкие, я вам говорю. Пора залечь на дно. Наступает время надежных ценностей.
Он повесил трубку. Франсуа смотрел на этого друга. Будто примерялся к его скальпу.
- Сколько ты сказала, Джесс?
- Четыреста. Я верну.
- Можешь ничего не возвращать, но и не бегай от меня. Вот, держи, здесь пятьсот. Ты ведь знаешь, я по-прежнему без ума от тебя.
- Не говори так, иначе мне обязательно придется вернуть тебе их.
- Ты сегодня газеты открывала? Жозетт Лонье арестована как девушка по вызову. Одна из самых богатых семей в Швейцарии. Ты можешь это понять?
- Думаю, она хочет быть независимой. Так, я побежала. Спасибо.
- Я тебя люблю.
- Франсуа!
- Ладно, ладно, беги. Она, как всегда, столкнулась с вращающейся дверью, выскочила наконец на улицу и остановилась в некотором замешательстве. "Белые зубы, свежее дыхание" все еще был здесь, и волосы у него были еще светлее, чем прежде, если такое возможно. В общем, совсем блондин.
- Только подумать, вы уже полчаса улыбаетесь. У вас что, судорога? Он вдруг стал очень серьезен.
- Послушайте, это вы здесь консул США, да? Я имею в виду эту табличку "КК"? Что вас так насмешило? У меня авария. Настоящая катастрофа, если хотите. Я на мели и никого здесь не знаю. Вы не могли бы меня репатриировать? Бог мой, и нет тут ничего смешного! Мне сказали, что консулы, в общем, могут репатриировать.
- Нужно обратиться в консульство и доказать им, что у вас нет средств к существованию.
- Доказать? Да им стоит только заглянуть в мой бурдюк. Там уже три дня как ни крошки не было. Я не просто голоден, я возмущен.
Они рассмеялись. Бедняга, он и в самом деле был симпатичный малый. Она достала пятьдесят франков.
- Возьмите. Она уже направилась к своему "триумфу", а он остался стоять там, где был, с деньгами в руке, и все летело к чертям. Он чувствовал Ангела у себя за спиной, как если бы тот и правда был здесь и чиркал ногтем о свою зажигалку: такие нервные, эти арабы, не то что их верблюды. Он отпустил ее еще на несколько шагов - тридцать метров, подходящее расстояние для стрельбы по мишени; девчонки, которые умеют твердо говорить "нет", как эта, от них ведь потом не отвяжешься.
- Эй! Она остановилась как вкопанная. Только этого и ждала. Он подошел. Сейчас, стреляя в упор, он при всем желании не мог промахнуться. Настоящая бойня.
- Зачем вы это делаете?
- Что? Она не оборачивалась. Затылком чувствовала опасность, бедняжка. А хуже всего, что он тоже чувствовал опасность, и, кажется, ту же самую. Сердце бешено колотилось о стенки аорты. Он приготовил свою шикарную идиотскую улыбку, но никак не мог ее нацепить. Внезапно он понял, что это было. Нехватка высоты. Он отвык. Он спустился слишком низко. Вот и результат.
- Зачем вы дали мне эти деньги? Я не это просил. Идите вы на фиг. Я вас еще не целовал, так что не за что меня благодарить.
Он не узнавал собственный голос. Он-то думал, что ломка уже прошла. Что ж, значит, он все еще мог разреветься только потому, что папа не пускает его гулять во двор и по телику нет ничего интересного?
Она обернулась:
- Не сердитесь. Вы мне их как-нибудь потом отдадите. - Она посмотрела на его лыжи и улыбнулась. - Вьетнам, значит?
- Не совсем. Скорее - объявление.
- Какое объявление?
- Ну, знаете, то, которое Кеннеди развешивал на каждом углу: "Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас, спросите, что вы можете сделать для своей страны". Когда в один прекрасный день, в семь тридцать утра, я прочитал это на стене, я тут же смотал. Так быстро и далеко, как только было возможно. Она смеялась.
- Не знаю, догадываетесь ли вы, но это очень по-американски, ваша реакция. Индивидуалистическая, как раньше говорили.
- Да, раньше. Но сейчас с этим покончено. У меня есть один приятель, который даже написал про это песню: "Прощай, Гари Купер". Помните, тот парень, что идет всегда один, никто ему не нужен, и в конце он всегда побеждает плохих. Она внимательно смотрела на него.
- Да, правда, - сказала она. - Нам следовало бы сделать ее нашим новым государственным гимном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Ей очень хотелось попросить стакан молока, но тут такого не подавали. У них в Швейцарии был самый высокий процент самоубийств. Впрочем, этот процент самоубийств у всех был самым высоким: в Швейцарии, в Дании, в Швеции, в Сан-Франциско. . . Показатель благосостояния. Одну вещь ей все-таки никак не удавалось постичь. Хорошо, она была согласна на спираль. Но если вы, скажем, еще ни разу, как же тогда поставить эту спираль? Прямо квадратура круга какая-то.
Она взяла свой стакан и подошла к пианисту: Эдди Вейс, из Лос-Анджелеса. Молодые американцы заполонили Европу. Weltschmerz. Sehnsucht[17]. Вьетнам. Они удирали, как молодые разъяренные бычки бегут у Бласко Ибаньеса, в его "Крови и песке".
- Как дела, Эд?
- Не знаю, Джесс. Я стараюсь не всматриваться. Этот парень за стойкой сам не свой до твоего зада. Ему только электродрели не хватает. В Америке, там грудь, а в Европе всегда почему-то ляжки. Почему?
- В Европе - другая цивилизация, Эд. У них несколько иные ценности, чем у нас. Она скрылась в туалете, чтобы исчезнуть из поля зрения, а вернувшись, обнаружила, что судьба наконец-то ей улыбнулась. У бара стоял, облокотившись на стойку, Франсуа, и она была почти уверена, что в прошлый раз вернула ему долг.
- Франсуа, я очень тороплюсь, не одолжишь мне триста франков? Он поднес палец к губам: тсс! Он слушал, как какой-то тип возмущается в телефонную трубку. Умник из разряда "чего не хватает нашей молодежи, месье, так это войны". Естественно, он говорил об искусстве:
- Нет, я умываю руки. Я не доверяю рынку. Слишком высоко, это долго не продержится. Продавайте всё. Не торгуйтесь, старина. Я сказал: продавайте. Сплавляйте всех этих Пикассо, Браков, Хартунгов и Сулажей. Дюбюффе тоже. Знаю, знаю, он поднимается очень быстро, но скоро он свернет себе шею. Купите мне что-нибудь восемнадцатого. Рисунки, неважно. . . И редкие книги. Какие? Редкие, я вам говорю. Пора залечь на дно. Наступает время надежных ценностей.
Он повесил трубку. Франсуа смотрел на этого друга. Будто примерялся к его скальпу.
- Сколько ты сказала, Джесс?
- Четыреста. Я верну.
- Можешь ничего не возвращать, но и не бегай от меня. Вот, держи, здесь пятьсот. Ты ведь знаешь, я по-прежнему без ума от тебя.
- Не говори так, иначе мне обязательно придется вернуть тебе их.
- Ты сегодня газеты открывала? Жозетт Лонье арестована как девушка по вызову. Одна из самых богатых семей в Швейцарии. Ты можешь это понять?
- Думаю, она хочет быть независимой. Так, я побежала. Спасибо.
- Я тебя люблю.
- Франсуа!
- Ладно, ладно, беги. Она, как всегда, столкнулась с вращающейся дверью, выскочила наконец на улицу и остановилась в некотором замешательстве. "Белые зубы, свежее дыхание" все еще был здесь, и волосы у него были еще светлее, чем прежде, если такое возможно. В общем, совсем блондин.
- Только подумать, вы уже полчаса улыбаетесь. У вас что, судорога? Он вдруг стал очень серьезен.
- Послушайте, это вы здесь консул США, да? Я имею в виду эту табличку "КК"? Что вас так насмешило? У меня авария. Настоящая катастрофа, если хотите. Я на мели и никого здесь не знаю. Вы не могли бы меня репатриировать? Бог мой, и нет тут ничего смешного! Мне сказали, что консулы, в общем, могут репатриировать.
- Нужно обратиться в консульство и доказать им, что у вас нет средств к существованию.
- Доказать? Да им стоит только заглянуть в мой бурдюк. Там уже три дня как ни крошки не было. Я не просто голоден, я возмущен.
Они рассмеялись. Бедняга, он и в самом деле был симпатичный малый. Она достала пятьдесят франков.
- Возьмите. Она уже направилась к своему "триумфу", а он остался стоять там, где был, с деньгами в руке, и все летело к чертям. Он чувствовал Ангела у себя за спиной, как если бы тот и правда был здесь и чиркал ногтем о свою зажигалку: такие нервные, эти арабы, не то что их верблюды. Он отпустил ее еще на несколько шагов - тридцать метров, подходящее расстояние для стрельбы по мишени; девчонки, которые умеют твердо говорить "нет", как эта, от них ведь потом не отвяжешься.
- Эй! Она остановилась как вкопанная. Только этого и ждала. Он подошел. Сейчас, стреляя в упор, он при всем желании не мог промахнуться. Настоящая бойня.
- Зачем вы это делаете?
- Что? Она не оборачивалась. Затылком чувствовала опасность, бедняжка. А хуже всего, что он тоже чувствовал опасность, и, кажется, ту же самую. Сердце бешено колотилось о стенки аорты. Он приготовил свою шикарную идиотскую улыбку, но никак не мог ее нацепить. Внезапно он понял, что это было. Нехватка высоты. Он отвык. Он спустился слишком низко. Вот и результат.
- Зачем вы дали мне эти деньги? Я не это просил. Идите вы на фиг. Я вас еще не целовал, так что не за что меня благодарить.
Он не узнавал собственный голос. Он-то думал, что ломка уже прошла. Что ж, значит, он все еще мог разреветься только потому, что папа не пускает его гулять во двор и по телику нет ничего интересного?
Она обернулась:
- Не сердитесь. Вы мне их как-нибудь потом отдадите. - Она посмотрела на его лыжи и улыбнулась. - Вьетнам, значит?
- Не совсем. Скорее - объявление.
- Какое объявление?
- Ну, знаете, то, которое Кеннеди развешивал на каждом углу: "Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас, спросите, что вы можете сделать для своей страны". Когда в один прекрасный день, в семь тридцать утра, я прочитал это на стене, я тут же смотал. Так быстро и далеко, как только было возможно. Она смеялась.
- Не знаю, догадываетесь ли вы, но это очень по-американски, ваша реакция. Индивидуалистическая, как раньше говорили.
- Да, раньше. Но сейчас с этим покончено. У меня есть один приятель, который даже написал про это песню: "Прощай, Гари Купер". Помните, тот парень, что идет всегда один, никто ему не нужен, и в конце он всегда побеждает плохих. Она внимательно смотрела на него.
- Да, правда, - сказала она. - Нам следовало бы сделать ее нашим новым государственным гимном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58