- А как насчет этого?
- В этом я бы и в монастырь согласилась!
- Еще бы!
Тут они обе засмеялись и принялись вместе бродить по магазину и перебирать вещи. Потом они направились к выходу, решив где-нибудь посидеть и вспрыснуть знакомство. Отыскав маленькое открытое кафе в тени каштанов, они устроились поудобнее и повели более обстоятельный разговор.
- В Одессу - отдыхать? - поинтересовалась Рита.
- В свадебное путешествие. Мы только что прилетели из Киева. Мы с мужем... - проговорила Маша и смущенно умолкла, не решаясь поведать о том, какого рода развлекательную программу запланировал Эдик на медовый месяц.
- Вы плакали из-за него? Или просто объелись шоколада?
- Как вы угадали? - удивилась Маша. - Так и есть. Я плакала потому, что оказалась совершенно не готова к семейной жизни... Теперь мне кажется, что от меня не останется ничего, кроме надписи...
- Какой надписи? - в свою очередь удивилась Рита.
- Да на моей могилке.
Кажется, Рита поняла её. По крайней мере, она больше ни о чем не спрашивала.
- А я в этих краях, можно сказать, в командировке, - сказала Рита, помешивая соломинкой коктейль. - Я работаю на телевидении, и мы делаем передачу о военных базах Черноморского флота и вообще о проблеме разделения вооруженных сил. Нас предупреждали, что у нас будут большие проблемы с местными военными властями...
Маше стало любопытно. Еще никогда она не встречала женщину, которая, кроме того, что носила обручальное кольцо, занималась бы такими серьезными делами.
- Ну и пришлось мне натерпеться! - продолжала Рита. - Когда я приехала из Киева, ухитрившись выбить официальное разрешение, и вся группа уже вылетела из Москвы, одна местная сволочь мужского пола начала ставить нам палки в колеса.
- Не понимаю, - сказала Маша.
- Политика, - усмехнулась Рита. - То есть это он так думает.
- Но почему же он так уперся?
- Да потому, - нетерпеливо сказала она, - что женщинам в этом мире отведено лишь получать оплеухи. А тем, кто связал себя с политикой или, упаси Бог, с телевидением - тем более...
Так они мило беседовали, и Маша даже не заметила, когда они перешли на "ты".
- Ну а ты что поделываешь? - спросила её Рита.
- Вот, вышла замуж...
- Это я уже знаю, - мягко улыбнулась Рита. - Видела, как ты орошала слезами бюстгальтеры и трусы... Я спрашиваю о том, чем ты занимаешься и вообще есть у тебя какие планы.
- Сначала были, а теперь не знаю...
- А вот это просто глупо. Замужество, как бы это сказать, вещь сомнительная во многих отношениях. Особенно, если ты в нем не очень счастлива. Заметь, прошло только две недели, как ты замужем, а уже недоумеваешь по поводу того, что с тобой происходит.
- Не знаю...
- В любом случае тебе стоит поразмыслить о том, чем заняться. Ведь что-то тебя, наверное, интересует?
Сначала робко, а потом смелее Маша принялась рассказывать о своей заветной мечте.
- Мне кажется, я бы хотела стать журналисткой... Я подала документы на журфак. Я бы хотела заниматься чем-то настоящим. Чтобы много ездить, много видеть... Там, где происходит самое главное... Может быть, даже делать репортажи о войне.
Рита с удивлением взглянула на эту девчонку, которая выскочила замуж, когда у неё ещё молоко на губах не обсохло, но слушала с искренним вниманием и заговорила только тогда, когда фонтан Машиного красноречия иссяк.
- Короче, ты бы хотела работать на телевидении? - спросила она. - В эфире?
Эти слова, произнесенные так запросто и вслух, повергли Машу в замешательство, которое тут же сменилось глубоким унынием. Мечта показалось ей совершенно нереальной. Первый раз в жизни завела об этом речь с посторонним человеком. Ничего глупее, наверное, нельзя было придумать.
- Да, на телевидении, - сказала она почти со злостью и вспыхнула. Да, в эфире!
В конце концов, почему она должна стыдиться своей мечты?!
- Ас чего ты взяла, что у тебя это получится? Не такое простое это дело.
- Я просто знаю, - твердо ответила Маша, словно уже боролась за свое место под солнцем на телевидении. - И если бы кто-то дал мне шанс, я бы это доказала.
Рита опять улыбнулась.
- Это весьма жестокий мир. И грязный. Наверное, нигде нет столько грязи, как на телевидении. Другой такой работы, пожалуй, и не сыскать. Можешь мне поверить. Мне ох сколько пришлось нахлебаться...
Маша только пожала плечами. У неё на лице по-прежнему была написана твердая решимость. Про себя же она удивлялась, до чего они могли договориться, едва познакомившись.
- Мне пора, - вдруг спохватилась она. - Я обещала встретиться с Эдиком в пять, а сейчас уже без пятнадцати!
Маша умолчала о том, что Эдик Светлов бывает весьма недоволен, когда его заставляют ждать. Она была достаточно умна и понимала, что в качестве супружницы одаривает его ласками более чем скромно - а он многого и не требует, - а потому, по крайней мере, нужно иметь совесть и стараться не доставлять ему слишком много хлопот вне постели. Так она решила для себя с первых же дней их совместной жизни.
- Ничего, подождет, - небрежно сказала Рита. - Подождет и пять минут, и даже пятнадцать. Ничего с ним не случится. Я обещаю.
Они допили коктейль, и Маша бережно спрятала в сумочку визитную карточку с телефоном, которую ей протянула Рита.
- Обязательно позвони, - сказала Рита.
- Как только приедем в Москву, - пообещала Маша.
* * *
Она возвращалась к Эдику с легким сердцем. Словно впервые в жизни почувствовала себя самостоятельным человеком. Вообще, человеком. Так, вероятно, ощущали себя целые народы, когда катапультировались из состава Союза. Неплохое сравнение, подумалось ей, журналистское. Надо бы записать. Впрочем, в действительности дело, может быть, обстояло куда серьезнее. Маша сделала свой жизненный выбор, и ещё неизвестно, к чему этот выбор мог её привести.
Эдик дожидался Машу, нетерпеливо прохаживаясь около дома. Он то и дело вытягивал шею и озирался по сторонам. Маша опаздывала на пятнадцать минут. Он ждал не столько её появления, сколько того, как она будет оправдываться.
- Маша, - строго сказал Эдик, - никогда не заставляй меня ждать. В нашей семье деньги зарабатываю я, и за все плачу тоже я.
Прошло всего две недели их медового месяца, самым ярким воспоминанием которого у Маши должно было стать несостоявшееся паломничество к ужасному Бабьему Яру, а Эдик уже раз и навсегда распределил их роли. Маше, как она это поняла, отводилась роль вечно виноватой и оправдывающейся стороны.
V
Тяжелый транспортный самолет ждал на пустынной бетонной полосе в военном аэропорту близ Грозного. Маша держала ладонь на сером цинковом гробу, который вот-вот должны были загрузить в чрево самолета. Накануне у Маши был ещё один прямой выход в эфир прямо в момент очередного обстрела боевиками российского блокпоста. Она стояла перед телекамерой и рассказывала о текущей ситуации в пекле гражданской войны, рассуждая о том, каким образом эта война может повлиять на общую политическую ситуацию в стране, на отношения России с другими кавказскими республиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110