— Привет! — сказала она, перегружая со столика-каталки на большой стол очередные сандвичи и кофе. — Отоспался?
— Вроде бы. А что, тут, в гостинице, кажись, народу прибыло?
— Не то слово, — усмехнулась Элен. — По-моему, небольшой международный конгресс собирается. Или симпозиум.
— На предмет?
— После узнаешь. Пока — кушай, что дают. И сиди спокойно, не рыпайся. Чтоб не было недоразумений. Понял?
— Чего не понять, я себе не враг.
— Это ты бабушке своей рассказывай. Уж кто-кто, а я-то знаю, что у тебя вожжа может под хвост заехать.
— Как и у тебя, кстати.
Элен улыбнулась совсем по-Хрюшкиному, то есть тепло и без подвоха, а затем вышла, оставив меня наедине с завтраком. Я не возражал. Впечатлений от вчерашнего общения с дамами мне вполне на неделю хватило бы, а голод — не тетка, неделю так просто не выдержишь, можно и сдохнуть.
Я лопал и размышлял, что ж это за «симпозиум» намечается? Неужто лидеры ультракоммунистических группировок всего мира собираются под руководством Сарториуса, чтоб обсудить, как им Мировую Революцию организовать? Нет, что-то сомнительно. Во-первых, всех леваков собирать вместе стремно — передраться могут, а во-вторых, Сарториус, по-моему, слишком богатый человек, чтоб всерьез думать насчет освобождения пролетариата. У него и в Оклахоме недвижимость есть, и в Испании, и в Италии… Нет, если б фонд О'Брайенов прибрать, то пожалуй, можно и попробовать. Но все-таки дороговато. И как это чертовы германцы в 1917 году у нас такое дело провернули всего за три миллиона марок? Что-то больно дешево.
Пожалуй, куда более вероятным делом была некая многосторонняя встреча. К примеру, по проблеме мирного дележа фонда О'Брайенов. Но ее тоже было бы трудно организовать. Приехать на слет в отель, где все конкуренты будут под контролем дона Умберто? Нет, таких дуралеев я не мог себе представить. Ни «джикеи», ни «чудоюдовцы» на это дело не пойдут. А «куракинцы», если еще толком не забыли своего князя-батюшку, могут преподнести Сорокину какой-нибудь очередной, выражаясь по-французски, «реприманд неожиданный». Нет, если переговоры и пойдут, то только на каком-нибудь нейтральном поле, где ни у кого преимуществ не будет. А такое место в нашем крепко взаимосвязанном мире найти трудно. У каждой из группировок есть друзья и соперники по всему миру. К тому же это солидное сборище не может пройти без участия казенных спецслужб, которые наверняка захотят побольше узнать о том, по какой причине собирается сходняк из ребят, которые, очень может быть, держат под контролем процентов десять всего мирового криминального бизнеса. А может, и все 20 процентов, кто их считал?
В общем, конечно, можно допустить и что-нибудь вроде двусторонних переговоров между Чудом-юдом и Сарториусом. Хотя при их возможностях, наверно, гораздо дешевле было бы провести переговоры где-нибудь в виртуальном мире, например, у меня в башке, если, конечно, с моей микросхемой все в порядке.
Трудно сидеть просто так, когда что-то затевается, а ты ни черта не знаешь. Появляется нервозность и заодно обреченность. Вроде того, как у того несчастного, которого некий феодальный государь загнал в клетку и пообещал, что называется, «решить вопрос». Ни срока не указал, ни определился толком, где будет стоять запятая в известной фразе: «Казнить нельзя помиловать».
После сожратия завтрака — именно так следует именовать мою трапезу, ибо, несмотря на все свои размышления, аппетит я не утратил — мне стало совершенно нечего делать. Осталось только ждать и на что-то надеяться. Например, на то, что через час, полтора или через пятнадцать суток сюда явится Чудо-юдо и скажет: «Пошли, разгильдяй! Ты мне обошелся в 19 миллиардов долларов, но я тебя выкупил. Специально для того, чтоб лично по стенке размазать!» Почему именно в 19 миллиардов? Потому что 37 миллиардов из фонда О'Брайенов пополам не делятся.
Через несколько минут после того, как я доел завтрак, появились Элен и Люба.
— Мы у тебя приберемся помаленьку, — объявила лже-Хрюшка.
Работали они так прытко и сосредоточенно, что ни задавать им вопросы, ни просто о чем-то болтать не хотелось. Поскольку, я думаю, насчет телекамер и микрофонов они были в курсе дела, то ничего более-менее интересного не сообщили бы. Да и судя по их серьезным мордочкам, им вовсе не хотелось проводить какой-либо разбор наших совместных ночных «полетов».
В течение пятнадцати-двадцати минут приборка была произведена, на кровати еще раз заменили белье, столик с грязной посудой куда-то укатили, в воздух
напрыскали освежитель и кондиционер врубили на полную мощность. После этого,даже не посмотрев на мою скромную персону, не говоря уже о том, чтоб улыбнуться на прощание, дамы отвалили, заперев за собой дверь.
Телевизор по-прежнему не показывал ничего, кроме немецкой порнухи, и понять хотя бы то, в какую страну меня доставили, на каком материке или острове она находится, я не мог. Ясно только, что в тропики завезли, кажется. Если, конечно, это не Абхазия или Аджария. Правда, сторожили отель какие-то мулаты в несоветском обмундировании, а кроме того, обращались ко мне по-английски. Надписи на служебных помещениях тоже были сделаны по-английски. Но это ровным счетом ничего не говорило. Чернокожих и в Абхазии целый колхоз, а по-английски теперь говорят во всех гостиницах мира
— язык, как говорится, межнационального общения. Архитектура отеля тоже ни фига подсказать не могла. На советский, правда, не очень похож — больно приличный, но фиг его знает, что у нас прежде для парткоменклатуры строили…
Прошел час, когда дверь отворилась, и на пороге появился в сопровождении двух молодцов, очень похожих на Теофила Стивенсона, некий поджарый барбудо, напоминавший повзрослевшего, но еще не состарившегося Фиделя. Правда, не в оливковой или камуфляжной форме, а в кремовых брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Знакомые черты лица просматривались, несмотря на бородищу. Я встал, поприветствовал:
— Буэнос диас, дон Умберто! — Точно, несмотря на революционную бородищу, Сергей Николаевич больше походил на «дона», чем на «компаньеро». К тому же поручиться за то, что «главный камуфляжник» не является по совместительству руководителем какой-либо семьи, входящей в «Коза Ностру» или неаполитанскую каморру, я не мог. И насчет того, что он не приобретает для нужд Мировой Революции наркоту, у меня тоже были сильные сомнения. В конце концов, еще Павка Корчагин, помнится, обещал буржуям, что они и без красноармейских сабель сдохнут — от кокаина.
— Привет, привет… Садись, не напрягайся, — отозвался Сорокин, указывая мне на стул и сам присаживаясь.
Я уселся. Сарториус, судя по всему, явился для длинного разговора, и в ногах правды не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162