Я лично такого аромата от себя не унюхивал, поскольку там, где путешествовали мы с Валетом и Ваней, пахло сыростью, плесенью, но не канализацией.
— Пепа, — спросил я, — вы меня не узнаете?
— Узнаю, — сонно ответила служанка, — вы с вашей супругой три года назад были в гостях у сеньоры Дорадо на Боливаро-Норте, а потом захватили ее в заложники вместе с Лусией Рохас и Сесаром Мендесом. А потом вы ночевали здесь, в Горном Шале, и переодевались в форму охранника. Вас зовут, кажется, Деметрио Родригес…
— Около дела, чикита, — кивнул я, — хотя меня надо называть либо Деметрио Баринов, либо Анхель Родригес.
— Хорошо, сеньор, я буду называть вас так, как вы сказали. Так вот, сеньора Дорадо сказала, что всех, кто будет приходить из канализации, надо отправлять к дону Умберто. Вы знаете дона Умберто?
— Да, только как его найти?
— Все, кто с ним приехал, сейчас собрались в подвале. Вот тут, справа, за шкафом, будет небольшая лестница. Спуститесь вниз, пройдете по коридору и зайдете в третью дверь слева. Там вам скажут, что надо делать.
Лестница оказалась очень короткой, и вела она в какой-то мирный хозяйственный подвал. Возможно, даже в винный, но убедиться в этом я не сумел. Потому что в этом слабо освещенном коридоре из-за небольшой, но плотной баррикады, сооруженной из каких-то мешков, на меня поглядели два автомата. Но тут же убрались.
— Привет, — сказал Агафон, когда я подошел ближе, — а где пацаны?
— Разминулись, — произнес я неопределенно, — может, еще придут.
— А могут и не прийти? — вякнул Налим, тоже несший тут службу. Агафон посмотрел на него с укоризной, а я просто прошел мимо в ту самую третью дверь слева.
Как говорится, знакомые все лица. Окромя тех уцелевших охранников гостиницы, которых мне не успели представить. Компаньеро Умберто Сарториус, мадемуазель Элен Шевалье, месье Пьер Клык, то есть, тьфу ты, — Князефф. Девица Потапова, то бишь Любаня. Граждане Фрол, Гребешок и Луза. Ахмед, представитель одного из братских народов Кавказа, — мне в какой-то степени, через прапрабабку Анастасию-Асият, почти что родня.
Чуть позже разглядел два новеньких блестящих чемоданчика — с компроматом и долларами, а также потертый и видавший виды вьюк группы «Пихта».
Народ был при оружии, но явно особо не ждал нападения. Точнее, может быть, и ждали, но не очень всерьез. Пост Агафона и Налима был скорее чем-то вроде подтяжек при ремне. Некоторые что-то жевали, а большинство просто сидели расслабленно и слушали задушевное пение компаньеро Умберто, бренчавшего на гитаре. Мотив был известный и весьма затертый еще с перестроечных времен гласности — «Поручик Голицын». Однако слова в этот эмигрантский шлягер были вставлены совершенно новые, так сказать, на злобу дня.
Четвертый уж месяц живем без зарплаты, И нечем кормить наших жен и детей.
Полковник Корягин, прикройте заплаты!
Майор Парамошкин, тужурку зашей!
Публика даже вроде бы подтягивала повтор двух последних строчек. Может, и раньше это песнопение слышала, стало быть.
А где-то ведь строят дворцы и палаты!
И «мерсы» лихие по трассам летят…
За нашим стаканом сидят «демократы»
И денежки наши в Женеве хранят!
Потеряна доблесть, открыты границы.
Все меньше отваги в российских войсках.
Давно уж расстрелян поручик Голицын, Корнет Оболенский сгноен в Соловках…
Недолго вам, гады, транжирить мильоны!
Для вас уже вырыт Колымский карьер.
Полковник Корягин, поднять батальоны!
Майор Парамошкин, заправь бэтээр!
Компаньеро Умберто, как я понимаю, очень хотелось бы спеть эту песню в другой аудитории. Тут его далеко не все понимали. Мулаты из охраны хотя бы. Да и мне не очень ясно было, кто такие полковник Корягин и майор Парамошкин. Опять же я догадывался, что поручика Голицына и корнета Оболенского израсходовали отнюдь не демократы. В Колымский карьер я, конечно, охотно верил, но мне туда очень не хотелось. Вообще-то я имею свойство упираться, когда меня урыть хотят. Насчет подъема батальонов — тоже весьма спорно. Поднять легко, уложить — еще проще, особенно ни за что ни про что. Да и БТР заправить по нынешним временам — недешевое дело.
— Это вы сами сочинили? — спросил я, когда Сорокин накрыл струны рукой, гася звук. Сергей Николаевич повернулся, особенно не удивившись моему приходу. Опять небось прочитал все, что надо, непосредственно с моих мозгов.
— Нет, это мне родной братишка напел в прошлом году. В подпитии, конечно, по случаю встречи. А кто сочинил, я так и не узнал. Да сам Юрка не знает, наверно. Кроме того, в данном сочинении можно признаки статьи 280 нового УК РФ найти при желании. А Юрик уже лампасы примеривает — областной военком как-никак. Поэтому, хоть ему, правда, не больно жирно живется, насчет «поднять батальоны» — это треп и ничего больше… Ладно, оставим лирику в покое. Ты что, действительно на «черном ящике» прилетел?
— А как бы я еще мог вас найти?
— Верно. Я вообще-то думал, что вы «тиграм» сдадитесь. Точнее, ты сдашься и пацанят сдашь. Уже снял тебя с довольствия.
— Придется восстанавливать, — хмыкнул я. — Если сюда «тигры» не пожалуют.
— «Тигры» не пожалуют. Их операции против нас приостановлены. Приказом здешнего главкома, президента Морено.
— Ни фига себе, «приостановлены»! — возмутился я. — Да я с Валетом и Ванькой всего пять минут назад с ними махался. Они бэтээров чуть не роту в горы пригнали, вертолеты в воздухе мотаются.
— Значит, еще приказ не дошел, — с невозмутимым спокойствием сказал Сарториус.
— Вот когда они сюда подвалят и нас месить начнут, — заметил я, — тогда, глядишь, и дойдет.
— Не переживай. — Компаньеро не рассердился. — Нас не тронут.
— Интересно, — хмыкнул я, — а с чего бы это дон Фелипе такой миролюбивый стал? Кстати, вы бы уж рассказали, Сергей Николаевич, с чего он против вас выступил. А то неудобно как-то — бегаешь, стреляешь, гранатами кидаешься — и хрен знает из-за чего.
— Начнем с того, — медленно произнес Сорокин, — что «джикеев» кто-то осведомил о твоем прилете. Причем и о том, что ты прилетел с компроматом на Сергея Сергеевича. Тем самым, который для них собирал Равалпинди. И благодаря отсутствию этого компромата на судебном процессе в Швейцарии твой отец наполовину выиграл дело…
— Кто бы мне сказал: какое? — проворчал я.
— «Джикеи», Воронцофф и Соловьев-старший решили подстраховаться на тот неудачный для них случай, если твой отец сумеет собрать весь комплекс паролей для управления фондом О'Брайенов. Включая и пресловутую «Богородицу с бриллиантами». Они затеяли судебный процесс с целью доказать, что Баринов повинен по меньшей мере в отмывании денег и хотя бы часть его капитала имеет криминальное происхождение. Если б им удалось это сделать, то твоему бате не видать фонда О'Брайенов, как своих ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
— Пепа, — спросил я, — вы меня не узнаете?
— Узнаю, — сонно ответила служанка, — вы с вашей супругой три года назад были в гостях у сеньоры Дорадо на Боливаро-Норте, а потом захватили ее в заложники вместе с Лусией Рохас и Сесаром Мендесом. А потом вы ночевали здесь, в Горном Шале, и переодевались в форму охранника. Вас зовут, кажется, Деметрио Родригес…
— Около дела, чикита, — кивнул я, — хотя меня надо называть либо Деметрио Баринов, либо Анхель Родригес.
— Хорошо, сеньор, я буду называть вас так, как вы сказали. Так вот, сеньора Дорадо сказала, что всех, кто будет приходить из канализации, надо отправлять к дону Умберто. Вы знаете дона Умберто?
— Да, только как его найти?
— Все, кто с ним приехал, сейчас собрались в подвале. Вот тут, справа, за шкафом, будет небольшая лестница. Спуститесь вниз, пройдете по коридору и зайдете в третью дверь слева. Там вам скажут, что надо делать.
Лестница оказалась очень короткой, и вела она в какой-то мирный хозяйственный подвал. Возможно, даже в винный, но убедиться в этом я не сумел. Потому что в этом слабо освещенном коридоре из-за небольшой, но плотной баррикады, сооруженной из каких-то мешков, на меня поглядели два автомата. Но тут же убрались.
— Привет, — сказал Агафон, когда я подошел ближе, — а где пацаны?
— Разминулись, — произнес я неопределенно, — может, еще придут.
— А могут и не прийти? — вякнул Налим, тоже несший тут службу. Агафон посмотрел на него с укоризной, а я просто прошел мимо в ту самую третью дверь слева.
Как говорится, знакомые все лица. Окромя тех уцелевших охранников гостиницы, которых мне не успели представить. Компаньеро Умберто Сарториус, мадемуазель Элен Шевалье, месье Пьер Клык, то есть, тьфу ты, — Князефф. Девица Потапова, то бишь Любаня. Граждане Фрол, Гребешок и Луза. Ахмед, представитель одного из братских народов Кавказа, — мне в какой-то степени, через прапрабабку Анастасию-Асият, почти что родня.
Чуть позже разглядел два новеньких блестящих чемоданчика — с компроматом и долларами, а также потертый и видавший виды вьюк группы «Пихта».
Народ был при оружии, но явно особо не ждал нападения. Точнее, может быть, и ждали, но не очень всерьез. Пост Агафона и Налима был скорее чем-то вроде подтяжек при ремне. Некоторые что-то жевали, а большинство просто сидели расслабленно и слушали задушевное пение компаньеро Умберто, бренчавшего на гитаре. Мотив был известный и весьма затертый еще с перестроечных времен гласности — «Поручик Голицын». Однако слова в этот эмигрантский шлягер были вставлены совершенно новые, так сказать, на злобу дня.
Четвертый уж месяц живем без зарплаты, И нечем кормить наших жен и детей.
Полковник Корягин, прикройте заплаты!
Майор Парамошкин, тужурку зашей!
Публика даже вроде бы подтягивала повтор двух последних строчек. Может, и раньше это песнопение слышала, стало быть.
А где-то ведь строят дворцы и палаты!
И «мерсы» лихие по трассам летят…
За нашим стаканом сидят «демократы»
И денежки наши в Женеве хранят!
Потеряна доблесть, открыты границы.
Все меньше отваги в российских войсках.
Давно уж расстрелян поручик Голицын, Корнет Оболенский сгноен в Соловках…
Недолго вам, гады, транжирить мильоны!
Для вас уже вырыт Колымский карьер.
Полковник Корягин, поднять батальоны!
Майор Парамошкин, заправь бэтээр!
Компаньеро Умберто, как я понимаю, очень хотелось бы спеть эту песню в другой аудитории. Тут его далеко не все понимали. Мулаты из охраны хотя бы. Да и мне не очень ясно было, кто такие полковник Корягин и майор Парамошкин. Опять же я догадывался, что поручика Голицына и корнета Оболенского израсходовали отнюдь не демократы. В Колымский карьер я, конечно, охотно верил, но мне туда очень не хотелось. Вообще-то я имею свойство упираться, когда меня урыть хотят. Насчет подъема батальонов — тоже весьма спорно. Поднять легко, уложить — еще проще, особенно ни за что ни про что. Да и БТР заправить по нынешним временам — недешевое дело.
— Это вы сами сочинили? — спросил я, когда Сорокин накрыл струны рукой, гася звук. Сергей Николаевич повернулся, особенно не удивившись моему приходу. Опять небось прочитал все, что надо, непосредственно с моих мозгов.
— Нет, это мне родной братишка напел в прошлом году. В подпитии, конечно, по случаю встречи. А кто сочинил, я так и не узнал. Да сам Юрка не знает, наверно. Кроме того, в данном сочинении можно признаки статьи 280 нового УК РФ найти при желании. А Юрик уже лампасы примеривает — областной военком как-никак. Поэтому, хоть ему, правда, не больно жирно живется, насчет «поднять батальоны» — это треп и ничего больше… Ладно, оставим лирику в покое. Ты что, действительно на «черном ящике» прилетел?
— А как бы я еще мог вас найти?
— Верно. Я вообще-то думал, что вы «тиграм» сдадитесь. Точнее, ты сдашься и пацанят сдашь. Уже снял тебя с довольствия.
— Придется восстанавливать, — хмыкнул я. — Если сюда «тигры» не пожалуют.
— «Тигры» не пожалуют. Их операции против нас приостановлены. Приказом здешнего главкома, президента Морено.
— Ни фига себе, «приостановлены»! — возмутился я. — Да я с Валетом и Ванькой всего пять минут назад с ними махался. Они бэтээров чуть не роту в горы пригнали, вертолеты в воздухе мотаются.
— Значит, еще приказ не дошел, — с невозмутимым спокойствием сказал Сарториус.
— Вот когда они сюда подвалят и нас месить начнут, — заметил я, — тогда, глядишь, и дойдет.
— Не переживай. — Компаньеро не рассердился. — Нас не тронут.
— Интересно, — хмыкнул я, — а с чего бы это дон Фелипе такой миролюбивый стал? Кстати, вы бы уж рассказали, Сергей Николаевич, с чего он против вас выступил. А то неудобно как-то — бегаешь, стреляешь, гранатами кидаешься — и хрен знает из-за чего.
— Начнем с того, — медленно произнес Сорокин, — что «джикеев» кто-то осведомил о твоем прилете. Причем и о том, что ты прилетел с компроматом на Сергея Сергеевича. Тем самым, который для них собирал Равалпинди. И благодаря отсутствию этого компромата на судебном процессе в Швейцарии твой отец наполовину выиграл дело…
— Кто бы мне сказал: какое? — проворчал я.
— «Джикеи», Воронцофф и Соловьев-старший решили подстраховаться на тот неудачный для них случай, если твой отец сумеет собрать весь комплекс паролей для управления фондом О'Брайенов. Включая и пресловутую «Богородицу с бриллиантами». Они затеяли судебный процесс с целью доказать, что Баринов повинен по меньшей мере в отмывании денег и хотя бы часть его капитала имеет криминальное происхождение. Если б им удалось это сделать, то твоему бате не видать фонда О'Брайенов, как своих ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162