В него-то, воспользовавшись припрятанным под порожком винтовым ключом, и вселились беглецы.
Вот и образовался у них этот самый пресловутый рай в шалаше. Высидеть в вагончике, раскалявшемся на солнце до температуры адской сковороды, удавалось часов до десяти утра. Спасаясь от пекла, новоявленные Адам и Ева обнаружили в окрестностях настоящие райские кущи — маленький зелёный островок посреди ставка. Погрузив на объёмистую резиновую камеру скудную провизию и питьевую воду, они утром отчаливали от берега, а вечером возвращались обратно, посвежевшие, изголодавшиеся и по-прежнему влюблённые.
Так продолжалось, пока не наступил момент расплаты за столь беззаботное поведение.
* * *
Это произошло, кажется, на пятый день привольного дикарского существования. В запасе имелись две пачки печенья, банка скудного завтрака туриста и никаких позитивных взглядов на будущее. Ещё, правда, оставалась смутная надежда неизвестно на что. Та самая, которая умирает последней, иногда» уже после того, как отлетает в мир иной душа, в которой теплилась эта самая надежда.
Влюблённые, конечно, ни о чем плохом не думали.
Жевали консервированное месиво, заедая его влажным печеньем и запивая тёплой водицей из пластиковой бутыли. Светило, набирая силу, солнце; мелькали над ставком быстрокрылые пичуги, изредка гудели на далёком шоссе невидимые машины. Тишь да гладь — обманчивое затишье перед изгнанием из рая.
Хоронясь на островке от вездесущих раколовов и рыбаков, Саня с Ксюхой облюбовали небольшую ложбинку, затенённую мягко шуршащими камышами. Протоптанную сюда тропку Саня маскировал с такой звериной хитростью, что со стороны никто не догадывался о том, что на островке можно полюбоваться парочкой в костюмах Адама и Евы. Но если созерцание голого Сани вряд ли вызвало бы особый ажиотаж, то у его молодой жены было на что посмотреть, хотя все это, загорелое и упругое, как раз надёжно скрывалось от посторонних глаз. Оставались, правда, птицы и прибрежные лягушки, к которым Саня тоже ревновал, но в меру.
— Ну, что будем делать дальше? — спросил он, когда понял, что со стенок консервной банки соскребать больше нечего. Вид у него был такой хмурый, словно он подозревал Ксюху в том, что она знает ответ, но сообщать не торопится.
— Блин! Ты глава семьи или я?
Стопятидесятидевятисантиметровый глава семьи неодобрительно засопел. С женщинами трудно обсуждать серьёзные проблемы. Они только и знают, что перекладывать ответственность на чужие плечи.
Для Сани это был почти непосильный груз. Он понятия не имел, как возвращаться в суровую действительность, что говорить родителям и как исправлять положение.
— На печенье особенно не налегай, — рассудительно сказал он, неодобрительно покосившись на беззаботную Ксюху. — Вечером сильнее жрать хочется.
— Мне и сейчас хочется, — вздохнула она. — Не боишься, что умру от истощения?
Саня окинул критическим взглядом её золотистую фигуру и нахально заявил:
— Диета только пойдёт тебе на пользу. У тебя будет идеальный вес. Ни капли лишнего жира.
— Лишнего жира? — возмутилась Ксюха. — От меня скоро только кожа да кости останутся! Уже все ребра пересчитать можно. Вот, полюбуйся!
Она выпрямилась и сильно втянула живот, иллюстрируя сказанное, но Саню это не разжалобило.
— Тоже мне, музейный экспонат! — фыркнул он.
— Раньше ты говорил, что наглядеться на меня не можешь…
— Ха, раньше! — Не удовлетворившись на этот раз смешком, Саня ещё и притворно зевнул.
— Ах, та-а-к! — угрожающе протянула Ксюха.
Она, как дикая кошка, набросилась на мужа и потащила его сквозь камыши к тёплой зеленоватой воде. Он упирался, сделавшись похожим на одного из тех мальчиков, которые нагишом расхаживают по пляжу с ведёрками и лопатками. А потом оба бултыхнудись в ставок.
Вскоре Саня, совершенно не умевший плавать, вяло плескался в полуметре от крутого бережка, цепляясь за ивовые плети. Ксюха крутилась рядом, то и дело подныривая под него. Саня боялся щекотки почти так же сильно, как глубины.
— Прекрати, — сердито приговаривал он всякий раз, когда Ксюха возникала на поверхности, попробовав на ощупь его маленькие пятки.
— Скажи, что ты меня любишь, тогда отстану.
— Как же, разогнался! Вымогательница!
— Тогда держись!
Ксюха, взбрыкнув длинными ногами, опять погрузилась в воду, а Саня заранее начал суетиться и дёргаться, окончательно растеряв весь свой важный вид, с которым многие низкорослые мужчины взирают на жизнь. Однако оказалось, что щекотка — не самое страшное, чего ему следовало опасаться в этот момент.
Неожиданно в поле его зрения возник смуглый пацанёнок, телосложением не намного отставший от него самого. Всем своим наглым видом он выражал заинтересованность разыгравшейся перед ним сценой. При этом пацанёнок лениво и вальяжно покачивался на сверкающей от воды чёрной камере, в которой Саня моментально опознал свою собственную.
В руках малолетка держал блеклый полиэтиленовый пакет, в котором хранилось скудное барахлишко молодожёнов.
— Греби сюда, — строго велел Саня, стараясь не обнаружить свою растерянность. И совсем уж нелогично добавил:
— Я вот сейчас тебе уши пообрываю!
Пацанёнок, продолжая дрейфовать на расстоянии, посмотрел на него, как на полного идиота.
Не сводя с воришки полных ненависти глаз, Саня услышал, как за его спиной с фырканьем вынырнула Ксюха. Её лицо было закрыто мокрыми волосами, и она не сразу разобралась в ситуации:
— Никакой реакции… Я стараюсь, стараюсь…
— А ты его за писюн дёрни, — порекомендовал искушённый пацанёнок.
— Это ещё кто?
Ксюха отбросила волосы с глаз и непонимающе уставилась на советчика. Он глумливо засмеялся, отплыл метров на пять подальше и крикнул без всякого уважения к старшим:
— Ныряешь, как утка. Утка-проститутка.
Ксюха внезапно оттолкнулась от вязкого дна и взбудоражила гладкую поверхность ставка резкими сажёнками, намереваясь настичь обидчика и вплотную заняться его ушами. Пацанёнок с равноценной энергией стал удаляться от островка. Переводя дух, Ксюха зависла в воде и вкрадчиво предложила:
— Верни вещи. Дам печенья, сигарет.
— А все туточки, — самодовольно сообщил тинейджер. — С твоими трусами, утка.
Ксюха незаметно гребла в его сторону, но и он шевелил ладошками, отводя резиновое судёнышко на безопасное расстояние. Руки и ноги у девушки начали уставать. Хотя трудно было сохранять хорошую мину при такой плохой игре, она попыталась беззаботно улыбнуться. Спросила:
— Сотню хочешь?
— А где она у тебя? — хитро прищурился пацанёнок. — В одном интересном месте?
За спиной Ксюхи тут же раздалось отчаянное бултыхание. Это Саня, заслышавший про анатомические подробности жены, отважно отцепился от ивняка и отчалил от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Вот и образовался у них этот самый пресловутый рай в шалаше. Высидеть в вагончике, раскалявшемся на солнце до температуры адской сковороды, удавалось часов до десяти утра. Спасаясь от пекла, новоявленные Адам и Ева обнаружили в окрестностях настоящие райские кущи — маленький зелёный островок посреди ставка. Погрузив на объёмистую резиновую камеру скудную провизию и питьевую воду, они утром отчаливали от берега, а вечером возвращались обратно, посвежевшие, изголодавшиеся и по-прежнему влюблённые.
Так продолжалось, пока не наступил момент расплаты за столь беззаботное поведение.
* * *
Это произошло, кажется, на пятый день привольного дикарского существования. В запасе имелись две пачки печенья, банка скудного завтрака туриста и никаких позитивных взглядов на будущее. Ещё, правда, оставалась смутная надежда неизвестно на что. Та самая, которая умирает последней, иногда» уже после того, как отлетает в мир иной душа, в которой теплилась эта самая надежда.
Влюблённые, конечно, ни о чем плохом не думали.
Жевали консервированное месиво, заедая его влажным печеньем и запивая тёплой водицей из пластиковой бутыли. Светило, набирая силу, солнце; мелькали над ставком быстрокрылые пичуги, изредка гудели на далёком шоссе невидимые машины. Тишь да гладь — обманчивое затишье перед изгнанием из рая.
Хоронясь на островке от вездесущих раколовов и рыбаков, Саня с Ксюхой облюбовали небольшую ложбинку, затенённую мягко шуршащими камышами. Протоптанную сюда тропку Саня маскировал с такой звериной хитростью, что со стороны никто не догадывался о том, что на островке можно полюбоваться парочкой в костюмах Адама и Евы. Но если созерцание голого Сани вряд ли вызвало бы особый ажиотаж, то у его молодой жены было на что посмотреть, хотя все это, загорелое и упругое, как раз надёжно скрывалось от посторонних глаз. Оставались, правда, птицы и прибрежные лягушки, к которым Саня тоже ревновал, но в меру.
— Ну, что будем делать дальше? — спросил он, когда понял, что со стенок консервной банки соскребать больше нечего. Вид у него был такой хмурый, словно он подозревал Ксюху в том, что она знает ответ, но сообщать не торопится.
— Блин! Ты глава семьи или я?
Стопятидесятидевятисантиметровый глава семьи неодобрительно засопел. С женщинами трудно обсуждать серьёзные проблемы. Они только и знают, что перекладывать ответственность на чужие плечи.
Для Сани это был почти непосильный груз. Он понятия не имел, как возвращаться в суровую действительность, что говорить родителям и как исправлять положение.
— На печенье особенно не налегай, — рассудительно сказал он, неодобрительно покосившись на беззаботную Ксюху. — Вечером сильнее жрать хочется.
— Мне и сейчас хочется, — вздохнула она. — Не боишься, что умру от истощения?
Саня окинул критическим взглядом её золотистую фигуру и нахально заявил:
— Диета только пойдёт тебе на пользу. У тебя будет идеальный вес. Ни капли лишнего жира.
— Лишнего жира? — возмутилась Ксюха. — От меня скоро только кожа да кости останутся! Уже все ребра пересчитать можно. Вот, полюбуйся!
Она выпрямилась и сильно втянула живот, иллюстрируя сказанное, но Саню это не разжалобило.
— Тоже мне, музейный экспонат! — фыркнул он.
— Раньше ты говорил, что наглядеться на меня не можешь…
— Ха, раньше! — Не удовлетворившись на этот раз смешком, Саня ещё и притворно зевнул.
— Ах, та-а-к! — угрожающе протянула Ксюха.
Она, как дикая кошка, набросилась на мужа и потащила его сквозь камыши к тёплой зеленоватой воде. Он упирался, сделавшись похожим на одного из тех мальчиков, которые нагишом расхаживают по пляжу с ведёрками и лопатками. А потом оба бултыхнудись в ставок.
Вскоре Саня, совершенно не умевший плавать, вяло плескался в полуметре от крутого бережка, цепляясь за ивовые плети. Ксюха крутилась рядом, то и дело подныривая под него. Саня боялся щекотки почти так же сильно, как глубины.
— Прекрати, — сердито приговаривал он всякий раз, когда Ксюха возникала на поверхности, попробовав на ощупь его маленькие пятки.
— Скажи, что ты меня любишь, тогда отстану.
— Как же, разогнался! Вымогательница!
— Тогда держись!
Ксюха, взбрыкнув длинными ногами, опять погрузилась в воду, а Саня заранее начал суетиться и дёргаться, окончательно растеряв весь свой важный вид, с которым многие низкорослые мужчины взирают на жизнь. Однако оказалось, что щекотка — не самое страшное, чего ему следовало опасаться в этот момент.
Неожиданно в поле его зрения возник смуглый пацанёнок, телосложением не намного отставший от него самого. Всем своим наглым видом он выражал заинтересованность разыгравшейся перед ним сценой. При этом пацанёнок лениво и вальяжно покачивался на сверкающей от воды чёрной камере, в которой Саня моментально опознал свою собственную.
В руках малолетка держал блеклый полиэтиленовый пакет, в котором хранилось скудное барахлишко молодожёнов.
— Греби сюда, — строго велел Саня, стараясь не обнаружить свою растерянность. И совсем уж нелогично добавил:
— Я вот сейчас тебе уши пообрываю!
Пацанёнок, продолжая дрейфовать на расстоянии, посмотрел на него, как на полного идиота.
Не сводя с воришки полных ненависти глаз, Саня услышал, как за его спиной с фырканьем вынырнула Ксюха. Её лицо было закрыто мокрыми волосами, и она не сразу разобралась в ситуации:
— Никакой реакции… Я стараюсь, стараюсь…
— А ты его за писюн дёрни, — порекомендовал искушённый пацанёнок.
— Это ещё кто?
Ксюха отбросила волосы с глаз и непонимающе уставилась на советчика. Он глумливо засмеялся, отплыл метров на пять подальше и крикнул без всякого уважения к старшим:
— Ныряешь, как утка. Утка-проститутка.
Ксюха внезапно оттолкнулась от вязкого дна и взбудоражила гладкую поверхность ставка резкими сажёнками, намереваясь настичь обидчика и вплотную заняться его ушами. Пацанёнок с равноценной энергией стал удаляться от островка. Переводя дух, Ксюха зависла в воде и вкрадчиво предложила:
— Верни вещи. Дам печенья, сигарет.
— А все туточки, — самодовольно сообщил тинейджер. — С твоими трусами, утка.
Ксюха незаметно гребла в его сторону, но и он шевелил ладошками, отводя резиновое судёнышко на безопасное расстояние. Руки и ноги у девушки начали уставать. Хотя трудно было сохранять хорошую мину при такой плохой игре, она попыталась беззаботно улыбнуться. Спросила:
— Сотню хочешь?
— А где она у тебя? — хитро прищурился пацанёнок. — В одном интересном месте?
За спиной Ксюхи тут же раздалось отчаянное бултыхание. Это Саня, заслышавший про анатомические подробности жены, отважно отцепился от ивняка и отчалил от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100