Это любимая Ксюхина песня. Там ещё такие слова есть: «Я смотрел в эти лица и не мог им простить того, что у них нет тебя и они могут жить…»
— Саня обернулся, давая Громову возможность хорошенько разглядеть свои ненавидящие глаза, и неожиданно сказал:
— Её ведь из-за вас убили. Вместо вас. И теперь вы должны мне помочь. Обязаны.
Конечно, он был прав, этот мальчик в чересчур просторном для него свитере. Громов был у него в долгу, в неоплатном долгу, но частично погасить его имелась возможность. И он вдруг поймал себя на мысли, что ждёт того момента, когда Саня сумеет убедить его сделать то, что ему и самому не терпелось совершить.
— Допустим, я обязан тебе помочь. — Громов прищурился. — Допустим, даже соглашусь. Но чем именно я могу тебе помочь? Ты знаешь?
— У вас есть оружие? — будничным тоном спросил Саня, не отворачивая своего осунувшегося лица с лихорадочно блестящими глазами. — Есть? Почему вы молчите?
— Слушай, давай лучше на «ты», — предложил Громов, выигрывая время на поиск правильного ответа. Разумного, рассудительного ответа взрослого человека, способного удержать от глупостей желторотого юнца.
— Я не могу с вами на «ты», — услышал он в ответ. — Это лишнее. Если не хотите мне помогать, то просто дайте мне оружие, научите им пользоваться, а сами уезжайте.
— С чего ты взял, что у меня есть оружие?
— У таких, как вы, оно всегда есть.
— Ты угадал, — подтвердил Громов, с трудом выдерживая ровный тон. — Есть у меня оружие. Но я тебе его не дам.
— Почему?
— Потому что таких, как ты… — Громов холодно улыбнулся и повторил, чеканя каждый слог:
— Потому что таких, как ты, всегда убивают. С оружием в руках.
Саня выпрямился. Теперь они стояли лицом к лицу, и, странное дело, Громов не замечал своего превосходства в росте.
— Значит, нет? — уточнил Саня.
— Не совсем. Я займусь этим один. Важен результат, не так ли?
Саня помотал головой:
— Не так. Совсем не так. Я пойду с вами. А потом… потом вы поможете мне… похоронить Ксюху.
На том самом острове. Ей там нравилось.
Громов опешил:
— Неужели ты хочешь?…
— Я не хочу! — зло перебил его Саня. — Ни хоронить не хочу, ни вас просить о помощи. Но без вас я не справлюсь. Вы же знаете, что я плавать не умею.
И… и силёнок маловато…
— Что ж, достаточно честно, — признал Громов, не сводя изучающего взгляда с побледневшего Саниного лица. — Тогда и я буду с тобой честен. Меня больше всего устраивает именно так — без суда и следствия. Но ты… Тебе нельзя становиться вне закона. Ты не сможешь. Сломаешься. А с меня хватит сломанных судеб!
— А я уже сломался, — тихо сказал Саня. Печально улыбнулся, развёл руками. — И вне закона оказался, потому что бомж. Натуральный. Идти мне некуда.
Ксюхи больше нет. Остальное не важно.
— Это для тебя не важно. А…
— Родные и близкие? — Саня кисло улыбнулся. — У Ксюхи — ни родителей, ни родственников… А своим скажу, что она нашла себе другого. Большого, сильного, видного. Вот вроде вас. — Он посмотрел на Громова. Его глаза превратились в оценивающие щёлочки. — Полюбила немолодого, но мужественного мужчину и сбежала с ним куда-то. Все поверят. Я же вон какой — полметра с кепкой. А она красивая. — Саня угрюмо помолчал и добавил:
— Была.
Громов вздохнул. Он видел, что этот мальчик не отступится от своего. Все равно исполнит задуманное; во всяком случае попытается. И тогда его загубленная жизнь тоже ляжет тяжким грузом на громовские плечи.
— А вот я сейчас возьму тебя в охапку и силком доставлю в ближайшее отделение, — буркнул он. — Брыкайся, не брыкайся…
Саня отступил на шаг и сказал, сверкая глазами из-под нахмуренных бровей:
— Был у меня родственник, дядя Боря, папин старший брат. Однажды его жену убили. Привязали к стулу и задушили. Вы думаете, милиция стала искать настоящих убийц? Они взяли дядю Борю и посадили.
Я читал его письма из зоны. Я не хочу писать таких писем. Лучше — что угодно, но только не это. «Я не выдержу, если меня начнут штамповать.
— Прессовать, — машинально поправил Громов, примеривая к себе оперативно-розыскную логику следователя.
Парень в бегах, в долгах. Его молодая красивая жена, которую он ревнует к каждому столбу, погибает при весьма странных обстоятельствах. Нужен милиции и прокуратуре такой «висяк»? Нет, однозначно, нет. Саню возьмут в оборот и начнут раскручивать на всю катушку. Безупречная кандидатура для интенсивной обработки в СИЗО. Следственная махина от такого заморыша мокрое место оставит. Даже если ему посчастливится вырваться из этого давильно-дробильного механизма, на волю выйдет моральный и физический калека. Нельзя Саню отдавать на растерзание милиции, никак нельзя. Значит, единственный выход — сделать вид, что ничего не было.
Никто никого не убивал. Розыск пропавшей без вести? Если Сане удастся достаточно убедительно преподнести родителям версию супружеской измены, то никакого розыска в обозримом будущем не будет.
Как и рыданий на кладбище под горестные завывания похоронного оркестра.
Исчезнет Ксюша, исчезнет стекло, пробитое пулей, и самой пули тоже не станет. Кровь на полу отмоется, кровь на громовской рубахе отстирается. Что потом? Громов не хотел далеко загадывать. Нелепая смерть девушки перечёркивала все планы. Оставалась дорога в никуда. Главное — не забыть вовремя ссадить парнишку на обочине, а уж со своим собственным курсом Громов как-нибудь разберётся. Потом.
Ничего не выражающие светло-серые глаза скользнули по мёртвому лицу девушки, переместились на такое же бледное лицо Сани. Бесстрастный голос предупредил:
— Подумай хорошенько. Ты сказал: она была. Но и ты останешься в прошедшем времени, если сделаешь этот шаг. Никогда уже не будешь прежним. Это как черта, которую переступаешь. Возможно, остановиться вовремя — разумнее. Хотя лично у меня это никогда не получается.
— Когда мы начнём? — спросил Саня, не желая прислушиваться к рассудительному голосу собеседника.
— Сегодня ночью. — Громов пожал плечами, давая понять этим жестом: ты сам сделал свой выбор.
— Тогда… тогда вы уйдите пока… Оставьте нас… меня и её… — Санино лицо некрасиво сморщилось, как у всех мужчин, собирающихся заплакать.
— Я уйду. — Громов не придал своему тону ни единой соболезнующей нотки. — Но мою рубаху, пожалуйста, не забудь возвратить.
— Рубаху? — Саня забыл о том, что секунду назад сдерживал слезы. — Вы сейчас способны думать о какой-то дешёвой рубахе?
— Почему же о дешёвой? — Громов криво улыбнулся. — Она дорога мне, как память. А Ксюшу закутай в простыню. Там, в комоде, — он показал подбородком, — есть чистая. Все понял?
— Все понял, — процедил Саня. — Вот теперь я все понял.
— Ну и прекрасно. Теперь у нас будет полное взаимопонимание.
Прежде чем шагнуть за порог, подальше от испепеляющего Саниного взгляда, Громов невольно остановился возле ходиков с круглой кошачьей мордой вместо циферблата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100