Громова отказ немного задел, сделал язвительным.
— Сам догадался, — сказал он. — У тебя выражение лица поэтическое. Сонное, унылое. Вылитый лирик.
Саня покосился на него, посмотрел вверх и опять подал голос:
— Ксюха! Поторапливайся! Оглохла, что ли?
Полная тишина. Выждав несколько секунд, Саня сердито грюкнул отодвинутым табуретом, со звоном швырнул вилку в пустую тарелку и отправился на второй этаж. Громов, неодобрительно покачав головой, отправил в рот порцию горелой картошки и неохотно захрустел ею, дивясь полному отсутствию аппетита. Над его головой раздались Санины шаги, раздражённо отбиваемые босыми пятками, а потом опять стало тихо. Слишком тихо. Громов отхлебнул из чашки полуостывший чай и тоже решительно встал из-за стола. Похоже, эту ребятню было пора брать за шкирку и везти в город силком. Никак не желали они завершать свои затянувшиеся каникулы.
А Громов спешил. Приняв решение возвращаться, он не хотел оставлять себе время на размышления.
Тем более теперь, когда рядом появилась девушка, которую ему упорно хотелось называть Ксюшей. Так, черт знает до чего можно докатиться.
Поднимаясь по лестнице, Громов прихватил старые спортивные штаны, перепачканные краской, дырявые кеды и неопределённого цвета свитер. Оставалось запихнуть во все это непризнанного гения, подогнать шлепком почитательницу его таланта и уматывать из посёлка. «Пока не поздно», — закончил про себя Громов.
Но молодые отнюдь не торопились. Саня стоял на коленях спиной к Громову и обнимал жену, а она, поваленная им на пол, как попало разметала свои длиннющие ноги и окончательно позабыла все приличия.
— Обалдели!? — рявкнул Громов. — Марш вниз!
Мы уезжаем!
И тогда Саня обернулся. В его глазах читалось такое неподдельное отчаяние, что все стало ясно ещё до того, как прозвучали слова, произнесённые усталым, безжизненным тоном:
— Поздно… Раньше надо было… Теперь все…
А крови вокруг Ксюши оказалось не так уж и много. Её впитала синяя хлопчатобумажная ткань рубашки, ставшей от этого почти чёрной. Громов перевёл взгляд на пробитое пулей окно. Трещинки весело золотились вокруг поставленной кем-то точки. Была жизнь и — закончилась. Не для всех — для Ксюши.
Жила-была красивая девочка, выросла, вышла замуж и погибла. Точка.
— Я же хотел уехать, я просто хотел уехать, — тоскливо прошептал Громов, обращаясь неизвестно к кому.
— Что вы сказали? — очень вежливо переспросил Саня. — Уехать? Куда? Как? Её же убили, разве вы не понимаете?
Делая подчёркнуто выверенные движения, словно смертельно пьяный человек, изображающий из себя трезвого, Саня осторожно опустил голову жены на пол, оправил на ней рубаху и поднялся на ноги, с явным трудом преодолевая земное притяжение. Потом он молча стоял на месте, безуспешно оттирая ладони от засохшей крови, и смотрел Громову в глаза, как будто ждал каких-то объяснений. Что ему можно было объяснить? Какими словами?
— Вот, набрось. — Громов протянул парнишке принесённые вещи.
Тот послушно натянул штаны, свитер, сунул ноги в стоптанные кеды. Все оказалось чрезмерно большим для его тщедушной фигуры, особенно большой была беда, неожиданно свалившаяся на его плечи.
Но Саня старался держаться прямо, поэтому не выглядел ни жалким, ни смешным. Впрочем, теперь было не до смеха. Шутки кончились.
— Ну что, будем милицию вызывать? — угрюмо спросил Громов.
— Зачем милицию? Они же расследовать начнут… — Саня произнёс это так зло и язвительно, словно процесс следствия казался ему совершенно неуместным в сложившейся ситуации. Наверное, точно так же прореагировал бы он на предложение пригласить к телу убитой специалистов по массажу. В его глазах милиционеры и массажисты были одинаково бессильны перед смертью, какими бы деятельными и энергичными они ни представлялись со стороны.
Понимая его состояние, Громов все же попытался переубедить парнишку… и себя заодно:
— Да, — сказал он. — Начнётся следствие. Иначе нельзя.
— Как раз нужно иначе! Не хочу я никакого следствия! Они все только запутают, перекрутят шиворот-навыворот и на этом успокоятся. А Ксюху полапают и выпотрошат как дохлую курицу! — Саня скрипнул зубами. — Зачем? Все и так ясно. Её убили. Вы мне честно скажите, не врите… За что? Кто? Вы же не зря велели нам запереться на ключ, так? Вы знали, что здесь опасно.
Громов, в прошлом один из талантливейших вербовщиков «конторы», умевший актёрствовать так, что сам Станиславский не отважился бы сказать ему «не верю», неожиданно понял, что не в состоянии лгать. Тщательно подбирая слова, он выдавил из себя:
— Я наверняка ничего не знал. Я предполагал, только предполагал…
Он скупо рассказал про насмерть перепуганную девочку, про её обезглавленного пёсика. Говорил, а сам морщился, потому что звучала история наивно и фальшиво, как сказка для маленьких. Даже имена персонажей были словно украдены из книжки про Волшебника Изумрудного Города. Надо же, почти Элли и Тотошка! А волшебник, взявшийся им помочь, был проходимцем и шарлатаном. Громов оказался точно таким же Гудвином, великим и ужасным… ужасным идиотом, вмешавшимся в события, ход которых изменился далеко не в лучшую сторону.
Можно сказать: в наихудшую из всех возможных сторон.
Как же так? Он ведь лишь выполнил две заповеди: библейскую и христианскую. Потребовал око за око, зуб за зуб. И поделился с ближним последней рубашкой. Результат налицо: мёртвая девушка, лежащая немым укором в его доме. Снова кровь, снова слезы.
Саня, правда, пока не плакал и не требовал ничьей крови. Присев возле Ксюши, он зачем-то попытался нащупать пульс на её неживом запястье. Прерывисто вздохнул. Бережно вернул руку на место. А сам остался сидеть, весь скрючившись, словно откуда-то дул только им ощутимый ледяной ветер, пронизывающий до глубины души. Не могли согреть парнишку ни громовские шмотки, ни громовские соболезнования. Не поворачивая опущенной головы, он вдруг глухо произнёс:
— Она, перед тем как наверх подняться, со мной попрощалась. Сказала: ухожу навсегда, не поминай лихом… Так меня подразнить решила. Будто с вами остаётся. А я разозлился и не попрощался. Жаль.
Громов с трудом проглотил комок в горле и негромко спросил:
— Ты как, в порядке?
— Я-то в полном порядке, — отозвался Саня механическим голосом автоответчика. — А вот Ксюха…
— Тебе придётся немного побыть одному. Пока я съезжу к ближайшему телефону.
— Никуда не надо ездить. Ни «Скорой» не надо, ни милиции, ни пожарных. — Саня немного помолчал и вдруг произнёс нараспев:
— «Пьяный врач мне сказал: тебя больше нет. Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел».
— Эй! — насторожился Громов. — Ты что?
— Не волнуйтесь, я не сошёл с ума, хотя хочется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100