Это еще не тупик. Тупик – это когда ты сдался! – подбадривал Эдика Бармин.
30
Гость Ошота Хореновича вел свой автомобиль уже в центре города, когда раздался телефонный звонок.
– Мясник! Мы нашли этого питерского в чебуречной. Он пас профессора!
– Успокойся! Я уже снял питерский вопрос с повестки дня, – спокойно ответил Мясник и уже хотел повесить трубку, но на том конце возбужденный голос продолжал:
– Ты что?! Его нельзя отпускать!
– Я же сказал тебе: вопрос снят! – процедил сквозь зубы Мясник.
– Почему?!
– Не почему, а как! – рявкнул Мясник. – Или тебе надо изложить суть метода?
– Да какой там метод! – взвыли на том конце провода. – Пять минут назад он кинул нас и смылся в нашей тачке! Ментов со всего района на уши поставил, и теперь мои люди с ГАИ разбираются, заявления пишут.
– Значит, это был не питерский! – сказал Мясник и, стиснув зубы, побледнел.
– Да нет, он! Самый натуральный! А вот какой вопрос ты снимал?
– Скульптор сам указал мне на него. Правда… – замялся Мясник, вспомнив о какой-то сявке, шантажировавшей Ошота Хореновича. – Где он сейчас?
– Не знаю! Но теперь его нельзя выпускать из города. Он выгреб у моего парня документы. Ты понимаешь?
– Ладно. Я знаю, где он может быть.
– Сделай что-нибудь! И главное, забери у него документы!
– Неужели он один всех вас?.. – усмехнулся Мясник и покачал головой. – Ай да питерский! Интересно, на кого он работает? Ладно, придется действовать культурно. Я еду к нему в гостиницу. Постараюсь опередить его. Пришли туда Цыгана.
31
В кабинет Блюма вошел человек и положил перед ним лист бумаги. Илья Борисович пробежал глазами текст и прошипел:
– Идиоты!
Однако тут же взял себя в руки и обратился к бледному Томилину.
– Финал нашей пьесы откладывается. Артисты ударились в бега. Но это ничего не меняет, потому что убежать от меня нельзя. Входов сюда много, а вот выходов – ни одного! Так уж он задуман. Как чернильница-непроливашка… – Блюм встал напротив Томилина, который сидел не шевелясь. – А пока скажите мне, зачем вы похитили Эталон? Вы что, действительно собирались его кому-то предъявить? Ради чего? Чтобы сделать наше дело достоянием гласности? Глупо! Разве вы еще не поняли, что даже упоминание об Объекте ставит человека на грань жизни и смерти? Вы подвергли всех этих людей, – Блюм обвел рукой присутствующих, – смертельной опасности… Скажите, – Блюм вернулся к столу, – как вы представляли себе путь Эталона с Объекта на Большую землю? Допустим, вы – человек способный и что-то придумали. Но все же как доставить Эталон на Материк? На самолете? Исключено! Пешком по тундре? Безумие! Наши люди – не Амундсены. На что же вы рассчитывали?! – Блюм уперся взглядом в Томилина. – Нет, вы не авантюрист! И в загашнике у вас наверняка кое-что есть! Какой-то неведомый мне путь!
Блюм подозвал врачей и что-то сказал им вполголоса.
Аптекарь поставил на стол саквояж и раскрыл его. Но его коллега оглянулся на Томилина, все так же равнодушно смотрящего перед собой, и, покачав головой, сказал вполголоса:
– Боюсь, после этого вливания он не сможет полноценно мыслить.
– Что же вы предлагаете? – Блюм раздраженно смотрел то на докторов, то на Томилина. – Мне нужно знать, по какому пути произошла утечка. А ты что скажешь? – обратился он к Аптекарю. – Повредит это Томилину?
– Очень может быть! – улыбнулся Аптекарь. – Но не стоит так переживать, шеф. Там, где не проходит химия, сгодится и физика!
– Да-да, – подтвердил Многостаночник. – Только… хм… полегче. И… не трогайте голову. Все же у него хорошие мозги: по всем тестовым проверкам он получил высшие баллы.
– Точно! У него ведь имеются еще и другие органы. Ливер, например! – хохотнул Аптекарь.
32
Метров через пятьдесят слева от беглецов открылось еще одно ответвление трубопровода. Бармин, не раздумывая, свернул туда.
Сзади, вцепившись в его куртку, едва успевал переставлять налитые тяжестью ноги Артист. Запрокинув голову, он с хрипом втягивал в себя стоячий холодный воздух. Втягивал и все равно задыхался.
Бармин тащил Артиста. Он словно и не чувствовал усталости. Его грудь стянул колючий обруч боли; сердце, работая как мощный насос, в любую секунду грозило захлебнуться, не выдержав бешеного ритма.
Наскакивая на выступы стен и раздирая при этом одежду в клочья, они уходили всё дальше во тьму. Бармин вжимал голову в плечи: ему казалось, что свод вот-вот резко снизится, и тогда он с разбегу снесет себе полголовы.
Сзади стонал Артист. Уже несколько раз он собирался упасть и умереть. Но, слыша дыхание товарища, оттягивал свою кончину еще на несколько шагов.
Артист был уверен, что их непременно догонят. Догонят и раздавят, как крыс.
Он так устал, что ему уже было все равно: убьют его сразу или отправят в Промзону на медленную смерть.
И тут перед его глазами четко обрисовалась спина Бармина на фоне красноватого сумрака. И в этом красноватом сумраке стали видны стены, полукруглый свод туннеля и матово блестящая труба.
– Свет! – прохрипел Эдик.
Забыв о боли и усталости, Бармин рванулся, увлекая за собой согнувшегося пополам Артиста, двумя руками цепляющегося за товарища.
И вдруг они остановились. Остановились, потому что бежать было некуда. Это был тупик. Труба упиралась в груду камней. Туннель закончился.
Тяжело дыша, Бармин растерянно смотрел по сторонам, надеясь найти в стене какое-нибудь отверстие. Хотя бы звериный лаз! Но стена была глухой.
Артист лег на землю, часто дыша. Если бы это могло помочь ему сейчас, он бы, пожалуй, высунул язык. Сверкая полными слез глазами, он засмеялся.
– Назад! – зарычал Бармин. – Вставай! Надо идти назад!
– Нет! Не могу! Оставь меня! Я им ничего не сделал!
– Они тебя все равно убьют!
– Ну и пусть! – закричал Артист. – Пусть! Но зато я еще немного поживу. Вот, закопаюсь здесь и поживу! А ты – уходи. У тебя еще есть силы!
Встав на четвереньки, Эдик добрался до кучи, в которую упиралась труба, и стал разгребать ее, отбрасывая щебень и откатывая крупные куски породы.
– Назад, я сказал! – взревел Бармин, наставляя на Артиста карабин.
– А?! – обрадовался Артист. – Ну, стреляй! Стреляй в артиста. Увидишь, как красиво он умрет! Я отсюда все равно никуда не пойду. Здесь хоть свет есть!
Бармин опустил карабин и сел у стены на камни.
Эдик рыл свою нору, отчаянно пыхтя и смахивая пот со лба.
– Думаешь как крот зарыться? – Бармин, ухмыляясь, смотрел на Артиста. – Это тебе не земля, парень! Это песчаник! Его не то что лопатой, буром не взять! Или ты грызть его будешь?
– И буду! – взвизгнул Эдик.
«И чего я сунулся в это дело?! – в который раз с ужасом подумал Бармин. – Что мне спокойно не жилось?! Вроде и не очень пьяный был! А если тот дядя из лаборатории – обыкновенный псих?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
30
Гость Ошота Хореновича вел свой автомобиль уже в центре города, когда раздался телефонный звонок.
– Мясник! Мы нашли этого питерского в чебуречной. Он пас профессора!
– Успокойся! Я уже снял питерский вопрос с повестки дня, – спокойно ответил Мясник и уже хотел повесить трубку, но на том конце возбужденный голос продолжал:
– Ты что?! Его нельзя отпускать!
– Я же сказал тебе: вопрос снят! – процедил сквозь зубы Мясник.
– Почему?!
– Не почему, а как! – рявкнул Мясник. – Или тебе надо изложить суть метода?
– Да какой там метод! – взвыли на том конце провода. – Пять минут назад он кинул нас и смылся в нашей тачке! Ментов со всего района на уши поставил, и теперь мои люди с ГАИ разбираются, заявления пишут.
– Значит, это был не питерский! – сказал Мясник и, стиснув зубы, побледнел.
– Да нет, он! Самый натуральный! А вот какой вопрос ты снимал?
– Скульптор сам указал мне на него. Правда… – замялся Мясник, вспомнив о какой-то сявке, шантажировавшей Ошота Хореновича. – Где он сейчас?
– Не знаю! Но теперь его нельзя выпускать из города. Он выгреб у моего парня документы. Ты понимаешь?
– Ладно. Я знаю, где он может быть.
– Сделай что-нибудь! И главное, забери у него документы!
– Неужели он один всех вас?.. – усмехнулся Мясник и покачал головой. – Ай да питерский! Интересно, на кого он работает? Ладно, придется действовать культурно. Я еду к нему в гостиницу. Постараюсь опередить его. Пришли туда Цыгана.
31
В кабинет Блюма вошел человек и положил перед ним лист бумаги. Илья Борисович пробежал глазами текст и прошипел:
– Идиоты!
Однако тут же взял себя в руки и обратился к бледному Томилину.
– Финал нашей пьесы откладывается. Артисты ударились в бега. Но это ничего не меняет, потому что убежать от меня нельзя. Входов сюда много, а вот выходов – ни одного! Так уж он задуман. Как чернильница-непроливашка… – Блюм встал напротив Томилина, который сидел не шевелясь. – А пока скажите мне, зачем вы похитили Эталон? Вы что, действительно собирались его кому-то предъявить? Ради чего? Чтобы сделать наше дело достоянием гласности? Глупо! Разве вы еще не поняли, что даже упоминание об Объекте ставит человека на грань жизни и смерти? Вы подвергли всех этих людей, – Блюм обвел рукой присутствующих, – смертельной опасности… Скажите, – Блюм вернулся к столу, – как вы представляли себе путь Эталона с Объекта на Большую землю? Допустим, вы – человек способный и что-то придумали. Но все же как доставить Эталон на Материк? На самолете? Исключено! Пешком по тундре? Безумие! Наши люди – не Амундсены. На что же вы рассчитывали?! – Блюм уперся взглядом в Томилина. – Нет, вы не авантюрист! И в загашнике у вас наверняка кое-что есть! Какой-то неведомый мне путь!
Блюм подозвал врачей и что-то сказал им вполголоса.
Аптекарь поставил на стол саквояж и раскрыл его. Но его коллега оглянулся на Томилина, все так же равнодушно смотрящего перед собой, и, покачав головой, сказал вполголоса:
– Боюсь, после этого вливания он не сможет полноценно мыслить.
– Что же вы предлагаете? – Блюм раздраженно смотрел то на докторов, то на Томилина. – Мне нужно знать, по какому пути произошла утечка. А ты что скажешь? – обратился он к Аптекарю. – Повредит это Томилину?
– Очень может быть! – улыбнулся Аптекарь. – Но не стоит так переживать, шеф. Там, где не проходит химия, сгодится и физика!
– Да-да, – подтвердил Многостаночник. – Только… хм… полегче. И… не трогайте голову. Все же у него хорошие мозги: по всем тестовым проверкам он получил высшие баллы.
– Точно! У него ведь имеются еще и другие органы. Ливер, например! – хохотнул Аптекарь.
32
Метров через пятьдесят слева от беглецов открылось еще одно ответвление трубопровода. Бармин, не раздумывая, свернул туда.
Сзади, вцепившись в его куртку, едва успевал переставлять налитые тяжестью ноги Артист. Запрокинув голову, он с хрипом втягивал в себя стоячий холодный воздух. Втягивал и все равно задыхался.
Бармин тащил Артиста. Он словно и не чувствовал усталости. Его грудь стянул колючий обруч боли; сердце, работая как мощный насос, в любую секунду грозило захлебнуться, не выдержав бешеного ритма.
Наскакивая на выступы стен и раздирая при этом одежду в клочья, они уходили всё дальше во тьму. Бармин вжимал голову в плечи: ему казалось, что свод вот-вот резко снизится, и тогда он с разбегу снесет себе полголовы.
Сзади стонал Артист. Уже несколько раз он собирался упасть и умереть. Но, слыша дыхание товарища, оттягивал свою кончину еще на несколько шагов.
Артист был уверен, что их непременно догонят. Догонят и раздавят, как крыс.
Он так устал, что ему уже было все равно: убьют его сразу или отправят в Промзону на медленную смерть.
И тут перед его глазами четко обрисовалась спина Бармина на фоне красноватого сумрака. И в этом красноватом сумраке стали видны стены, полукруглый свод туннеля и матово блестящая труба.
– Свет! – прохрипел Эдик.
Забыв о боли и усталости, Бармин рванулся, увлекая за собой согнувшегося пополам Артиста, двумя руками цепляющегося за товарища.
И вдруг они остановились. Остановились, потому что бежать было некуда. Это был тупик. Труба упиралась в груду камней. Туннель закончился.
Тяжело дыша, Бармин растерянно смотрел по сторонам, надеясь найти в стене какое-нибудь отверстие. Хотя бы звериный лаз! Но стена была глухой.
Артист лег на землю, часто дыша. Если бы это могло помочь ему сейчас, он бы, пожалуй, высунул язык. Сверкая полными слез глазами, он засмеялся.
– Назад! – зарычал Бармин. – Вставай! Надо идти назад!
– Нет! Не могу! Оставь меня! Я им ничего не сделал!
– Они тебя все равно убьют!
– Ну и пусть! – закричал Артист. – Пусть! Но зато я еще немного поживу. Вот, закопаюсь здесь и поживу! А ты – уходи. У тебя еще есть силы!
Встав на четвереньки, Эдик добрался до кучи, в которую упиралась труба, и стал разгребать ее, отбрасывая щебень и откатывая крупные куски породы.
– Назад, я сказал! – взревел Бармин, наставляя на Артиста карабин.
– А?! – обрадовался Артист. – Ну, стреляй! Стреляй в артиста. Увидишь, как красиво он умрет! Я отсюда все равно никуда не пойду. Здесь хоть свет есть!
Бармин опустил карабин и сел у стены на камни.
Эдик рыл свою нору, отчаянно пыхтя и смахивая пот со лба.
– Думаешь как крот зарыться? – Бармин, ухмыляясь, смотрел на Артиста. – Это тебе не земля, парень! Это песчаник! Его не то что лопатой, буром не взять! Или ты грызть его будешь?
– И буду! – взвизгнул Эдик.
«И чего я сунулся в это дело?! – в который раз с ужасом подумал Бармин. – Что мне спокойно не жилось?! Вроде и не очень пьяный был! А если тот дядя из лаборатории – обыкновенный псих?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136