– Дома, в ментуре, – ответил Бармин.
– А-а! – страдальчески простонал синяк. – Уже день или еще ночь?
– Ближе к утру.
– А-а! – еще жалостливее застонал несчастный. – Значит, еще будет!
– Что будет?
– Паша Шкуродёр! Шкуру спускать будет. Ты что, в первый раз здесь?
– Я тут проездом, – ответил Бармин.
– Это все равно… Он со всех спускает, чтобы взбодриться под утро. Потом сложит всех штабелем в УАЗик и отвезет на пустырь или на городскую свалку. Там каждому добавит. Профилактика!
– А как ментовское начальство на это смотрит?
– Ты наивняк! Откуда ты такой? – болезненно морщась, усмехнулся синяк.
– Из тундры. Больше десяти лет цивилизации не нюхал!
– Э, парень, тебе в другую сторону! Тут не цивилизация, а скотобойня. Охо-хо! – застонал он. – Волки овец режут…
– Волки? – усмехнулся Бармин.
– Да, те, кто с бабками. От барыг до прокуроров… Готовь бока. Зубов у тебя не наблюдается. Значит, обойдешься малой кровью!
Синяк сипло засмеялся: заквохтал, забулькал и вдруг зашелся мучительным кашлем.
За дверью раздались торопливые шаги, в замочной скважине заскрипел ключ. Дверь открылась, и под низким сырым потолком нарисовалась мрачная физиономия того самого сержанта, который привел Бармина в комнату милиции.
– Доброе утро, Пашенька! – проблеял синяк, сладко улыбаясь.
– Заткни пасть, плесень! – крикнул Пашенька и ткнул пальцем в сторону Бармина. – На выход!
Напротив Бармина за столом сидел лейтенант милиции и крутил в руках Эталон. Позади стоял Паша Шкуродер и по-бараньи смотрел выпуклыми бесцветными глазами на странный металл, который так взволновал его начальника. Дежурный офицер, поднеся слиток к лампе, прищелкивал языком.
– Откуда это у тебя? – спросил он Бармина.
– Не помню. Друг подарил. Амулет от порчи.
– Понятно, – хитро улыбнулся лейтенант. – А вот тут значки нацарапаны. Это что такое?
– Магические символы. Я же говорю: амулет.
– Так, – офицер встал и посмотрел на Шкуродера, – выйди пока. Я тебя позову.
Шкуродер подозрительно посмотрел на слиток, потом перевел взгляд на Бармина.
– Не, я лучше останусь. А то как бы этот бычара не того!
– Я сказал выйди, значит выйди! – голос офицера зазвучал угрожающе. Однако, чувствуя тупое сопротивление Паши, офицер сменил тон на примирительный. – Иди, дорогой, если что, я тебя кликну. Не бойся, твое от тебя не уйдет! – для убедительности крикнул лейтенант вдогонку Шкуродеру. – Это ведь платина, верно? – почти шепотом обратился он к Бармину, когда они остались вдвоем.
– Да ну! – воскликнул Бармин.
– Как же «да ну»? Вот тут и химический символ платины нацарапан. Я ведь, милый мой, химию изучал, и не только в школе! Так что не темни, колись!
– Что вы хотите услышать?
– Хочу узнать, где ты это спер! Может, там еще есть, а? Подумай хорошенько, а то у моего Паши руки чешутся. Особенно на новичков! И не старайся парить мне мозги! Выбирай: или правда, и тогда можешь валить отсюда на все четыре стороны, конечно, оставив слиток мне на память. Или вранье, и тогда я отдаю тебя сержанту: он сначала колонет тебя, а потом вытащит все, что у тебя есть вот тут, – офицер постучал Бармина пальцем по лбу и улыбнулся. – Извини, такая уж у нас работа. Нравится тебе мое предложение?
– Значит, если я вам скажу, где взял, вы меня отпустите?
– Конечно! Только сначала съездим туда, проверим. А вдруг ты врешь? Где это?
– В Заполярье!
– Значит, не договорились… – Лейтенант устало покачал головой. – Ну, готовь задницу, милый!
В этот момент в комнату ворвался Паша. Глаза его горели, губы дрожали.
– Без меня – не выйдет! Я этого бычару с лавки сдернул, значит, слиток мой! – сказал он дрожащим голосом лейтенанту.
– Не шуми, Паша! – досадливо поморщился лейтенант. – Кто ж против? Я и не собирался без тебя! – Он вышел из-за стола и что-то прошептал подчиненному на ухо.
Паша угрюмо выслушал офицера и, зыркнув на Бармина, в свою очередь что-то зашипел начальнику. Видимо, у него был свой план действий.
Бармин вздрогнул, на лбу и щеках выступила испарина: он понял, что эти волки непременно задерут его, чтобы он никому уже не рассказал о слитке…
Милиционеры затихли. По всему было видно, что они договорились и распределили роли. Бармин, до этого момента смотревший в пол, рывком вскочил и, схватив стул за спинку, швырнул его в застывших от удивления милиционеров. Воспользовавшись их замешательством, он зажал в ладони слиток и, перекатившись через стол, выскочил в коридор. Там он с разгона налетел на дверь и выбежал в зал ожидания.
Здесь было довольно оживленно: публика двигалась к перрону, слушая информацию о прибывающем поезде. Юркнув между чемоданами, Бармин вылетел на перрон. С десятисекундной задержкой в зале ожидания появились оба стража порядка, размахивая пистолетами и грубо расталкивая пассажиров. Увидев спину убегающего, милиционеры кинулись следом.
Нет, Бармину было от них не уйти. Это понимали и милиционеры, и он сам. Шкуродер пылал яростью: стул угодил ему ножкой в лицо. Теперь у него были все основания разобраться с синяком.
Тихонько посвистывая, локомотив катил вдоль перрона. Бармин, шныряя между пассажирами и тележками, петлял как заяц. Паша уже дважды хватал беглеца за шиворот, но всякий раз под ноги подвертывались чьи-то узлы или дети, и он упускал добычу.
Тепловоз пронзительно загудел, призывая к порядку толпящуюся на перроне публику, и Бармин, чувствуя на затылке горячее дыхание Шкуродера, неожиданно шарахнулся прямо под чугунные колеса локомотива.
Пассажиры дружно вскрикнули и замерли, а Бармин перелетел на другую сторону полотна, чувствуя на спине мурашки от легкого прикосновения горячей стали.
Оставленный с носом Паша разразился отборным матом.
Отставший от Паши офицер имел время, чтобы повторить маневр Бармина, но не решился. Он понимал, что беглый рано или поздно упадет к его ногам, моля о снисхождении…

2
Навалившись на холодное железо грудью и упираясь ногами в дробленую породу, Богданов толкал перед собой вагонетку. По стенам туннеля обильно сочилась влага, с низких сводов текло прямо за шиворот: ледяная вода струйками скатывалась по разгоряченной спине, постепенно согреваясь.
Богданов уже научился терпеть усталость и не обращать внимания на сырость… Тот, кто, обессиленно привалившись к нему плечом, сейчас едва переставлял ноги, был плохим помощником. Этот кореец скорее держался за вагонетку, чем толкал ее вперед. Время от времени он заходился надсадным кашлем, словно выталкивал из груди колючего ежа, причинявшего ему боль и никак не дававшего отдышаться.
Изо дня в день Богданов только и делал, что толкал вагонетки, тупо глядя себе под ноги. Толкал, не обращая внимания на скрючившихся у стены рабов, не могущих больше самостоятельно двигаться и ждущих, когда их поволокут в дальний конец шахты, чтобы избавить от неподъемного груза жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136