Согнувшись в три погибели, они протиснулись в довольно просторную, тускло освещенную комнату без окон.
Посредине стоял убогий стол с керосиновой лампой. За столом на ящике сидел молодой человек и протирал тряпочкой части разобранного пистолета. Увидев Бармина, молодой человек удивленно открыл рот и встал.
– Вот. Спасался от закона, – сказал сутулый, появляясь в комнате из-за спины Бармина.
– Что умеешь? – молодой человек улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
– Он водитель! – опередил Бармина сутулый.
– Ого! А ведь это судьба! – молодой весело посмотрел на сутулого, который склонился над матрасом, где под грудой тряпья кто-то лежал, свернувшись калачиком.
Сутулый подошел к столу и уставился на Бармина.
– Куда путь держишь? – спросил он устало.
– Ехал в столицу, отстал от поезда. Ни денег, ни документов… Мне бы поскорей убраться отсюда, – заговорил Бармин, – здешняя земля у меня под ногами уже второй день горит. От чего ушел, к тому и пришел…
– Обычная история! – усмехнулся молодой.
Бармин смотрел на сутулого: он его уже где-то видел. Определенно, сутулый был знаком Бармину: эти складки у губ и… страдальческие глаза.
«Да ведь это он!» – вдруг осенило Бармина: он узнал «опасного преступника» с доски объявлений.
– Как тебя зовут, друг? – спросил молодой.
– А это важно? Называйте меня… Алексеем Ивановичем…
– Пора! – произнес сутулый, глядя на часы. – Собирай пушку, – кинул он молодому и обернулся к Бармину. – Пойдешь с нами. Нам водитель нужен. Кстати, заработаешь. Сделаешь дело – поможем тебе отсюда убраться.
Бармин угрюмо посмотрел на сутулого, сунувшего пистолет за пояс, и тяжело вздохнул.
– Это судьба, – нараспев произнес он и сел на ящик.
– Не вздыхай, Иваныч! – молодой хлопнул Бармина по плечу. – У тебя выхода нет: или с нами, или… – Он развел руками и улыбнулся.
Бармин снова вздохнул.
Сутулый подошел к лежащему на матрасе человеку, склонился над ним и чуть слышно произнес:
– Не скучай, мы скоро вернемся.
После этого сутулый поцеловал лежащего в лоб и поправил на нем тряпичную гору.
10
Их вывели на двор. Солнце низко стояло над тундрой. Недвижный холодный воздух с каждым вздохом, как живая вода, вливался в легкие, возвращая майора к жизни. Смерть была уже не реальна. Жизнь, жизнь властно стучала ему в виски.
Он растерянно слушал человека в фуфайке и не верил своим ушам: их сейчас погонят к океану вслед за колонной, вышедшей с Объекта рано утром.
Но почему? Ведь они – штрафники, те, кого еще неделю назад запросто могли забить до смерти или расстрелять и которым, казалось, не суждено подняться из ада…
Блюм приказал отправить на Материк всех желающих. Во-первых, разведанные рудные тела были выбраны подчистую и металлургический комбинат третьи сутки не выдавал ни грамма «продукта». А во-вторых, ночью к Илье Борисовичу ходили представители строителей и шахтеров, остававшихся здесь до прибытия следующего судна. Они требовали, чтобы и их отправили вместе с первой партией счастливчиков. Они были согласны не получать здесь аванса и терпеть тесноту целых восемь суток плавания… Они уговорили Блюма. Уже утром вспомнили о штрафниках, которые отлеживались в бараке. Блюм приказал отправлять и их тоже, если, конечно, они пожелают тащиться пешком до побережья…
Через полчаса колонна штрафников миновала последний контрольно-пропускной пункт Промзоны и вышла за пределы Объекта. С горизонта исчезли остроугольные крыши наблюдательных вышек, гигантские черные трубы, окутанные дымами. Справа и слева потянулись сопки, покрытые разноцветным ковром мха и карликовых кустарников.
Колонна пересекала русла ручьев и рек, взбираясь на склоны и спускаясь в распадки. Порой над сопками пролетали утки. Чайки, вися над колонной против солнца, протяжно и тревожно кричали опьяневшим от счастья людям.
В колонне шли все, даже те, кто еще вчера не вставал. Свобода вновь делала из этого бесчувственного зверья людей, слой за слоем снимая с их душ грубую коросту. Свобода удваивала их силы, но одновременно и притупляла чувство реальности.
Позади колонны лениво полз вездеход, неся на броне троих вооруженных охранников. Нет, провожатые рабам были не нужны. Они и без этого конвоя гораздо раньше срока должны были дойти до океана. У каждого из них был с собой рудный мешок с сухим пайком. Но есть не хотелось. Хотелось бежать, лететь к океану.
Майор шел последним, положив на плечо руку корейца, исходящего мелким потом. Кореец, похоже, был серьезно болен. Возможно, и он тоже участвовал в заговоре против Богданова, но майор не помнил зла…
Они шли уже пятнадцать часов.
Штрафники отказывались от привала, боясь, что не догонят основную колонну и судно уйдет к Материку без них. Богданов отстал от колонны и шел вровень с вездеходом, неся на плечах бредящего корейца. Майор выбивался из сил, но не желал бросать человека.
Сопровождающие, посмеиваясь, поглядывали на майора, гадая, сколько еще протянет этот упрямец с «пассажиром» на шее. Богданов ни о чем не просил охранников, и это их и веселило, и раздражало.
– Эй, парень! – крикнул охранник Богданову. – Что героя из себя корчишь? Брось ты эту падаль!
Охранники засмеялись. Не реагируя на насмешки, Богданов упорно шел вперед. Он давно выбросил свой мешок с сухим пайком. Этот кореец на его плечах становился все тяжелее. Теперь он был словно налит свинцом.
Особенно тяжело Богданову давались подъемы, когда сердце трепетало где-то под горлом, а на лбу и шее вздувались синие жилы. Он уже и сам был не рад, что взвалил на себя этого парня. Но все произошло как-то само собой, по привычке, а майор не привык идти на попятный.
Кто-то сдернул с его плеча корейца. Тяжело дыша, Богданов обернулся. Охранники легко, как старое пальто, бросили доходягу на броню.
– Ну, что стоишь? Залезай к нам. Немного прокатишься!
– Нет, – мотнул головой майор. – Сам пойду.
– Садись, милый, не ломайся! А то ведь нам придется тащить тебя на веревке! Или пристрелить…
– А какая вам разница, дойду я или нет? Блюм дал вольную, и теперь я, может, в тундре остаться желаю?
– Мы мясо по списку должны на берег доставить, а там хоть в тундру, хоть на Луну. Наша служба только до причала!
11
Бармин поднялся по железной лесенке и вылез из колодца бомбоубежища на заросший кустарником склон. Следом вылез сутулый. Молодой уже ждал их.
Сутулый в черном пальто, с шелковым шарфом на горле выглядел важным господином. На голове у него была шляпа. Молодой прятал руки в карманах замшевой куртки. Зато Бармин смахивал на бродягу.
– Иди поймай мотор! – сказал сутулый Бармину. – Дима, дай ему свою куртку. Только не надо от нас бегать, ладно? – он выразительно посмотрел на Бармина и опустил глаза себе на живот:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Посредине стоял убогий стол с керосиновой лампой. За столом на ящике сидел молодой человек и протирал тряпочкой части разобранного пистолета. Увидев Бармина, молодой человек удивленно открыл рот и встал.
– Вот. Спасался от закона, – сказал сутулый, появляясь в комнате из-за спины Бармина.
– Что умеешь? – молодой человек улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
– Он водитель! – опередил Бармина сутулый.
– Ого! А ведь это судьба! – молодой весело посмотрел на сутулого, который склонился над матрасом, где под грудой тряпья кто-то лежал, свернувшись калачиком.
Сутулый подошел к столу и уставился на Бармина.
– Куда путь держишь? – спросил он устало.
– Ехал в столицу, отстал от поезда. Ни денег, ни документов… Мне бы поскорей убраться отсюда, – заговорил Бармин, – здешняя земля у меня под ногами уже второй день горит. От чего ушел, к тому и пришел…
– Обычная история! – усмехнулся молодой.
Бармин смотрел на сутулого: он его уже где-то видел. Определенно, сутулый был знаком Бармину: эти складки у губ и… страдальческие глаза.
«Да ведь это он!» – вдруг осенило Бармина: он узнал «опасного преступника» с доски объявлений.
– Как тебя зовут, друг? – спросил молодой.
– А это важно? Называйте меня… Алексеем Ивановичем…
– Пора! – произнес сутулый, глядя на часы. – Собирай пушку, – кинул он молодому и обернулся к Бармину. – Пойдешь с нами. Нам водитель нужен. Кстати, заработаешь. Сделаешь дело – поможем тебе отсюда убраться.
Бармин угрюмо посмотрел на сутулого, сунувшего пистолет за пояс, и тяжело вздохнул.
– Это судьба, – нараспев произнес он и сел на ящик.
– Не вздыхай, Иваныч! – молодой хлопнул Бармина по плечу. – У тебя выхода нет: или с нами, или… – Он развел руками и улыбнулся.
Бармин снова вздохнул.
Сутулый подошел к лежащему на матрасе человеку, склонился над ним и чуть слышно произнес:
– Не скучай, мы скоро вернемся.
После этого сутулый поцеловал лежащего в лоб и поправил на нем тряпичную гору.
10
Их вывели на двор. Солнце низко стояло над тундрой. Недвижный холодный воздух с каждым вздохом, как живая вода, вливался в легкие, возвращая майора к жизни. Смерть была уже не реальна. Жизнь, жизнь властно стучала ему в виски.
Он растерянно слушал человека в фуфайке и не верил своим ушам: их сейчас погонят к океану вслед за колонной, вышедшей с Объекта рано утром.
Но почему? Ведь они – штрафники, те, кого еще неделю назад запросто могли забить до смерти или расстрелять и которым, казалось, не суждено подняться из ада…
Блюм приказал отправить на Материк всех желающих. Во-первых, разведанные рудные тела были выбраны подчистую и металлургический комбинат третьи сутки не выдавал ни грамма «продукта». А во-вторых, ночью к Илье Борисовичу ходили представители строителей и шахтеров, остававшихся здесь до прибытия следующего судна. Они требовали, чтобы и их отправили вместе с первой партией счастливчиков. Они были согласны не получать здесь аванса и терпеть тесноту целых восемь суток плавания… Они уговорили Блюма. Уже утром вспомнили о штрафниках, которые отлеживались в бараке. Блюм приказал отправлять и их тоже, если, конечно, они пожелают тащиться пешком до побережья…
Через полчаса колонна штрафников миновала последний контрольно-пропускной пункт Промзоны и вышла за пределы Объекта. С горизонта исчезли остроугольные крыши наблюдательных вышек, гигантские черные трубы, окутанные дымами. Справа и слева потянулись сопки, покрытые разноцветным ковром мха и карликовых кустарников.
Колонна пересекала русла ручьев и рек, взбираясь на склоны и спускаясь в распадки. Порой над сопками пролетали утки. Чайки, вися над колонной против солнца, протяжно и тревожно кричали опьяневшим от счастья людям.
В колонне шли все, даже те, кто еще вчера не вставал. Свобода вновь делала из этого бесчувственного зверья людей, слой за слоем снимая с их душ грубую коросту. Свобода удваивала их силы, но одновременно и притупляла чувство реальности.
Позади колонны лениво полз вездеход, неся на броне троих вооруженных охранников. Нет, провожатые рабам были не нужны. Они и без этого конвоя гораздо раньше срока должны были дойти до океана. У каждого из них был с собой рудный мешок с сухим пайком. Но есть не хотелось. Хотелось бежать, лететь к океану.
Майор шел последним, положив на плечо руку корейца, исходящего мелким потом. Кореец, похоже, был серьезно болен. Возможно, и он тоже участвовал в заговоре против Богданова, но майор не помнил зла…
Они шли уже пятнадцать часов.
Штрафники отказывались от привала, боясь, что не догонят основную колонну и судно уйдет к Материку без них. Богданов отстал от колонны и шел вровень с вездеходом, неся на плечах бредящего корейца. Майор выбивался из сил, но не желал бросать человека.
Сопровождающие, посмеиваясь, поглядывали на майора, гадая, сколько еще протянет этот упрямец с «пассажиром» на шее. Богданов ни о чем не просил охранников, и это их и веселило, и раздражало.
– Эй, парень! – крикнул охранник Богданову. – Что героя из себя корчишь? Брось ты эту падаль!
Охранники засмеялись. Не реагируя на насмешки, Богданов упорно шел вперед. Он давно выбросил свой мешок с сухим пайком. Этот кореец на его плечах становился все тяжелее. Теперь он был словно налит свинцом.
Особенно тяжело Богданову давались подъемы, когда сердце трепетало где-то под горлом, а на лбу и шее вздувались синие жилы. Он уже и сам был не рад, что взвалил на себя этого парня. Но все произошло как-то само собой, по привычке, а майор не привык идти на попятный.
Кто-то сдернул с его плеча корейца. Тяжело дыша, Богданов обернулся. Охранники легко, как старое пальто, бросили доходягу на броню.
– Ну, что стоишь? Залезай к нам. Немного прокатишься!
– Нет, – мотнул головой майор. – Сам пойду.
– Садись, милый, не ломайся! А то ведь нам придется тащить тебя на веревке! Или пристрелить…
– А какая вам разница, дойду я или нет? Блюм дал вольную, и теперь я, может, в тундре остаться желаю?
– Мы мясо по списку должны на берег доставить, а там хоть в тундру, хоть на Луну. Наша служба только до причала!
11
Бармин поднялся по железной лесенке и вылез из колодца бомбоубежища на заросший кустарником склон. Следом вылез сутулый. Молодой уже ждал их.
Сутулый в черном пальто, с шелковым шарфом на горле выглядел важным господином. На голове у него была шляпа. Молодой прятал руки в карманах замшевой куртки. Зато Бармин смахивал на бродягу.
– Иди поймай мотор! – сказал сутулый Бармину. – Дима, дай ему свою куртку. Только не надо от нас бегать, ладно? – он выразительно посмотрел на Бармина и опустил глаза себе на живот:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136