— Нет. Чего-то у меня с юмором во время шторма не очень. Что ты имеешь в виду?
Довгань посмотрел на него, улыбаясь. Но в глазах никакой улыбки не было. В них была угроза.
— Я имею в виду Аллу.
Черт, подумал Седов, вот этого он никак не ждал. Это называется «бред ревности». Главное, к этой ревности он не давал ни малейшего повода. Переспросил:
— Аллу?
— Да, Аллу.
— А что Алла?
— А то, что не нужно ее лапать.
С этим надо кончать. И выяснить отношения прямо сейчас. Немедленно, иначе их плавание превратится в ад. Пожав плечами, сказал как можно спокойней:
— Глеб, ты что? Когда я лапал Аллу?
— Не надо. — Довгань снова отплюнулся от брызг. — Я вчера следил за вами, когда вы крутились на палубе. Ты лапал ее почем зря. За все места.
Вчера… Что же было вчера… Вчера, когда Глеб стоял у штурвала, они вместе с Аллой работали с парусами. Но он и не думал лапать Аллу, как выразился Глеб. Он просто касался ее время от времени, когда они менялись местами. Когда с кем-то вдвоем работаешь с парусами на небольшом пространстве, такие контакты просто неизбежны. При этом он практически даже не думал о том, что рядом была Алла. Он выполнял свою работу, совсем не легкую, во время которой думать, что рядом с тобой находится кто-то еще, некогда.
Посмотрев на Довганя в упор, сказал тихо, но твердо:
— Глеб, давай выясним все сразу.
— Давай. — Ярость в глазах Глеба бушевала по-прежнему, но, похоже, он начинал приходить в себя.
— У меня с Аллой ничего не может быть. Никогда.
Яхта поползла вниз. Глеб, скривившись, посмотрел на него:
— Это еще почему?
— Потому что я люблю другую.
— Кого ж это другую?
— Галю, Аллину подругу.
В каюте наступила тишина. Молчание Глеба, который стоял, изредка облизывая губы, позволяло Седову собраться с мыслями.
— Галю?
— Да. И это очень серьезно. Очень.
— Черт… Если это очень серьезно — что ж она не пришла тебя проводить?
Типичные рассуждения ревнивца, подумал Седов. Для того чтобы погасить ревность, необходимо бесконечно находить новые доводы, чтобы тут же отбросить их.
— Мы договорились, что на причал она не придет. Мы простились у нее дома.
— Да? — Довгань посмотрел на него прищурившись.
— Да. Потом — ты бы видел, в каком она была состоянии. В то утро.
— А в каком она была состоянии?
— Не понимаешь? Вся зареванная.
Упершись спиной в переборку, Довгань сделал усилие, чтобы удержаться во время качки. Спросил хрипло: — Так что, у вас с ней… В самом деле?
— У нас с ней в самом деле. Да брось, будто ты сам об этом не знаешь.
Яхта опять стала подниматься.
— Ладно. Говоришь, это у вас серьезно? — сказал Довгань. Неужели гроза миновала. Похоже. Но у такого человека, как Глеб, приступ вполне может повториться.
— Очень серьезно. А то, что я иногда касался Аллы вчера, когда мы меняли паруса, так от тебя мне это просто смешно слышать. Ты что, никогда не работал с девушками на шкотах?
— Работал…
— Тогда в чем дело?
Будто не услышав вопроса, Довгань поднял глаза вверх. Сказал:
— Черт… Галя вообще говорила Алке, что запала на тебя.
— Глеб… Давай выясним все до конца. Мы все же на одной яхте.
— Давай… — Глеб старательно вглядывался в щель между краем люка и палубой. — Что ты хочешь выяснить?
— Я хочу выяснить, как мне следует теперь работать с Аллой на парусах. Или с оглядкой, чтобы не дай Бог не коснуться ее в ненужном месте. Или нормально. А?
Довгань застыл, будто вообще хотел отключиться от разговора. Наконец сказал:
— Нормально.
— Это точно?
— Точно.
— Пойми, в момент, когда мы работаем на парусах, она для меня не женщина. Она шкотовый.
— Это верно… — Глеб обнял его за плечо, встряхнул. — Вообще, может, я зря все это тебе… Ты уж… Пойми…
— Совершенно точно, зря.
— Просто… Просто пойми, что для меня значит Алла.
— Я понимаю. Примерно то же для меня значит Галя.
— Да? — Глеб с недоверием посмотрел на него. — Ну да… Это такое дело…
— Между прочим, с Галей ты сам меня познакомил. Если помнишь.
— Отлично помню. — Глеб некоторое время разглядывал палубу. — Ладно, Юра, можешь отдохнуть. Через час тебе заступать.
— Спасибо. Я в норме. Постою у иллюминатора.
— Черт, сколько это еще будет длиться…
— Еще часа два, не меньше. Мою вахту застанет.
— Пожалуй. Ладно, расслаблюсь немного. — Глеб осторожно сполз на койку. Спросил, не глядя: — Интересно, Алка наш разговор слышала?
— Смеешься… Через две двери? Потом — ей сейчас не до этого.
— Я тоже так думаю. А с качкой придется потерпеть… До твоей вахты… Я немного придавлю.
— Давай.
Через несколько секунд за спиной раздалось легкое похрапывание. Оглянулся — Довгань спит.
Снова повернулся к иллюминатору. В сплошной лавине воды, медленно тащившей яхту вверх, все время возникали, пенились и таяли пузырьки.
Подумал: теперь он понимает, почему Довгань так долго не мог найти шкотового.
Официант, склонившись к самому уху Липницкого, спросил шепотом:
— Десерт?
Липницкий оглядел стол — ужин, в общем-то, был закончен. Если бы не Феофанов, которого он сам же притащил сюда, можно было считать, что поужинали они нормально. Но Феофанов все испортил. Завтра надо будет обязательно заехать к Давиду и Вике, извиниться. И объяснить, что этот недотепа попал в их компанию случайно.
— Так что насчет десерта, Иосиф Борисович? — повторил официант. — Подавать?
— Да, пожалуй… Хотя…
Оркестр заиграл танго. Пространство перед сценой стало заполняться танцующими. Нет, с десертом придется подождать.
Покосившись в сторону Феофанова, сказал:
— Подожди. Но будь наготове. Я тебя позову.
— Слушаюсь, Иосиф Борисович. — Официант исчез. Сидящий рядом с Липницким Давид встал. Улыбнулся жене:
— Вика?
Вика, юная красавица в роскошном бальном платье, улыбнулась, и они ушли танцевать. Теперь Липницкий и Феофанов остались за столиком одни. Хорошо хоть, подумал Липницкий, тот практически лыка не вяжет.
Наблюдая, как молодожены танцуют, он вдруг ощутил тоску. Он дал маху. Вляпался. Давид был модным московским художником, Вика — не менее модной театральной актрисой. Они считались друзьями, и он пригласил их провести вечер вместе за компанию лишь потому, что рассчитывал: Феофанов, подав в такое общество, оценит это, расколется и расскажет хоть что-то о своей работе. Но Феофанов, ничтожество с носом картошкой и выпуклыми рыбьими глазами, и не думал раскалываться. На все его вопросы о работе он лишь бурчал что-то невнятное. Да и вообще этот индюк за весь вечер не сказал ничего стоящего. Единственное, что он делал, — тихо и мрачно напивался.
Сейчас же, увидев эту проклятую путану, Феофанов просто сошел с ума. Вот уже почти час он уговаривает Липницкого немедленно его с ней познакомить. Причем присутствие Давида и Вики его нисколько не смущает, он делает это и при них, нисколько не заботясь о том, что ставит Липницкого перед друзьями в идиотское положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126