Еще два диска-микрофона он умело скрыл в разбросанной по палубе ветоши.
Все это он делал с учетом, что двери ангара сняты и за его поведением в освещенном тысячевольтовой лампой помещении могут наблюдать.
Закончив работу, выглядевшую как обычная подчистка корпуса после ремонта и окраски; взял на яхте две бутылки пива. Выставив у дверей ящик, сел на него и не спеша, смакуя, выпил одну за другой обе бутылки. Встал, погасил свет в ангаре и поднялся на яхту.
Здесь, включив в каюте внутренний свет, на всякий случай достал из рундучка и положил под подушку пистолет. Надел подсоединенные к приемнику наушники. Теперь оставалось только ждать.
Выключив свет, лег на .койку. Долгое время он слышал в наушниках только свист ветра и вибрацию ходовых двигателей. Наконец, примерно через час, услышал чьи-то громкие голоса и смех. Напрягся, но тревога оказалась ложной, это шли мимо ангара мотористы, сменившиеся с вечерней вахты. Обрывки их разговора и смех, буквально грохотавшие в наушниках, скоро стихли.
Вскоре он понял, что ему придется сделать серьезное усилие, чтобы перебороть сон. Голова клонилась к подушке сама собой, и он начал даже подумывать о таблетке кофеина, которую мог бы взять в аптечке.
Все же в конце концов сон удалось отогнать.
Примерно в три часа ночи он услышал в мембране характерный шорох. По опыту он знал: в сверхчувствительных наушниках так, с характерным попискиванием-поскрипыванием, должна шуршать обувь, когда человек пытается идти бесшумно.
Шорох стих. Через несколько секунд он услышал в наушниках шепот:
— Думаете, спит?
— А что ему еще делать?
Это были спецназовцы. Второй голос принадлежал Кули-гину. После некоторой паузы этот голос прошелестел в наушниках:
— Пошли.
Снова раздалось попискивание-поскрипывание шагов. По мере удаления от одного микрофона и приближения к другому шум в наушниках то стихал, то увеличивался.
Он нарочно оставил дверь каюты открытой. Однако сейчас, пытаясь понять, используют ли вошедшие в ангар фонарь, он не смог увидеть даже отблеска. Но профессионалы вроде спецназовцев могли работать со специальным ночным фонарем, с лучом синего цвета.
— Ну что? — еле слышно прошелестел даже в сверхчувствительных наушниках голос Кулигина. — Краска готова?
— Да, — ответил такой же тихий шелест.
— Ткань?
— Ткань тоже…
— Давай. Здесь будет хорошо…
Шепот стих. В наушниках теперь раздавалось лишь легкое поскрипывание, изредка сменяемое шорохом. Вслушавшись в это поскрипывание и шорох, Седов в конце концов понял: Ку-лигин и его напарник занимаются сейчас тем же, чем он сам занимался несколько часов тому назад. Они устанавливают что-то на корпусе яхты, причем устанавливают так, чтобы затем это «что-то» скрыть. Метод, с помощью которого они хотят скрыть следы своей работы, тот же, к которому прибег он: скотч и нитрокраска. Причем работают они где-то в районе кормы.
Наконец шорох и поскрипывание стихли. Голос Кулигина прошептал:
— Сваливаем…
Шаги двух человек, старающихся идти бесшумно, некоторое время отчетливо звучали в наушниках. Затем все стихло.
Полежав, подумал: сейчас выходить из яхты нельзя. От Кулигина и его напарника вполне можно ожидать засады. Эту засаду они очень даже запросто могли устроить, чтобы проверить, крепко ли он спал. Что ж, у него есть самый простой и естественный выход: заснуть. Заснуть без всяких задних мыслей. Единственная предосторожность, к которой он прибегнет, — наушники. Он их просто не снимет. А утром, проснувшись, выйдет и проверит, что именно могли установить на корме с такими предосторожностями Кулигин с напарником.
Он так и сделал. Провалившись ненадолго в сон, в шесть утра без всякого будильника проснулся. Полежав, понял: ход крейсера и вибрация корпуса остаются такими же ровными. С момента, когда здесь побывал Кулигин, прошло около трех часов. Если они и устроили засаду, то должны были давно ее снять. Да и вообще, теперь, когда все закончено, он может вести себя естественно. А естественным для него будет сделать то, что он делает каждое утро: зарядку на пятачке перед ангаром.
Раздевшись до плавок, спустился с яхты, вышел из ангара. Оглядевшись, размялся, сделал несколько упражнений на растяжку, затем перешел к кувыркам и кульбитам.
Он оказался прав: и рядом с ангаром, и вообще на палубе было пусто.
Покончив с зарядкой, вернулся в ангар. Делая вид, что занимается подчисткой, начал осматривать корпус. Нарочно начал осмотр с носа. Подойдя к корме, вгляделся. Тщательно осмотрел все поверхности, в том числе винт и лопасть руля. Нет, ничего подозрительного здесь, на корме, не было. Во всяком случае, он ничего не видел.
Постояв у кормы, подумал: ладно. Его глаза не замечают никаких изменений, но у него ведь есть техника. Самая совершенная разведтехника, которую смог достать для него Гущин. Чтобы понять, что мог здесь установить Кулигин, не нужно быть мудрецом. Теоретически Кулигин мог установить здесь две вещи: или скрытый мини-микрофон, или мину. И то, и другое он может выявить с помощью приборов, которые он отобрал из кейса Гущина. У него есть и особо чувствительный миноискатель, и определитель местонахождения «жучков».
Хотя, по логике, устанавливать скрытый мини-микрофон под кормой яхты — полная нелепость, начать, конечно, надо с поиска «жучка». Кулигин с его изощренностью мог поставить мини-микрофон, чтобы выяснить, о чем они говорят в конце перехода.
Взяв на яхте оба прибора, незаметно исследовал корму. Сколько он ни прижимал к борту определитель, исследуя каждый миллиметр поверхности, скрытых «жучков» в районе кормы не оказалось.
Не подавал сначала признаков жизни и миноискатель. Однако после того, как он провел им наверху, с торца кормы под самым штирбортом, прибор издал характерный звук.
Вглядевглись, Седов понял принцип маскировки, который использовал Кулигин. Воспользовавшись округлыми обводами кормы, спецназовец поставил мину, накрыв ее сверху специально изготовленной искривленной пластиной. Эта пластина, искусно подклеенная тканью и покрытая краской, вписалась в полуовал боковой части кормы как влитая.
Постаравшись, чтобы его движения выглядели как можно более естественными, спрятал миноискатель в карман. Достав платок, вытер появившийся на лбу пот. Ощутил внезапно появившуюся сухость во рту. Значит, на корме — мина. Интересно только, когда Кулигин собирается ее взорвать. Вряд ли он сделает это сейчас, когда яхта стоит в ангаре. Скорее всего это произойдет, когда они спустят яхту на воду. А спустят они ее скоро, когда крейсер войдет в гавань Бендер-Аббаса. И все же время у него есть, до Бендер-Аббаса как-никак остается больше суток хода.
О том, что он обнаружил на корме яхты мину, он должен сказать Глебу и Алле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Все это он делал с учетом, что двери ангара сняты и за его поведением в освещенном тысячевольтовой лампой помещении могут наблюдать.
Закончив работу, выглядевшую как обычная подчистка корпуса после ремонта и окраски; взял на яхте две бутылки пива. Выставив у дверей ящик, сел на него и не спеша, смакуя, выпил одну за другой обе бутылки. Встал, погасил свет в ангаре и поднялся на яхту.
Здесь, включив в каюте внутренний свет, на всякий случай достал из рундучка и положил под подушку пистолет. Надел подсоединенные к приемнику наушники. Теперь оставалось только ждать.
Выключив свет, лег на .койку. Долгое время он слышал в наушниках только свист ветра и вибрацию ходовых двигателей. Наконец, примерно через час, услышал чьи-то громкие голоса и смех. Напрягся, но тревога оказалась ложной, это шли мимо ангара мотористы, сменившиеся с вечерней вахты. Обрывки их разговора и смех, буквально грохотавшие в наушниках, скоро стихли.
Вскоре он понял, что ему придется сделать серьезное усилие, чтобы перебороть сон. Голова клонилась к подушке сама собой, и он начал даже подумывать о таблетке кофеина, которую мог бы взять в аптечке.
Все же в конце концов сон удалось отогнать.
Примерно в три часа ночи он услышал в мембране характерный шорох. По опыту он знал: в сверхчувствительных наушниках так, с характерным попискиванием-поскрипыванием, должна шуршать обувь, когда человек пытается идти бесшумно.
Шорох стих. Через несколько секунд он услышал в наушниках шепот:
— Думаете, спит?
— А что ему еще делать?
Это были спецназовцы. Второй голос принадлежал Кули-гину. После некоторой паузы этот голос прошелестел в наушниках:
— Пошли.
Снова раздалось попискивание-поскрипывание шагов. По мере удаления от одного микрофона и приближения к другому шум в наушниках то стихал, то увеличивался.
Он нарочно оставил дверь каюты открытой. Однако сейчас, пытаясь понять, используют ли вошедшие в ангар фонарь, он не смог увидеть даже отблеска. Но профессионалы вроде спецназовцев могли работать со специальным ночным фонарем, с лучом синего цвета.
— Ну что? — еле слышно прошелестел даже в сверхчувствительных наушниках голос Кулигина. — Краска готова?
— Да, — ответил такой же тихий шелест.
— Ткань?
— Ткань тоже…
— Давай. Здесь будет хорошо…
Шепот стих. В наушниках теперь раздавалось лишь легкое поскрипывание, изредка сменяемое шорохом. Вслушавшись в это поскрипывание и шорох, Седов в конце концов понял: Ку-лигин и его напарник занимаются сейчас тем же, чем он сам занимался несколько часов тому назад. Они устанавливают что-то на корпусе яхты, причем устанавливают так, чтобы затем это «что-то» скрыть. Метод, с помощью которого они хотят скрыть следы своей работы, тот же, к которому прибег он: скотч и нитрокраска. Причем работают они где-то в районе кормы.
Наконец шорох и поскрипывание стихли. Голос Кулигина прошептал:
— Сваливаем…
Шаги двух человек, старающихся идти бесшумно, некоторое время отчетливо звучали в наушниках. Затем все стихло.
Полежав, подумал: сейчас выходить из яхты нельзя. От Кулигина и его напарника вполне можно ожидать засады. Эту засаду они очень даже запросто могли устроить, чтобы проверить, крепко ли он спал. Что ж, у него есть самый простой и естественный выход: заснуть. Заснуть без всяких задних мыслей. Единственная предосторожность, к которой он прибегнет, — наушники. Он их просто не снимет. А утром, проснувшись, выйдет и проверит, что именно могли установить на корме с такими предосторожностями Кулигин с напарником.
Он так и сделал. Провалившись ненадолго в сон, в шесть утра без всякого будильника проснулся. Полежав, понял: ход крейсера и вибрация корпуса остаются такими же ровными. С момента, когда здесь побывал Кулигин, прошло около трех часов. Если они и устроили засаду, то должны были давно ее снять. Да и вообще, теперь, когда все закончено, он может вести себя естественно. А естественным для него будет сделать то, что он делает каждое утро: зарядку на пятачке перед ангаром.
Раздевшись до плавок, спустился с яхты, вышел из ангара. Оглядевшись, размялся, сделал несколько упражнений на растяжку, затем перешел к кувыркам и кульбитам.
Он оказался прав: и рядом с ангаром, и вообще на палубе было пусто.
Покончив с зарядкой, вернулся в ангар. Делая вид, что занимается подчисткой, начал осматривать корпус. Нарочно начал осмотр с носа. Подойдя к корме, вгляделся. Тщательно осмотрел все поверхности, в том числе винт и лопасть руля. Нет, ничего подозрительного здесь, на корме, не было. Во всяком случае, он ничего не видел.
Постояв у кормы, подумал: ладно. Его глаза не замечают никаких изменений, но у него ведь есть техника. Самая совершенная разведтехника, которую смог достать для него Гущин. Чтобы понять, что мог здесь установить Кулигин, не нужно быть мудрецом. Теоретически Кулигин мог установить здесь две вещи: или скрытый мини-микрофон, или мину. И то, и другое он может выявить с помощью приборов, которые он отобрал из кейса Гущина. У него есть и особо чувствительный миноискатель, и определитель местонахождения «жучков».
Хотя, по логике, устанавливать скрытый мини-микрофон под кормой яхты — полная нелепость, начать, конечно, надо с поиска «жучка». Кулигин с его изощренностью мог поставить мини-микрофон, чтобы выяснить, о чем они говорят в конце перехода.
Взяв на яхте оба прибора, незаметно исследовал корму. Сколько он ни прижимал к борту определитель, исследуя каждый миллиметр поверхности, скрытых «жучков» в районе кормы не оказалось.
Не подавал сначала признаков жизни и миноискатель. Однако после того, как он провел им наверху, с торца кормы под самым штирбортом, прибор издал характерный звук.
Вглядевглись, Седов понял принцип маскировки, который использовал Кулигин. Воспользовавшись округлыми обводами кормы, спецназовец поставил мину, накрыв ее сверху специально изготовленной искривленной пластиной. Эта пластина, искусно подклеенная тканью и покрытая краской, вписалась в полуовал боковой части кормы как влитая.
Постаравшись, чтобы его движения выглядели как можно более естественными, спрятал миноискатель в карман. Достав платок, вытер появившийся на лбу пот. Ощутил внезапно появившуюся сухость во рту. Значит, на корме — мина. Интересно только, когда Кулигин собирается ее взорвать. Вряд ли он сделает это сейчас, когда яхта стоит в ангаре. Скорее всего это произойдет, когда они спустят яхту на воду. А спустят они ее скоро, когда крейсер войдет в гавань Бендер-Аббаса. И все же время у него есть, до Бендер-Аббаса как-никак остается больше суток хода.
О том, что он обнаружил на корме яхты мину, он должен сказать Глебу и Алле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126