Перрин заставил себя разжать кулаки. То, что должно быть сделано… Ради Фэйли.
Через толпу протолкнулись Берелейн и Айз Седай. Берелейн слегка сморщила нос при виде связанного и растянутого между кольями мужчины. Лица трех Айз Седай не выдали никаких эмоций, словно смотрели на кусок дерева. Эдарра и Сулин, которые тоже были здесь, ни капли не смущенные. Кое-кто из гэалданцев нахмурились и что-то забормотали себе под нос при виде айилок. Масимины грязные оборванцы глядели на айил и Айз Седай почти с тем же выражением, но большинство отвели свой взгляд от трех Стражей и оттащили своих товарищей. Но некоторые дурни не знали предела своей глупости. Масима горящими глазами посмотрел на Берелейн, прежде чем решил сделать вид, что ее не существует. Определенно, кое-кто не знает, когда нужно остановиться.
Нагнувшись, Перрин ослабил веревку, притягивающую кляп распятого человека, и вынул кляп из его зубов. Ему едва удалось отдернуть руку, избежав укуса, которому позавидовал бы и Ходок.
Тотчас, айилец откинул голову и запел глубоким и чистым голосом:
Омойте копья – когда солнце восходит.
Омойте копья – когда солнце садится.
Омойте копья – кто страшится смерти?
Омойте копья – мне такой неведом!
Масима разразился смехом. Волосы Перрина зашевелились. Прежде он никогда не слышал, как смеется Масима. Звук был не из приятных.
Он не хотел терять палец, поэтому вытащил топор из петли на поясе и осторожно, кончиком навершия надавил на подбородок человека, чтобы закрыть ему рот. Глаза цвета неба взглянули на него с темного от солнца лица, без тени страха. Человек улыбался.
– Я не прошу тебя предавать твоих людей, – сказал Перрин. Он постарался сохранить голос ровным и спокойным, и у него заболело горло от подобной попытки. – Вы Шайдо захватили несколько женщин. Все, что я хочу знать, как мне их вернуть. Одну из них зовут Фэйли. Она почти такая же высокая, как большинство ваших женщин, с темными раскосыми глазами, с крупным носом и полным ртом. Красивая. Ты наверняка запомнил бы ее, если б увидел. Ты видел ее? – Он отвел топор и выпрямился.
Шайдо с минуту смотрел на него, затем поднял голову и снова запел, не сводя глаз с Перрина. Это была веселая песня с удивительным оттенком танца:
«Раз повстречался паренек – он был вдали от дома.
Глаза его желты, а голова дубова.
Просил поймать рукой дымы, и показать страну воды.
Он в землю головой и вверх ногами встал:
«Как девка танцевать умею», – он сказал.
Что может вечность простоять, меня он обманул.
Он убежал, лишь только глазом я моргнул».[1 - Перевод стихотворения AL.]
Откинув голову Шайдо засмеялся глубоко и раскатисто. Словно лежал на кровати.
– Если… Если ты не можешь сделать этого, – с отчаянием сказал Айрам, – тогда уходи. Я присмотрю за этим.
То, что должно быть сделано. Перрин обвел взглядом лица вокруг него. Арганда хмурился и теперь смотрел на него с такой же ненавистью, как и Шайдо. Масима, воняющий безумием, и наполненный презрением и ненавистью. Нужно уметь причинять боль даже камню. Эдарра, ее лицо было такое же невозмутимое, как и у Айз Седай, руки спокойно сложены на груди. Даже Шайдо знают, как терпеть боль. На это уйдут дни. Сулин, шрам пересекающий ее щеку бледнел на покрытой морщинами коже, взгляд был спокойный, а запах требовательный. Они будут поддаваться медленно, настолько медленно, насколько это возможно. Берелейн, остро пахшая правосудием, правительница, которая приговаривала людей к смерти, и никогда не терявшая из-за этого сон. То, что должно быть сделано. Суметь причинить боль камню. Использовать боль. О, Свет, Фэйли!
Взлетая, топор в его руке был легким, как перышко, а упал с силой молота, бьющего по наковальне, перечеркнув левое запястье Шайдо.
Человек скорчился от боли, затем судорожно разогнулся, нарочно обрызгав кровью лицо Перрина.
– Исцелите его, – сказал Перрин Айз Седай, сделав шаг назад. Он не пытался вытереть лицо. Кровь просочилась ему в бороду. Он чувствовал пустоту. Он не смог бы поднять топор снова, даже если бы ему пришлось сделать это ради спасения собственной жизни.
– Ты сошел с ума, – гневно произнесла Масури. – Мы не можем вернуть человеку руку!
– Я сказал просто: исцели его! – прорычал он.
Сеонид уже приближалась, поднимая юбки чтобы присесть возле человека. Он пытался дотянуться до обрубленного запястья, чтобы зубами попытаться остановить кровь. Но в его глазах не было страха. Как и в его запахе. Ни капли.
Сеонид схватила Шайдо за голову, и неожиданно он снова содрогнулся, дико размахивая рукой. Поток крови из его руки уменьшался и исчез, когда он с посеревшим лицом опустился на землю. Он поднял обрубок левой руки чтобы взглянуть на гладкую кожу, которая теперь покрывала запястье. Перрин не разглядел остался ли шрам. Мужчина снова ему улыбался, скаля зубы. И по-прежнему в его запахе не было ни капли страха. Сеонид тоже как-то посерела и осунулась, словно подошла к своему пределу. Алхарра и Винтер, сделали шаг вперед, но она отстранила их, с тяжелым вздохом поднявшись самостоятельно.
– Мне сказали, что вы можете терпеть боль днями и ничего не сказать, – произнес Перрин. Его голос прозвучал слишком громко, даже для него самого. – У меня нет столько времени, чтобы вы смогли показать мне насколько вы крепкие и храбрые. Да, я знаю, что вы храбрые и крепкие. Но моя жена слишком долго в плену. Вас разделят, и будут спрашивать о нескольких женщинах. Видели ли вы их и если да, то где. Это все, что я хочу знать. Не будет никаких углей или чего-нибудь в этом роде; только вопросы. Но если кто-нибудь откажется отвечать, или если ваши ответы будут слишком разными, тогда каждый будет что-нибудь терять. – Он был удивлен, что все еще может держать топор. Лезвие было покрыто красным.
– Две руки и две ступни, – холодно произнес он. Свет, его голос похож на лед. Он чувствовал себя так, словно его кости превратились в лед. – Это значит, что у вас будет четыре шанса ответить одинаково. А если вы все не скажете ни слова, я все равно вас не убью. Я отыщу деревню, в которой вас оставлю, какое-нибудь местечко, где вы сможете попрошайничать, где-нибудь, где мальчишки будут бросать монеты безногим и безруким свирепым айильцам. Подумаете над этим, и решите, не лучше ли вернуть мне мою жену.
Даже Масима уставился на него, словно никогда прежде не видел стоящего перед ним человека с топором. Когда он повернулся, чтобы уйти, люди Масимы и гэалданцы расступились перед ним так широко, что между ними без труда смог бы пройти кулак троллоков.
Он обнаружил перед собой ограду из заостренных кольев и лес на сотню шагов вокруг, но не изменил направления. Держа топор в руках он шел, пока его не окружили огромные деревья, и запах лагеря не остался позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231